Все части здесь
«Дед Тихон, почуяв одну и ту же беду второй раз в своей жизни, вырывает девчушку из деревенской жизни, где на нее положил глаз молодой барин Алексей. Бегство начинается с тревожного шепота ночью и узелка с припасами и продолжается до тех пор, пока их не настигает оскорбленный барин».
Глава 2
— Слухай, Настенька, — зашептал дед, — севодни, как свечерееть — домой ступай, как всегда. А у хате тишком собери себе узелок… да штоб никто ня видал.
— Дедуся, чаво ты задумал, родимый? — перепугалась Настена.
— А ты не перебивай мене… спать ложиси, да токма не спи. А как уснуть усе у хате, возьми свой узелок и на двор выйди, я тебе тама ждать буду.
Настена прижала руки к груди и зашептала:
— Дедусь, куды ж мы?
— Покамест и сам ня знай. Подальше отседова. Глаз на тебе молодой барин положил — вот чаво. Ня женится ни за какие коврижки, а попользует тебе шибко. Пропадешь ты ня за понюшку табака. А потом ишо кому отдадуть — баловатьси. Ты што ж думашь, впервой им? Нет. Енто известная барская забава. Возьмут девку — спортят, набалуются, а када всем надоесть — то и нет девки. Куды, зачем — никто не знат.
Настя с ужасом смотрела на деда:
— Дедусь, да нешто правду гришь?
— Вот тебе крест, унуча! — дед размашисто перекрестился. — Была невеста у мене Василиса, да глянулась она не токма мене. А ишо и барину нашаму.
— Ивану Федоровичу? — ахнула Настя.
— Яму окаянному. Да токма пороху у мене тада не хватило. Молодой был да негораздок.
— И что ж с Василисой, дедусь?
— Наигралси да в Остоженскую отправил, а оттуда в Гринево. А потом ее вроде уж и в городе видали. А там дальша — и не знай. Пропала Василиска — ни слуху и ни духу.
— Ой, деда. Да как жа? А мамка, тятька? Да куды ж мы с тобой?
— Настена, ты что ж хочешь, как моя Василиса? Настенька, окстись, унуча.
— Нет, деда, не хочу, — твердо сказала Настя. — Уйдем с тобой.
— Тада делай, как говорено.
Настя кивнула и сделала все, как сказал дед.
Когда она ночью вышла из хаты, и дед взял ее за руку, Настя обернулась на родной дом последний раз. В окне тускло горел огарок свечи, за занавеской кто-то зашевелился — показалось. Ни слов, ни слез не было. Только сердце сжалось, как кулак.
«Такая судьба,— говорила всегда бабушка. — Господь-то, он лучша знат!»
В груди у деда будто птица забилась — не радость, нет. Скорее страх с облегчением. Девка — с ним. Но что теперь? Ни пути, ни плана. Только ноги и темень лесная. Дальше уж не только он ведет — Бог ведет.
Они шли в молчании, в темноте. Настя вздрагивала от каждого хруста ветки под ногами, сжимая в ладонях узелок — маленький, как сердце в груди, а тяжелый, будто камень. Все казалось зыбким: ночь, дорога, даже дед рядом — будто сон все это. Только запах дыма, оставшийся в косах, да дрожь в животе говорили, что это наяву.
Луна была то рядом, то пряталась, будто боялась видеть, что творится. А дед шел, как дерево, — прямо, будто дорогу знал не глазами, а нутром, каким зверь чует воду. В какой-то миг Настя обернулась — деревня, родная хата, все осталось далеко за спиной.
Шли долго, не останавливаясь, до самого утра. Рассвет встретили в лесу. Солнце осветило макушки деревьев, и стало совсем светло. И лишь когда оно было уже достаточно высоко, дед разрешил присесть. Настя очень устала, но послушно шла и не просила пощадить, хотя сбила в кровь ноги, хотела пить и есть.
Иногда ей казалось, что дед знает дорогу не глазами, а каким-то другим чувством. Он не сбивался, шел точно, будто слышал, где опасность, а где можно передохнуть. Настя же видела только стволы, корни, пни, кусты…
И вот наконец вышли к кромке леса:
— Теперь не догонят.
Дед выбрал место на светлой поляне под кривой березой, раскрыл свой узелок — там оказался хлеб, сало, картошка и яйца.
Немного подкрепились, попили воды из ручья, который протекал здесь же.
— А таперича надо поспать немного, а то не сможем идти дальше. Спи, унуча, отдохнем пару часиков, и снова в путь. Надобно подальше уйти, в соседнюю губернию, где нашего барина никто не знат. Вот туды путь и держим.
Настя лежала, прижавшись к корням березы, и думала: неужели все это теперь и есть ее жизнь? Холод под лопатками, хруст в животе, дым костра в волосах. А ведь недавно… будто бы недавно… она кормила кур, слушала, как мама причитает, штопая отцову рубаху, смеялась с подружками у колодца.
А теперь — ничего не будет. Ни дома, ни песен, ни родных. Один только дед, как последняя нить, что держит от расползания. Она закрыла глаза, но не спала — слышала, как дед дышит, как ветер шевелит траву, как лес будто прислушивается к ним. Он примет или отвергнет?
…А тем временем в деревне всполошился молодой барин Алексей. Где Настенька? Да и старый садовник исчез — будто сквозь землю провалился. Барин Иван Федорович гневно колотил палкой по крыльцу, приказывая с утра всех перебудить:
— Чтоб к обеду девку нашли, а иначе — батогами все биты будете!
Слуги бегали, от страха сопели, смотрели в каждый подпол, чердак, и даже в бани заглядывали. На берег выходили — а вдруг утопилась с горя? Не нашли. И старик как сквозь землю провалился.
Настины батя с матерью лишь руками разводили: пришла вечером, спать легла, а утром и след простыл.
…Настенька встрепенулась, дед Тихон еще спал. Над ними пела птица — тоненько, будто изнутри березы, а трава щекотала щеку.
Настена села, огляделась.
Лес вокруг был незнакомый, будто бы совсем другой, чужой.
Она достала из узелка кусочек хлеба и погрызла. Потом аккуратно, чтобы не разбудить деда, вынула из-за пазухи свой гребешок. Расплела косу, начала пряди разбирать. Волосы спутались в дороге. На тонких пальцах — ссадины, под ногтями — мох.
Вдруг Настеньке тревожно стало, заворочалось в груди что-то противозно, и будто кто погнал. Встала она тихонько и вышла за кромку леса, недалеко от деда отошла — вон, видно его, а тут будто из-под земли барин на лошади вырос — Алексей Павлович.
Все утро он требовал, чтобы Иван Федорович крестьян в лес отправил на поиски Насти, как чувствовал, что сбежала девка.
А Иван Федорович ни в какую:
— Да здесь она, в деревне прячется. Найдем. Какой такой побег, Алешенька? Испугается.
Но молодой барин не послушался никого — запряг скакуна, и в путь. Долго скакал без всякой надежды, хорошо понимая, что если ушла, то в лес. А он в лес побаивался углубляться. Заезжал недалеко и снова выныривал на дорогу, чтобы не потерять ее из виду. И вот удача — выехав очередной раз из леса, он прямо на девку и напоролся.
Лицо у Алексея перекосило от злобы: «Все таки сбежала чернь грязная. Не видит своего счастья дура набитая — сам барин Алексей Павлович на нее внимание обратил. Одел бы в шелка, в уши изумруды вставил, на ноги сафьян!»
Пронеслось все это моментом в его голове, выхватил он плетку и стегнул как следует Настю по спине, девка уж бежать в лес с криком кинулась. Упала она от удара, а он соскочил с коня, и такой азарт его одолел, что решил он тут же в лесу овладеть ею первый раз. Звериное место разбудило звериные инстинкты.
Татьяна Алимова