Утро, как обычно, началось с того, что кто-то грохнул дверью. Не будильник, нет — этот давно был отправлен в ссылку. А вот дверь — это у нас святое. Особенно по выходным.
— Ты можешь хотя бы раз войти, как человек, а не как участковый?! — раздражённо крикнула Ольга, вылезая из-под одеяла и натягивая халат.
Это, конечно, была она — Людмила Петровна. Свекровь. Женщина с лицом, вечно обиженным на государство, соседей и, собственно, невестку.
— Не ори с утра, у меня давление! Я пришла, как мать, проведать сына. У вас тут не проходной двор, а чёрт знает что! Дмитрий вчера жаловался — холодильник пустой!
— Дмитрий вообще здесь не живёт, между прочим! — сквозь зубы процедила Ольга, проходя на кухню и включая чайник.
— Ну да, конечно. А чья это была куртка на стуле? И кто вчера ел мои солёные огурцы? Я их на похороны твоего характера готовила, между прочим!
Андрей, муж Ольги, в это время уже сидел за ноутбуком в зале, притворяясь, что работает. Или что он в вакууме.
— Андрей, может, ты скажешь что-нибудь своей маме? — голос Ольги стал выше и тоньше, как при головной боли.
— Мам, ну не надо… — вяло начал он, не отрываясь от экрана, — просто… давайте без крика, а?
Вот и поговорили.
Ольга сделала глоток чая, но вкус казался металлическим. Всё, что касалось этой семьи, имело привкус ржавчины.
Она была здесь чужой. Уже давно.
Неделю назад ей позвонили. Умерла тётка по линии отца, с которой они не общались лет десять. Никаких родственников больше не осталось. И теперь, внезапно, Ольга стала обладательницей… двух квартир. Одной в центре, другой на окраине, но с хорошим ремонтом.
— Вот и всё. Спасибо, Вселенная, что вспомнила про меня. Через тётку Любу. Неожиданный способ, конечно, — села она вечером на кухне и долго смотрела на документы.
Андрей, получив новость, как-то странно притих. Глаза зажглись ровно на три секунды, а потом он демонстративно пошёл мыть посуду. Что-то в этом молчании было слишком громким.
А вот когда на следующий день объявился Дмитрий с банкой икры и бутылкой вина, и невесткой-любовницей, Ольга поняла, что начинается спектакль.
— Ну что, Ольчик, пора делиться благами, — сказал он, устраиваясь на их диване как у себя на даче. — Я думаю, тебе одной много. Центровую, конечно, тебе, а вторую — нам с Лизкой. Ну, мы молодые, нам нужно жильё.
Лизка, двадцатилетняя шершаво-гладкая девица в кроп-топе, помахала ей как ребёнку в садике:
— Привет, мы — семья теперь. Почти.
Ольга усмехнулась, достала из шкафа коробку с салфетками и поставила перед ними:
— Вытирайте слюни. Мне жалко диван.
Через пару дней Людмила Петровна уже стояла на пороге с кипой бумаг.
— Я тут проконсультировалась. Если муж — твой, значит, всё ваше — общее. Даже то, что тебе на голову свалилось. По семейному кодексу. И вообще, ты что, хочешь жить как одиночка с двумя квартирами, а мы все — по съёмкам?!
— Знаете, Людмила Петровна, я так скажу. Если бы мне дали выбор — два раза выйти замуж за вашего сына или работать дворником у зоопарка — я бы пошла мести какашки бегемота. Потому что у него хоть нет мамы!
— Ты неблагодарная дрянь!
— А вы — хозяйка морей и чужих квартир!
Андрей появился, как будто по команде. Волосы растрёпаны, глаза тусклые.
— Вы обе можете не устраивать тут истерику? Люда, ты вообще не вмешивайся. Оля, просто будь разумной, ладно? Никто не хочет войны.
— Ты уверен? Потому что твоя мама уже напечатала себе манифест.
