Анна никогда не считала себя наивной. Она рано повзрослела, ещё в школе ухаживала за бабушкой после инсульта, потом пошла работать сразу после колледжа, чтобы не сидеть на шее у матери. В свои 33 она была спокойной, рассудительной — из тех женщин, которые вызывают у окружающих уважение, но редко — страсть. Сама она давно уже не верила в яркие чувства. После болезненного развода пять лет назад у неё было лишь два мимолётных романа — оба закончились ровно в тот момент, когда дело дошло до «давай переедем к тебе».
Она жила с мамой в небольшом доме на окраине — тот самый, что перешёл им от бабушки. Дом был старенький, но тёплый и ухоженный. Летом цвели мальвы, в огороде зрели помидоры, а на крыльце всегда лежал кот Барсик, лениво щурясь на солнце. Уют, который создавался поколениями. Но в нём было и что-то удушающее. Каждое утро Анна просыпалась с мыслью, что её жизнь — это вечное «пока что». Работа в школе, субботние поездки за продуктами, редкие встречи с подругами, и мама — вечный страж порядка, тишины и «не делай глупостей».
Всё изменилось с одного звонка.
— Привет. Ты Анна? Меня Игорь попросил тебе позвонить. Я его друг. Мы вчера на вечеринке вместе были, ты ушла раньше. Он хотел бы встретиться, — голос был глубоким, с приятной хрипотцой.
Анна растерялась. На той вечеринке и правда был мужчина, что смотрел на неё с интересом. Она тогда отвернулась — не верилось, что кто-то вроде него может быть заинтересован в женщине вроде неё. И вот — звонок. Внутри всё будто сжалось и затрепетало.
Они встретились в субботу, в кафе возле парка. Игорь был на удивление обаятелен. Не слишком красивый, но с обволакивающей уверенностью. Он говорил так, будто знал: всё будет хорошо. Анна сидела, ела морковный пирог и ловила себя на том, что смеётся вслух. Чего с ней не случалось годами.
— У тебя добрые глаза, — вдруг сказал он, глядя прямо в неё. — Хочется заботиться. Правда.
Анна покраснела. Она уже не помнила, как это — чувствовать себя желанной.
Следующие недели пролетели, как в тумане. Он встречал её с работы, привозил пирожные «как в детстве», шептал ночью: «Хочу, чтобы ты просыпалась рядом всегда». Никогда не торопил, но в его голосе чувствовалась решимость. И странное — приятное — спокойствие.
Единственное, что тревожило — Игорь никогда не звал её к себе. Говорил, что его квартира после ремонта, там бардак. Один раз она намекнула:
— Ты же говорил, она готова...
Он пожал плечами:
— Готова почти. Но там пока живёт квартирант. Снимает на пару месяцев. Я обещал не тревожить.
Анна кивнула. Логично. Всё логично. Ещё и в другом городе — туда же так просто не съездишь. Но уже через неделю он предложил:
— А давай продадим твой дом и начнём всё с нуля? В моей квартире будем жить. Уютно, тихо, рядом парк и новая школа — ты сможешь перевестись. А твои деньги — для старта. Обставим, сделаем «по-нашему». Это будет наше гнёздышко. Решайся. В городе и возможностей больше.
Эти слова — «наше гнёздышко» — врезались ей в сердце. Так трепетно, так надежно. Он рисовал будущее с такой уверенностью, что ей казалось: вот оно. Начало её настоящей жизни.
Анна рассказала маме. Та слушала молча, сжав губы.
— Ты уверена? Ты знаешь его всего два месяца.
— Я знаю, как он ко мне относится. Знаю, как с ним чувствую себя. Он хочет семью, мам.
— А дом? Он же родной.
— Он старый, в него столько вкладывать нужно. Мам, я не убегаю от прошлого. Я просто иду к своему будущему.
Через месяц дом продали. Не за большие деньги, но достаточно, чтобы можно было обустроиться. Мать поехала к родне. Анна закрыла старую дверь, стоя на крыльце, и тихо попрощалась с детством. Слишком символично это было — как будто она сбрасывала старую кожу.
Они уехали в другой город. Игорь сказал, что квартира освобождается через неделю, а пока они поживут в съёмной — он уже всё оплатил. Анна не возражала. Пара чемоданов, сумки с документами и банка с огурцами от мамы — всё, что она увезла из прежней жизни.
В первый вечер он принёс вино и устроил ужин при свечах. Анна стояла у окна, смотрела на улицу и чувствовала — она на пороге чего-то важного. Такого важного, что боялась дышать.
— Знаешь, — сказал он, обнимая её сзади, — ты моё настоящее. Никогда раньше у меня не было такого ощущения. Спасибо, что поверила.
Анна улыбнулась. Она действительно верила.
Следующие дни пролетели быстро. Они вместе выбирали шторы в интернет-магазине, обсуждали, как будут жить. Анна присматривала вакансии в местных школах — перевод занял бы время, но она была готова на временные подработки. Всё шло как будто хорошо.
Пока однажды он не попросил:
— Слушай, мне надо срочно оплатить налог на недвижимость. Банк с моим счётом косячит, что-то с верификацией. Можешь дать мне карточку, мне тридцать тысяч нужно? Завтра всё уладим, я тебе переведу обратно.
Анна замерла. Это была первая просьба о деньгах. Но она не чувствовала подвоха. В конце концов, она продала дом и большую часть денег уже хранилась у неё — на общие нужды. Она перевела. Он поблагодарил легко, поцеловал в лоб и ушёл «в банк».
С этого дня всё изменилось.
Первый вечер она провела одна в съёмной квартире, уставившись в экран телефона. В мессенджере сообщение оставалось не прочитанным. «Ты где?» — написала она через три часа. Потом добавила: «Всё хорошо?» — и поставила смайлик. Потом ещё один. В какой-то момент стало неловко. Она стёрла всё, кроме первого вопроса.
Он ответил только поздно ночью: «Извини, всё затянулось, был без связи. Завтра всё решу. Целую».
Утром его не было. Телефон — вне зоны. Вечером — тоже. Она звонила, писала, выходила к подъезду, думала, вдруг увидит знакомую фигуру. Ничего.
На третий день в дверь постучали. Хозяйка квартиры, хмурая женщина лет шестидесяти, заявила:
— Простите, девушка, но у вас завтра заканчивается срок аренды. Оплаты за следующие дни нет. Либо вносите деньги, либо — ну, вы понимаете.
Анна застыла с кружкой в руке.
— Он сказал, что оплатил на месяц…
— Может, и сказал. Но денег я не получала.
Когда дверь закрылась, Анна медленно села на пол. Сердце стучало глухо, в груди — странный холод. Она попыталась позвонить снова. Безуспешно. Страница в соцсети — удалена. Даже аватарки больше не было. Телеграм — «пользователь не найден». Игорь исчез. Тотально. Холодно. Без следа.
Она провела ночь, свернувшись калачиком, почти не спала. Мысли скакали, как ласточки в бурю. «Может, с ним что-то случилось? Может, авария? Или его ограбили?» Утром пошла в полицию. Сначала не знала, что сказать, потом всё вывалила — слова путались, голос дрожал.
— Сожитель? — уточнил молодой сотрудник.
— Ну… жених. Почти. Мы… собирались вместе жить.
— Документы, подтверждающие его личность, есть?
Она достала копию его паспорта, которую он сам ей когда-то сфотографировал «на всякий случай». Офицер повертел снимок.
— Вы знаете, это фото может быть фальшивкой. Таких много. А деньги вы ему передали добровольно?
— Ну… да. Он просил, и я…
— Понимаю. Мы примем заявление. Но, если честно, это не уголовка. Это, скорее, гражданские дела. Разбирательства через суд. Но шанс вернуть деньги… — он сделал паузу. — Очень мал.
Анна шла обратно медленно, будто в вязкой воде. На улице светило солнце, в парке играли дети, кто-то ел мороженое. Жизнь продолжалась. Только не у неё.
Всё, что у неё было, — пара чемоданов, чужая аренда и пустой кошелёк. Она зашла в магазин — купить что-нибудь поесть. Стояла перед полками и смотрела, как женщина рядом выбирает между двумя пачками гречку. Анна чувствовала, как у неё дрожат пальцы. Продав дом, родной, тёплый, с котом на крыльце, она осталась без ничего. Даже Игоря не осталось. Только дыра внутри и острая, почти физическая, злость на саму себя.
В этот же вечер она написала маме. Просто: «Мам, я еду обратно. Прости».
Мама не задавала вопросов по телефону. Лишь сказала:
— Приезжай. Мы придумаем что-нибудь.
Поездка была мучительной. В поезде Анна старалась держаться. Читала, смотрела в окно, разгадывала кроссворд. Но на последней станции, когда до дома оставалось меньше часа, она не выдержала и расплакалась. Беззвучно. Слёзы текли по щекам, капали на ладони.
Её встретили на вокзале. Мама, сжавшая губы в тонкую линию, не сказала ничего, только обняла крепко. Сзади стоял дядя Паша — единственный мужчина в семье, грузный, с добрыми глазами. Он взял чемодан и кивнул:
— Домик у нас теперь, конечно, тесный, но переживём.
Они ехали в машине молча. За окном мелькали знакомые деревья, старые указатели. Казалось, будто всё это было в другой жизни.
Вернувшись, Анна поселилась у тётки в соседнем селе. Комната с раскладушкой и цветастыми занавесками, чай на плитке и разговоры про урожай. Всё это странно её успокаивало. Она работала на подмене в детском саду, готовила еду, мыла полы — и впервые за долгое время чувствовала, что стоит на земле.
Но по ночам не могла уснуть. Закрывая глаза, она снова видела Игоря. Его глаза, голос, тёплые ладони. Он не был монстром. Он был — ловким, добрым, обаятельным. Прекрасной иллюзией. Её иллюзией.
Прошло три недели. И однажды, проходя мимо телевизора, Анна услышала:
— …мужчина, представившийся риелтором, обманул нескольких женщин по похожей схеме. Он исчезал с их деньгами после обещания совместной жизни…
Её ладони похолодели. На экране мелькнуло размытое фото — лицо в тени, но… это был он. Или нет? Она подошла ближе. Камера дернулась, лицо — снова в темноте.
— Имя подозреваемого — неизвестно. Использовал поддельные документы. Предположительно, действовал не один. Всем, кто что-либо знает, просят обращаться…
Анна выключила звук. Стояла посреди комнаты, пока сердце гудело в ушах. Она не была одна. Игорь — или тот, кого она знала как Игоря — делал это уже не впервые.
Эта мысль не принесла облегчения. Напротив, стало ещё больнее. Значит, она не была особенной. Не единственной. Он говорил те же слова другим. Тем же голосом шептал «ты моя настоящая». Так же целовал в висок, точно и нежно. И, скорее всего, те женщины тоже продавали дома, брали кредиты, бросали всё. Он не любил её. Он просто работал. Как хищник. А она была одной из многих.
Анна села на кровать, обняв колени. Внутри всё будто стягивалось тугим узлом. Горло сдавило, как от удавки. Хотелось закричать, но она просто тихо произнесла:
— Чёрт тебя побери…
А потом добавила:
— …и меня тоже.
Она не пошла в полицию снова — там уже всё было сказано. Заявление принято, но никаких вестей. Полиция работала вяло, а она — жила. С утра — в детский сад, днём — помощь по хозяйству, вечером — прогулки с Барсиком, которого она забрала от мамы. Барсик был единственным существом, кто не смотрел на неё жалостливо.
С мамой они разговаривали мало. Мать старалась не упрекать, но глаза её говорили больше любых слов. А однажды, наливая чай, она бросила:
— Дом у нас был. Твоя бабушка с дедом его руками строили. По бревнышку. А ты… в один день отдала.
Анна не ответила. Она всё и так знала. Плевок не обязателен, когда ты уже лежишь на дне.
Но однажды, в конце сентября, всё резко изменилось.
Анна пошла в магазин за продуктами — привычный маршрут, знакомые лица. У кассы впереди стояла женщина — высокая, ухоженная, в бежевом пальто и с аккуратной короткой стрижкой. Анна едва не уронила корзинку. Женщина повернулась боком, и у неё по спине прошёл холод.
Эта женщина была с ним. Та самая, с которой она видела его в супермаркете в новом городе. Тогда показалось — ошибка. А сейчас — не было сомнений.
Анна медленно подошла ближе, будто загипнотизированная. Женщина разговаривала по телефону.
— Да, Игорь, я уже всё купила. Ты только не забудь документы на вечер. Без них нас в банк не пустят, ты же знаешь, — она усмехнулась и сбросила звонок.
Анна подошла почти вплотную.
— Простите, — сказала она тихо. — Вы… с Игорем?
Женщина удивлённо повернулась. У неё были светло-зелёные глаза и лёгкая морщинка у губ.
— А вы?..
— Я… Мы были вместе. Он исчез. Он меня обманул. Деньги… дом… — голос Анны дрогнул. — Простите, но это важно.
Женщина молчала. Затем достала кошелёк, вынула визитку.
— Позвоните мне. Сегодня в шесть. Адрес — здесь. Но ни слова ему. Пожалуйста.
Вечером Анна пришла. Маленькая квартира на первом этаже, пахло кофе и духами. Женщина звали Вероника. Она оказалась не женой. Не девушкой. Бывшей. Игорь исчезал и от неё тоже. Но только на время.
— Он всегда возвращается, когда понимает, что я его всё равно приму, — горько сказала она. — Но теперь — нет. Если ты права… покажи, что у тебя осталось.
Анна достала старые фото, переписку, копию паспорта. Вероника смотрела, молчала, крепко сжимая губы.
— У него было не меньше четырёх таких, как ты. А я — вроде как база. Возвращается ко мне, пока не найдёт новую. Знаешь, как он меня называл? "Безопасный берег".
Анна покачала головой. Ей стало мерзко. Холодно. Будто кто-то медленно выливал на неё помои.
— Я помогу тебе, — сказала Вероника. — Он приедет завтра. Сказал, у него сделка. Хочешь его увидеть?
— Нет, — прошептала Анна. — Я хочу, чтобы он знал, что я больше не та.
И на следующий день, в кафе возле вокзала, Игорь зашёл, как ни в чём не бывало. Чёрная куртка, тот же голос, те же глаза. