Выдумка о якобы французском происхождении слов шаромыжник, шваль и шантрапа относится к разряду популярнейших этимологических мифов, связанных с Отечественной войной 1812 года. По растиражированной в интернете легенде, голодные французские пленные просили у русских солдат хлеба, обращаясь к ним со словами сher ami – «дорогой друг». За это, дескать, несчастных французов и стали называть шаромыгами или шаромыжниками. А потом так стали называть всякого жуликоватого оборванца.
Слово шваль тоже якобы обязано своим появлением наполеоновскому нашествию. Будто бы истощенные лошади (фр. – cheval) отступающей великой армии представляли настолько жалкое зрелище, что в русский язык это слово вошло со значением «дрянь», «сброд». На просторах сети гуляет миф и о поедании голодающими французскими солдатами издохших лошадей – падали. Отсюда, дескать, экспрессивное значение «падаль» возникло и у слова шваль.
Для полноты картины стоит упомянуть и слово шантрапа. По свидетельствам многочисленных сайтов, русские помещики брали к себе французов для обучения детей музыке и танцам. Когда такой учитель набирал крепостных детишек в помещичий хор, он отбраковывал негодных, говоря chantera pas (не будет петь). Так-де и пошло по Руси слово шантрапа в значении «ничтожный, дрянной человек».
Все эти истории – не более чем выдумки. Лингвисты называют такое языковое мифотворчество любительской или народной этимологией. Когда неспециалист сталкивается с двумя похожими по звучанию словами, да и еще в разных языках, возникает соблазн найти между ними прямую связь. На самом деле, ни к французам, ни к войне 1812 года перечисленные выше слова никакого отношения не имеют.
Тем не менее, война 1812 года оставила след в русском языке, но он совсем иного рода. В этом отношении представляет интерес, например, слово беспардонный, значение которого в дни вторжения в 1812 году заметно отличалось от современного – «наглый, бессовестный».
Все знают, что pardon по-французски – «простите, извините». Отсюда может сложиться впечатление, что прилагательное беспардонный характеризует наглеца, который никогда не просит прощения. Но это заблуждение. В начале XIX века слово беспардонный образовалось сложением русского предлога без с французским существительным: без пардону значило «без жалости, без пощады». Таким образом, беспардонный – «непрощающий, беспощадный, безжалостный».
В «Письмах москвича», очевидца событий 1812 года, напечатанных в «Бумагах» Щукина, имеется такое место: «Между фуражерами были беспардонные, т. е. в латах» и далее: «Лишь успели вынести, что подле нас было, как вдруг являются беспардонные. Прощай все!».
Правда, народ-то у меня славный! — прибавил артиллерийской офицер с ужасной улыбкою, — все ребята беспардонные; сантиментальных нет!
М. Н. Загоскин. Рославлев, или Русские в 1812 году (1830)
Представляет интерес выражение новобранцы, неоднократно встречающееся с необычным значением в «Рассказе о двенадцатом годе крепостной А.Н. Саймонова»: «Французы настоящие – добрые. Зато уже эти новобранцы всякие у них да немчура никуда не годилась: грабят да крещеный народ обижают». По значению, это не новобранцы (солдаты-новички), а солдаты не французского происхождения. Кстати сказать, нашему понятию новобранцы в лексиконе «Великой армии» соответствовало слово конскрипты, встречавшееся в речи привилегированных групп населения.
В дни бегства армии Наполеона появилось еще несколько лексических новообразований. Сюда можно отнести выморозки. Так зимой 1812 года прозвали французских пленных, уцелевших от морозов: «Мы уже отправили несколько партий выморозков в Архангельск, на Кавказскую линию и пр. Это выморозки наполеонцов». («Сын отечества», 1818). Это слово было заимствовано из словаря виноделов и виноторговцев (ср. там же: «Не подумайте, что это выморозки известных вин»).
Слово мародеры так же получило широкое распространение у нас главным образом со времени Отечественной войны 1812 года. В приказе по войскам от 29 сентября 1812 года читаем: «Есть между нами сотоварищи ваши, которые, отлучись самовольно от команд своих, шатаются по деревням и лесам под именем мародеров. Имя гнусное, никогда не слыханное в русских войсках, означающее вора, грабителя и разбойника». В народной речи это новое иностранное слово подверглось «этимологизации». Так получилось слово миродер: «[крестьяне] сражаются с толпами мародеров, которых они по своему называют миродерами»; («Русский вестник», 1814).
Во время французского вторжения Наполеон пытался установить в России порядки, существовавшие во Франция. Только что назначенный Наполеоном «интендант или управляющий городом и провинцией» Лессепс обратился к жителям Москвы с провозглашением, в котором доводил до их сведения, что в Москве учреждается «Муниципалитет, или Градское правление», во главе которого будет стоять «градской голова» (во французском тексте – мэр), «правительство» назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров и 20 комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех прежних частях города» («Бумаги» Щукина). Об учреждении муниципалитета в Москве сообщается и в «22-м бюллетене Великой армии», причем Лессепс именуется здесь «генеральным консулом», который получил звание «интенданта московской провинции» (Отечественная война и русское общество, т. IV).
Нечто подобное имело место в Смоленске: «открывается новое присутствие под названием муниципалитет, т.е. градской правительственный совет» (из французского воззвания в Смоленске. Отечественная война в пределах Смоленской губернии. СПб., 1912). Был и там «интендант города». Только «градской голова» назывался мэром. Именно мэром города Смоленска именовался титулярный советник Рутковский. И в обращении к нему потреблялось мэр: «Я просил вас, господин мэр» («Русская старина», 1901, апрель).
П.Я. Черных, в статье «Недаром помнит вся Россия», посвященной лексическим новеллам 1812 года, писал: «Любопытно, что от эпохи Отечественной войны 1812 года в русском языке почти не сохранилось никаких собственно французских слов, как не осталось в нашей лексике и польских ходовых словечек, появившихся в начале XVII века, и немецких слов периода второй мировой войны и временной оккупации немцами части нашей территории».
Исключениями стали слова пардон и капут. «Капут ненавистному Наполеону» и примечание на той же странице: «Слово капут, обыкновенно употребляемое наполеонцами. Оно значит: гибель, смерть. Умирая потом от стужи и голода, кричали они сами на себя: капут, капут». «Письма из Витебска» («Сын отечества», 1818).
Еще одно слово, которое вошло в широкий оборот в 1812 году, это слово партизан. Французское по происхождению оно было известно в России с XVIII века, но употреблялось только в языке военных. В 1812 году оно быстро вошло в действующий словарь с несколько новым оттенком значения (не «боец военного отряда особого назначения», а «боец партизанской дружины, действующий в тылу у противника самостоятельно, на свой риск и страх»).
Это, конечно, не полный перечень слов, пополнивших русский лексикон во время французского вторжения, но он представляется мне любопытным, поскольку мало кто задумывается, что такие обыденные сегодня слова, как мэр, муниципалитет, партизан, интендант, мародер и др. вошли в нашу речь в то время.