Той же ночью Ольга не спала.
Она перебирала фотографии. Свадебные — стерильные, чужие. Там она с белой накидкой, как призрак в пекарне. А вот она с Андреем на фоне моря — он обнимает её, но так, будто страхует велосипед.
Там не было ни любви, ни жизни. Был долг. И «так надо». И свекровь, которая «знает, как лучше».
Она не выбирала свою жизнь. Она просто в ней оказалась. Как будто села не в тот поезд, но решила: а ладно, может, доеду куда-нибудь.
Но теперь был шанс.
Две квартиры. Одна — на продажу. Вторая — для неё.
Новая дверь. Без хлопков.
Наутро она встала, сварила кофе и поставила перед мужем.
— Я подаю на развод.
Он посмотрел на неё как на кошку, которая решила за него.
— Ты не шутишь?
— А ты думаешь, я вчера сцену с твоей мамой ради смеха устраивала? У нас нет семьи. У нас коммуналка с хамством и заквашенными огурцами. И всё, что я хочу — выйти.
Он смотрел долго. Без злости, без боли. Как бухгалтер на чеки.
— Хорошо. Только ты многое потеряешь, Оля.
— Я уже всё потеряла, когда вышла за тебя.
Она улыбнулась. Первый раз за долгое время.
Вечером Людмила Петровна вернулась — как обычно, без звонка. С сумкой котлет и выражением вечной правоты.
— Андрей дома?
— Он на своей новой съёмной квартире, — ответила Ольга спокойно, ставя в почтовый ящик кипу документов. — А вы — идите. Вы здесь больше никто.
Людмила Петровна стояла с открытым ртом.
— Я твоя мать!
— Нет. Вы — мать моего бывшего мужа. А у меня теперь — две квартиры. И одна свободна. Только сдаю я теперь строго по паспорту. Поняли, Людмила Петровна?
Улица была липкой от июльской жары. Асфальт под ногами отдавал духотой, и даже голуби на остановке выглядели, как пенсионеры после дачи — усталые, с недоверием ко всему живому.
Ольга стояла у перекрёстка с ключами в руке. Два ключа. Одна — квартира, где она сейчас жила. Вторая — та, что на окраине. "С ремонтом, с ремонтом…", как сказала риелторша, будто это волшебное заклинание.
Она ехала туда — проверить. Ещё не знала, сдаст или сама поселится. Центровая квартира была ликвиднее. Но не всегда лучше — иногда слишком много соседей в дорогих подъездах знают, как тебе жить.
Автобус остановился с лязгом, Ольга влезла, села у окна и выдохнула. Удивительно, как, потеряв брак, можно снова начать дышать.
Квартира встретила её духом старых половиков и ванильных освежителей. Видно, тётка Люба пыталась бороться с одиночеством, как могла — ставила занавески с уточками, везде были пластмассовые цветы и крючки в форме котов.
Ольга прошла в зал и остановилась.
— А вот и он, — сказала она вслух.
На старом, обитом жёлтым кресле сидел… он. Ну как сидел — фото, в рамке. Улыбка, аккуратная рубашка, волосы чуть вьются.
Денис.
Первый. Настоящий. Единственный, как она тогда думала. До свадьбы, до Андрея, до борща с огурцами и разборок с тёщей на кухне.
Он был племянником тётки. Уехал в Питер. С тех пор не виделись. А потом однажды она увидела его случайно — в новостях, про архитектурный конкурс. И имя мелькнуло, и сердце — стук.
— Иди ты, Оля, — сказала себе вслух, и включила воду в кране, чтобы не слышать, как вспоминается.
Через два дня её телефон звякнул.
— Алло, Ольга Владимировна? Это вам звонят по квартире. Ваша тётя Люба, пока была жива, сдавала её посуточно. По документам — сейчас там один человек. Сдача не зарегистрирована официально. Мы думали, вы в курсе.
— Что значит "сейчас там человек"?! Я ж там была!
