Кирилл не то чтобы был слабохарактерный — просто у него это выглядело как вид спорта. С детства тренировал терпение на собственных родителях, в юности — на соседях, ну а когда женился, началась Олимпиада.
Свадьба с Олей была как из методички: всё строго, дорого, безвкусно. Даже фотограф выдал жениха, похожего на усталого клерка, и невесту с лицом «я знаю, что делаю». Только тёща сияла как коронованная особа. Анна Игоревна вообще считала, что раз дала дочери жизнь — теперь может распоряжаться её мужем.
— Ну наконец-то, — сказала она, глядя на Кирилла с таким выражением, будто он был не зятем, а мебелью, которую удачно выбрала на распродаже. — Ты хоть не такой, как твой предшественник. Не пьёшь, не дерёшься, зубы все на месте.
— Да, я из новой коллекции. С гарантией. — Кирилл попытался пошутить, но её лицо оставалось недвижимым, как фасад налоговой.
Жили они сначала у родителей Оли. То есть у Анны Игоревны. Кирилл в первые месяцы пытался шутить, что ему повезло с «двумя женами по цене одной», но скоро понял: юмор — вещь скоропортящаяся. Особенно если использовать его не по назначению.
У Оли была мечта — своя квартира, с ремонтом «как в журнале». У Кирилла была ипотека. Она — мечтала. Он — платил.
— Ну зачем тебе эта старая двушка? — убеждала его Оля, держа в руке бокал вина и залипая в Pinterest. — Вот смотри: вон там у мамы стоит старая квартира от бабушки. Если мы её освежим, сделаем современно, сдавать будем, или даже жить, если повезёт!
— Освежим? Ты её видела? Там ванна цвета «никогда не мойся» и проводка из эпохи динозавров. — Кирилл уже начал гуглить «как отремонтировать квартиру без развода и психиатрии».
Но Оля была убедительна. А её мать — неумолима.
— Мы доверяем тебе, — говорила Анна Игоревна, раскладывая план квартиры на кухонном столе. — Ты же айтишник, у вас там мозги работают. Смету сам составишь, рабочих наймёшь. У тебя ж есть знакомые?
— Ага, у меня знакомые только по Wi-Fi… — пробормотал он, и пошёл делать, как велено. Всё равно, что биться головой о стену — сначала больно, потом привыкаешь, а потом стена трескается.
Квартира была на первом этаже и пахла прошлым. Стены пыльные, окна тусклые, как глаза старого кота. Кирилл впахивал по ночам, днём ходил по стройматериалам. Рабочие, которых он нанял, дважды удирали с объекта, один — в Турцию, другой — к любовнице. Пришлось самому красить, штукатурить, выбирать плитку.
Когда он привёз Олю, чтобы показать «почти готово», она зашла в новую кухню, осмотрелась и сдержанно сказала:
— Ну… жить можно. Только столешница дурацкая. Я же просила серую, а это какая-то… гнилая груша.
— Это дуб. — Кирилл стоял, облитый потом и штукатуркой. — А серой не было. Да и денег уже нет.
— А что, если мама ещё подкинет? Всё-таки её квартира.
Он тогда впервые почувствовал, как что-то треснуло внутри. Что-то не связанное со штукатуркой.
Но поначалу он списал это на усталость. Переработал. Перегорел. Ну бывает.
Они переехали в квартиру после ремонта. Красиво вышло. Да, пришлось продать машину, одолжить у Кати — его старшей сестры, которая сразу сказала:
— Слушай, Кирюх, ты уверен, что тебе это всё надо? У тебя на лице уже третий подбородок появился, а у неё — третий чемодан с одеждой. Причём с бирками.
— Да нормально всё. Мы же молодая семья. Бывает сложно.
Катя посмотрела на него с тем выражением, которое бывает у медсестёр, когда пациент говорит: «Да я сам себе аппендицит вырежу, ничего сложного».
А через месяц после новоселья Кирилл забыл дома телефон. Просто забыл. Это и стало поворотным моментом всей этой драмы. Потому что вернулся он внезапно, в обед, когда Оля должна была быть на работе.
— Ты чего пришёл? — удивилась она, стоя на кухне, закусывая оливку.
— Телефон забыл. И почему ты не на работе?
— Я в отпуске, если ты вдруг забыл.
