«Мне кажется, что Вы — интересный человек». — «Возможно, Вы не ошиблись…»
Мы познакомились на улице. Мое внимание привлекла женщина в шляпке с цветочком: в ее походке читались интеллигентность и легкость.
Когда-то отец Андрей сказал, что о человеке можно сказать, даже глядя на него со спины. Я догнала пожилую леди и выяснила, что она — актриса, родилась еще до войны и, несмотря на возраст, до сих пор выходит на сцену. Мы договорились встретиться после спектакля «Вечар». Позже я узнала, что случайная знакомая — Зинаида Петровна Зубкова, советская и белорусская актриса театра и кино, народная артистка Республики Беларусь. Уже 65 лет, с тех пор как окончила театральный институт, она служит в белорусском Национальном академическом театре имени Янки Купалы в Минске.
Спектакль «Вечар» пролетел на одном дыхании. Двое стариков и их соседка преклонных лет коротают век в вымирающей деревне. Это вечер их жизни, время подводить итоги…
Я дождалась Зинаиду Петровну в холле, и она пригласила меня в свою гримерку. На стене — икона Богородицы, фотографии известных артистов.
Этот спектакль мы играли еще молодыми. Время приходит, и оно другое. Сейчас мне легче играть свою роль, хотя я помню войну. Когда она началась, мне было три с половиной года. Очень страшный путь, в котором был концлагерь «Шталаг-340» — лагерь смерти для русских.
Сейчас этот монолог мне легко исполнять. Я уже как бы подвожу итоги жизни. Тогда я могла фантазировать, а сейчас — всё налицо. Это страшно, не приведи Господь. Сейчас пьеса Алексея Дударева, по которой поставлен «Вечар», включена в школьную программу. Дети приходят на спектакль и плачут. А старшие — звонят своим родителям.
— Как вера вошла в Вашу жизнь?
— Мои родители не были революционерами. Мама родом из России, вышла замуж за моряка из Кронштадта. Папа служил старшим лейтенантом. У меня есть газеты, где рассказывается о его подвиге — он собой закрыл амбразуру.
Дома у бабушки висела икона. В праздник она надевала белую косыночку, зажигала лампаду, вставала на колени и шептала слова молитвы.
Я поступила в Беларусь, в театральный институт, а до этого воспитывалась в Латвии. Там все были верующие — или католики, или православные, атеистов я не встречала. После войны прошло короткое время, а в самую страшную минуту первое, что делают люди — обращаются к Богу.
Помню, в 1960 году в латвийском городе Даугавпилс, где мы жили с мамой, стоял очень красивый голубой храм в честь Владимирской иконы Божией Матери. Моя мама была прихожанкой этого храма. По приказу Хрущева его взорвали, и у меня осталась в памяти картинка: горстка стекла. Я там увидела хрустальную подвеску, взяла ее себе, но ощутила, что надо пойти и положить этот кусочек хрусталя на место. То есть я всегда боялась Бога, но в церковь стала ходить благодаря дочери. Она глубоко изучала Православие и даже хотела принять монашество. Ездила в Россию к старцу Иоанну Крестьянкину за благословением. Батюшка благословил ее создать семью. Сейчас моя дочь в Германии, принимает деятельное участие в церковной жизни и строительстве православного храма.
Я связана с Церковью, может быть, духовно, и у меня есть потребность в молитве. Часто говорю батюшке: «Не думайте плохо об актерах. Мы без креста не выйдем на сцену». Талант — это не наше. Это нам Бог дал. Слава Богу, я его нашла. Я с детства искала самовыражение в искусстве. Мама отдала меня в музыкальную школу, еще я танцевала, рисовала — вся атмосфера способствовала. И вот с Божией помощью всё получилось.
Нет никакого противоречия в служении Богу и театру. Ведь мы же всегда несем добрую весть. У нас нет спектаклей, которые проповедуют зло, — только добро. У нас в театре и молодежь вся верующая. Я знаю, что все они ходят в храм. Никто не афиширует, но это в порядке вещей.
— Как, по Вашему мнению, изменились люди за последние десятилетия в духовном плане?
— Я смотрю по церкви: народу очень много. Сейчас пустых храмов нет. Я стояла вчера перед нашим кафедральным собором… Туда приезжают экскурсии отовсюду, и женщины помнят, что в брюках нельзя зайти в храм, у них у всех газовые платки, они их завязывают. Раньше такого не наблюдалось. Сейчас многие приходят в храм, благодарят. Мой — собор Петра и Павла. Посмотрели бы вы, сколько на праздник там людей и сколько причащающихся!
— В чем для Вас заключается счастье?
— Счастье — это когда порядок в душе. Чтобы этот порядок появился, надо иметь чистую душу, а чистую душу вы можете найти только в Церкви. Поисповедуйтесь, почувствуйте все свои слабости, поплачьте — и вам станет легче, особенно когда вы говорите с батюшкой один на один.
Сейчас люди не расстаются с мобильными телефонами. Им некогда заглянуть в свою душу. Это отвлекает на какие-то мелочи. Особенно мне детей жалко. Ребенок в песочнице — мама сидит в телефоне. Он что-то говорит, а она кивает: «Да, да, да» — а на самом деле не видит своего ребенка, не чувствует его. Чем ближе мать к детям, тем они потом будут более целомудренными.
— Вы думаете после выступления о том, как всё прошло?
— Конечно, анализирую. Пока я от театра дохожу до дома, у меня перед внутренним взором проходит весь спектакль. Чувствую, где я недобрала или перебрала. Я слышу воздух и дыхание зала.
У меня есть две самые любимые роли: в спектаклях «Вечар» и «Свадьба». Со «Свадьбой» Чехова мы объехали много стран. Он был музыкальный, хореографический и с текстом. Я пела Стравинского, танцевала. У меня было мало текста, но эту мою роль зрители запомнили.
— Вы всегда выглядите элегантно…
— Надо любить себя, я имею в виду не в плохом смысле. Вы выходите на улицу — кругом красота такая, тем более в Минске, и выйти неубранной, неприбранной — это стыдно, особенно в возрасте. Ладно, в молодости — всё хорошо: и так, и эдак… А в мои лета надо ходить так, чтобы молодежь посмотрела и сказала: «О, я тоже такая буду старенькая». Я не пользуюсь помадой и тенями — для каждого возраста своя красота, — но шляпки люблю!