— Он уехал в командировку. Сегодня должен вернуться. Хозяин квартиры — вы. Сами решайте, выгонять или что-то решать полюбовно.
В тот вечер Ольга взяла с собой самое нужное — паспорт, ключи и банку лечо. Не потому что собиралась им кидаться — просто в холодильнике стояло, жалко было.
Он открыл дверь босой.
Без майки, в джинсах и с полотенцем на плече. Волосы мокрые, кожа чуть загорелая. А глаза… те же. Чёрт бы их побрал.
— Ольга? — он прищурился, будто не верил.
— Денис? — и всё, у неё внутри опустилось что-то тяжёлое. Как будто лифт души проехал этажей десять вниз.
— Ты хозяйка квартиры?
— Ты живёшь у меня?
— Ну, если говорить романтично, то да. Уже две недели.
Молчание было таким неловким, что даже кошка, сидящая в углу, отвернулась.
— Хочешь чаю? — наконец сказал он. — Или лечо. Судя по банке — ты готова ко всему.
Она вошла. Огляделась. Всё было чисто. Постель заправлена, ванна вымыта. Даже мусор вынесен.
— Так ты снимал у Любы?
— Да. Её соседка предложила, я согласился. Мне проект здесь нужно заканчивать. Уютно. И пахнет воспоминаниями.
Ольга села на край дивана.
— Ну, извини. Воспоминания заканчиваются. Квартира моя. Я… развожусь. И, возможно, собираюсь жить здесь.
Он поднёс ей чашку. С мятой и медом.
— Тебя опять не спросили?
— На этот раз — я не дала. Никому.
Он сел рядом.
— Ты изменилась. Стала… громче. Внутри. Это хорошо.
Она посмотрела на него.
— А ты стал тише.
— Это не всегда плохо. Раньше я кричал, потому что боялся, что уйдёшь.
— А я ушла. Потому что ты молчал, когда нужно было говорить.
Он улыбнулся.
— Сейчас могу говорить. Я свободен. Разведён. Один. Но с чайником и мятым полотенцем. Как думаешь — зачёт для начала новой жизни?
Она молчала. Минуту. Две. А потом рассмеялась.
— Знаешь, ты — первый мужчина за десять лет, кто не предложил мне "объединить жильё".
— Ещё не вечер. У меня есть проект — соединение пространства и души. Начнём с планировки.
Позже, ночью, они сидели у открытого окна, ели гречку из кастрюли и обсуждали, как много можно потерять, если слишком долго держаться за привычное.
Он показал ей эскизы. Она — фотографии сына, которого они с Андреем не смогли «сохранить», как говорила свекровь. Денис ничего не сказал. Просто взял её за руку.
Это было не романтично. Это было честно.
На следующий день Ольга вернулась в первую квартиру, собрала вещи. Без истерик. Без скандалов. Андрей не звонил. Даже не писал. Видимо, всё решил — за неё, как обычно.
Но теперь это было неважно.
Она отдала ту квартиру агенту.
В этой — на окраине — теперь пахло гречкой, новой зубной щёткой и… надеждой.
Утро было спокойным. Даже чересчур. Такое, знаешь, когда всё гладко, и от этого тревожно. Когда за окном поют птицы, а внутри сидит ощущение, что кто-то забыл закрыть дверцу ада.
Ольга проснулась в новой квартире — уже своей, уже обустроенной, но всё ещё с коробками и этим странным ощущением: как будто живёт в отеле жизни, в котором не бронировала номер, но где неожиданно понравилось.
Денис ушёл рано — совещание, архитекторы, макеты. Сказал, что вечером купит белое вино и торт с облепихой. Ольга засмеялась, сказала:
— У меня аллергия на облепиху. И на мужчин с обещаниями.
Он усмехнулся, поцеловал в висок и ушёл.
Она в это время заваривала кофе и заполняла заявление в суд. Развод почти завершён. Остались формальности.
Как вдруг…
Звонок в дверь.