Он взял телефон, но что-то в нём грызло. Тревожное, липкое. Через полчаса, когда он вернулся в офис, он всё-таки открыл её мессенджеры. Любопытство — штука опасная. Особенно если тебе кажется, что тебе нечего бояться.
Переписка с матерью была… учебником по использованию мужчин в быту. Название могло бы быть: «Как за счёт лоха сделать капитальный ремонт и не тратиться на ипотеку».
— Ты его держи под контролем, — писала Анна Игоревна. — Он пока вкладывается. Как только всё доделает — подаёшь на развод. И пусть забирает свой ноутбук, если сильно хочет. Квартира теперь наша. По документам — на меня.
Оля отвечала смайликом и гифкой, где блондинка щёлкает пальцами и исчезает в клубах дыма.
Кирилл читал и не верил. Пролистывал. Пальцы дрожали, как у подростка на экзамене. Каждое новое сообщение — как пинок в грудь.
— Я же… Я ж это всё для вас…
Он встал, подошёл к зеркалу в туалете и уставился в него.
Знаешь, Кирюх, вот в чём прикол? — подумал он. Ты не жертва. Ты инвестор. Только вложился в фонд «Обман и Мать».
Вечером он пришёл домой тихо. Вошёл. Не стал хлопать дверью. Просто сел на кухне.
Оля вышла, держа бокал вина.
— Чего такой мрачный?
— Переписку с мамой читал.
Она побледнела. Присела напротив. Тишина висела между ними, как мясо на крючке.
— Послушай, Кирилл… Ты всё неправильно понял.
— Да, особенно гифку. Там, где ты исчезаешь. Очень художественно. Спасибо.
— Это… Это просто шутки. Мамы. Она всегда так. Ну, манипулирует словами.
Он откинулся на спинку стула.
— Я тебе кое-что скажу. Вот как программист программисту. Если ты не хочешь, чтобы кто-то прочитал твои мысли — не записывай их в чат.
Оля помолчала. Потом поджала губы.
— Ну а ты сам-то чего ожидал? Всё вечно вкладываешься, как дурак. Даже не спрашиваешь, нужно это кому-то или нет.
— Надо было спросить у твоей матери, видимо.
— А надо было быть умнее. — Она встала. — Всё, хватит. Мы всё решили. Развод. Быстро, без лишних вопросов. Квартира — мамина. Документы есть. Сама знаешь.
Он встал. Медленно. Тихо. Подошёл вплотную.
— Ну что ж. Тогда я тоже кое-что решил.
— Что?
Он достал флешку и положил на стол.
— Это твои пациентские данные. Твои служебные чаты. Всё, что ты пересылала матери, когда помогала ей «разобраться» со своими знакомыми по больнице.
— Ты… ты не посмеешь.
— Посмею. Ты ж говорила, я программист. С мозгами.
Он ушёл в ту ночь. Не хлопнув дверью. Но хлопнуло что-то внутри. Громко. Без обратного хода.
Катя нашла его на диване — в своей квартире, в трениках и вонючей толстовке, с лицом «я видел всё, включая дно». Он сжимал в руке пустую чашку, будто там могла быть ещё капля кофе. Но кофе закончился вчера. Как и иллюзии.
— Господи, ты похож на бомжа, который знает пароль от всех банков страны, — с порога выдала она, бросая сумку на пол. — Встал. Душ. Уборка. Потом страдать.
— Я не страдаю, я… анализирую. — Кирилл даже не обернулся. — Это терапевтическое обнуление. По Достоевскому.
— Достоевский, блин, тоже женат был. И писал, между прочим, сидя, а не лежа в обнимку с кошачьей шерстью.
Катя не была нежной. Она была нужной. Старшей. Той, кто знает, где у брата жмёт, и давит туда, пока он не встанет. Что он и сделал, спустя пару часов, уже в рубашке и джинсах.
— Чего ты хочешь? — спросила она, поставив перед ним чашку с крепким чаем, в который плеснула поллимона.
— Вернуть себя. А ещё — деньги за ремонт. И если уж по полной — то репутацию испортить им обеим, чтобы впредь не расслаблялись.
— Красиво. Только не сядь. Закон помни.
Кирилл уже помнил. Весь прошлый вечер он читал статьи и искал лазейки. Квартира действительно была оформлена на Анну Игоревну, как «наследство от бабушки». Но ремонт он делал за свои. Причём немаленькие. А значит, мог требовать компенсацию через суд. Только надо было доказать суммы.
И он стал собирать. Все чеки. Фото «до» и «после». Переписки с рабочими. Даже сел монтировать видео «Как я за два месяца из ада сделал студию». Получилось тревожно, уныло и очень наглядно.
Монтаж был куда проще, чем жизнь.
А тем временем фронт напротив тоже укреплялся. Анна Игоревна не спала. Точнее, не спала она всегда — но теперь прям в военном режиме. Звонила юристу, судорожно вспоминала, на кого оформлен счёт за ЖКХ, и пыталась убедить Олю, что «всё это можно отыграть обратно».
— Ты почему истерику не закатываешь? — рявкала она в трубку. — Где женская магия? Где манипуляции? Где, прости Господи, беременность под шумок?
— Мам, ты серьёзно сейчас?
— Я вечно серьёзно! А ты сядь и подумай: хочешь ты потом жить с клеймом «брошенная с одной квартирой на троих»?
Оля злилась. Но не на мать. На Кирилла. Он вдруг стал тем, кого сложно обмануть. Он перестал быть удобным. Сломался, как калькулятор в «Пятёрочке», когда его просят делить на ноль.
Кирилл подал заявление на развод первым. Суд назначили через месяц.
— Я так понимаю, прелестей совместной жизни ты описывать не будешь? — спросила судья с утомлением человека, который видел больше браков, чем загс в Воронеже.
— Только если вас интересуют гифки с исчезающими невестами, — сухо отозвался Кирилл.
Судья усмехнулась. Подписала. Развод оформлен. Без истерик. Без слёз. Без театра. Хотя тёща пыталась устроить спектакль прямо в холле.
— Ты думаешь, ты выиграл?! — Она подбежала к нему, звеня браслетами и злобой. — Ты просто сдулся, мальчик. Ты был проектом. Удобной версией зятя. Тебе дали шанс, а ты его просрал!
— А вы перепутали симулятор с жизнью, — сказал он спокойно. — Вышли из игры. Без сохранения.
На выходе из суда он столкнулся с адвокатом. Молодым, уверенным. Тот глянул на него и сказал:
— Восхищён вашей выдержкой. Я таких, как вы, называю «покойник с Wi-Fi». Спокойный, но с информацией, которая может всех похоронить.
Кирилл хмыкнул. Первая улыбка за неделю.
— Так вот. — Адвокат достал визитку. — Если решите биться за компенсацию — звоните. Есть способ, как выбить деньги через суд. Даже если всё на маму оформлено.
И Кирилл решился.
Потому что надо было не просто уйти красиво. Надо было поставить точку. И желательно — жирную, с иском, приложениями и квитанциями.
Оля с матерью были в бешенстве. Они решили, что он ограничится разводом. Но он продолжил.
— Ты серьёзно хочешь, чтобы я продавала эту квартиру? — визжала Анна Игоревна в голосовое сообщение. — Ради чего? Ради того, что ты там на стены клей поклеил и унитаз поменял?
— Ради 1,4 миллиона, которые я туда вбухал, — ответил он холодно. — Я могу и подать на возмещение, и повесить фото ремонта в TikTok с хештегом #обманулилоха.
Суд был долгим. Месяцы документов. Скандалы. Слезы. Оля лишилась работы. Клиника, где она работала, получила жалобу от «некого анонима», и всплыли переписки с разглашением персональных данных. Всё законно. Всё — с доказательствами.
— Ты сломал мне жизнь, — сказала она ему у выхода из суда. — Ты — мстительный.
— Нет, — он посмотрел прямо в её глаза. — Я просто наконец стал взрослым.
Потом он поехал к Кате. Она открыла дверь и долго смотрела.
— Ты похудел.
— Стресс. Новая диета: «пошёл ты и твоя мать».
Она рассмеялась. Впустила. На кухне они пили чай и молчали. Долго. Но молчание не было пустым.
— Слушай, — сказал он вдруг. — А ведь ты меня тогда предупреждала.
— Я тебя двадцать лет предупреждаю. С детства. Просто ты теперь начал слушать.
Он откинулся на спинку стула. В окне было серое питерское лето, дождь по подоконнику — как кто-то тихо аплодировал после долгого спектакля.
— Думаешь, я когда-нибудь полюблю ещё?
Катя подумала. Потом кивнула.
— Конечно. Но теперь ты хотя бы сначала узнаешь, кто у неё мама.
Год спустя.
Кирилл всё ещё пил кофе так, будто это был акт сопротивления системе. Горький, крепкий, без сахара — как сама жизнь после тридцати пяти и развода. Он сидел у себя на кухне, теперь уже своей, полностью. Той самой, в которой он когда-то клеил плитку со злостью в глазах и надеждой в груди. Полы блестели. Холодильник не пищал. Wi-Fi работал. И никто не говорил ему, какой цвет столешницы «настоящий».
Развод, суд, скандалы, перевёрнутые миры — всё это теперь казалось не сном, а чем-то вроде дурного сериала, где он играл главную роль по ошибке.
— Ну что, жить научился? — Катя зашла, как всегда, без стука. Потому что сестры — они как вирус в системе: прописались и не удаляются.
— Более-менее. Иногда даже улыбаюсь без причины. Пугаю кошку.
— Отлично. Пора тебя снова запускать в мир женщин. Только теперь с антивирусом. — Она уселась за стол и поставила коробку с пирожками. — Устроим тебе социальную реабилитацию.
— Только не сайт знакомств. Я не готов к аватарам и женщинам с анкетами "ищу серьёзные отношения, но только если у тебя три квартиры".
— Не переживай. Устрою тебе живую встречу. Настоящую. Без фильтров и фотошопа. — Катя хитро прищурилась. — Помнишь Леру?
— Какую Леру?
— Леру, дочку Веры Сергеевны, соседки с пятого этажа. Ещё с детства бегала за тобой с компотом и травмой привязанности.
Он поморщился.
— Она же уехала в Сочи.
— Вернулась. И работает… угадай где?
— Не дай Бог, в ЗАГСе.
— Почти. Бухгалтер в управляющей компании. Пришла проверять наш дом — а тут я. Ну и, конечно, я задвинула речь, что у меня есть брат, который не только красив, но и умеет в ипотеку.
— Умеет в ипотеку. Спасибо. Вот это характеристика года.
Встреча с Лерой была неожиданно простой. Она действительно выросла. В хорошую женщину, без претензий, без глянца. С глазу на глаз — спокойная. С искрой. Не лезла в душу, но умела слушать.
— Слышала, у тебя теперь целый музей бывших — квартира и история, — сказала она на первом свидании, стягивая пальто. — Сложный экспонат, да?
— Я сам теперь как музейный экспонат. Только с обновлённым аудиогидом: «Не трогать без уважения».
Они смеялись. Много. Впервые за долгое время смех не звучал как попытка заглушить боль. Просто был смех — и всё.
Через неделю она спросила:
— Ты вообще в себя поверил снова? Или пока на гарантии?
Он ответил честно:
— Поверил. Только теперь — с возвратом чувств не позже 14 дней.
Тем временем в другом конце города, в хрущёвке с облупленным фасадом, Анна Игоревна сидела на табурете и пила дешёвый кофе. Та квартира, «отжатая у зятя», давно ушла с молотка. Деньги ушли за долги. А её любимая дочь теперь жила с мужчиной, который называл её "лялька" и занимал у неё деньги «до пятницы».
— Мам, ты чего такая кислая? — спросила Оля, жуя багет с колбасой.
— Я просто думаю, как всё могло быть иначе.
— Ага. А я думаю, почему я когда-то считала Кирилла занудой.
— Он просто не подходил нам, доча.
— Да? А может, наоборот. Может, просто мы не подходили ему. Никогда не подходили.
Анна Игоревна молчала. Руки дрожали. Сердце било тревогу. Но больше всего её раздражало то, что ей нечего было сказать в ответ.
Кирилл стоял на балконе, смотрел на двор. Вечер. Машины, дети, где-то лаяла собака. Лера стояла рядом, в её руке — бокал вина, в другой — мобильник.
— Знаешь, если бы кто-то год назад сказал, что я снова научусь доверять людям, — он сделал глоток, — я бы засмеялся. Или плюнул. В зависимости от настроения.
— Значит, тебе просто повезло. В этот раз — по-настоящему.
Он повернулся к ней. Глянул. И впервые почувствовал не укол, не подозрение, не анализ. А просто — тишину. Спокойную. Тёплую. Как дома, когда не ждёшь гостей.
— Знаешь что? — сказал он тихо. — Ты мне не напоминание о прошлом. Ты мне как… свежий софт. Без багов.
— Значит, не забудь сделать бэкап, Кирилл.
Он засмеялся.
И впервые за долгое время — по-настоящему был счастлив.
Конец.