Не курьер. Не соседка. Звонок этот был другим — настойчивым, наглым, как человек, который не ждёт ответа, а требует.
Ольга открыла. И первое, что подумала:
Вот и ад вернулся. В костюме и с портфелем.
— Привет, — сказал Андрей, бывший. Почти. Уже почти.
Он стоял на пороге, гладко выбритый, как на свадьбу, с этим лицом «ну ты же меня знаешь».
И стоял как будто дома. Как будто всё это — недоразумение, как будто она просто обиделась и ушла в магазин за хлебом на пару недель.
— Ты зачем приехал? — спокойно, без эмоций. Как в аптеке: нет, мне не надо мерить давление, просто дайте мне пломбу для души.
— Мне нужно поговорить. Мы… мы не так всё сделали, Оля. Мы же семья. У нас были годы. Ты не можешь всё вычеркнуть.
— Я ничего не вычёркиваю. Я выбрасываю. Есть разница.
Он прошёл в зал. Без приглашения, конечно. Как и всегда. Как будто двери сами ему должны открываться — по факту родства с её прошлым.
— Ты живёшь с ним? — быстро, колко. — С этим Денисом?
— Я живу с собой. А с Денисом — иногда завтракаю. Разница — колоссальная, Андрюша.
— Ты же понимаешь, он не задержится. Все эти "архитекторы" — красиво говорят, а потом исчезают. А мы с тобой — были настоящими. Мы были стабильностью.
Ольга молча смотрела на него.
Стабильность, говоришь?
Это когда его мама ставила ей диагнозы вместо терапевта.
Когда Дмитрий ел её обед и называл это «общим хозяйством».
Когда Андрей стоял между ней и всеми — и всегда был на стороне «всех».
— Ты пришёл ради квартиры? Или проверить, не слишком ли я счастлива без тебя?
Он смутился. На секунду.
— Я пришёл, потому что у меня нет ничего. Я всё проиграл. Ушёл с работы. Мама меня выгнала — сказала, я безвольный. Дмитрий уехал. Я остался один. А ты… Ты — моя семья.
— Нет, Андрей. Я — твой урок. А семью ты профукал, пока выбирал между мной и своей мамой, как между тушёнкой и гречкой.
Он поднялся.
— То есть ты даже не подумаешь вернуться?
— Знаешь, что я сделала вчера? — она встала, открыла шкаф и достала пакет. — Я отнесла в приют все свадебные фотографии. И свадебное платье. Сказала, что оно — привидение. Чтобы напугать крысу в кладовке.
Он смотрел, как будто её не узнавал.
— Ты стала злее.
— Я стала живой.
И тут раздался второй звонок.
Ольга открыла. Денис.
— Я рано. Без вина. Но с чемоданом. Я подумал… Может, мы попробуем… посчитать дни. Вместе. Отсчёт заново.
Андрей замер. Денис увидел его.
— А. Ты здесь. Ну, бывает.
Ольга посмотрела на обоих. Один — прошлое. Второй — пока ещё не будущее. И вдруг ей стало… легко.
— Знаете, мальчики. У меня тут ремонт. Жизненный. Поэтому сейчас я вам обоим дам по мешку с мусором — и, если хотите помочь, вынесите.
Андрей молча поднялся.
— Я понял. Поздно. Как всегда.
Он вышел. Без истерик. Без проклятий. Просто ушёл.
Денис подошёл.
— Я не хочу быть твоей заменой. Или спасением. Я хочу быть просто с тобой. Без героизма.
— Тогда помой полы. Хочу начать чисто.
Он засмеялся. И начал мыть.
Поздним вечером Ольга вышла на балкон.
Город шумел, как кастрюля на плите. Но в её жизни было тихо. Тишина, которую она выстрадала. Не покой, нет. А выбор.
Она не знала, будет ли Денис на века. Но знала точно — она больше не сдаст ни своё жильё, ни себя — без договора.
Финал.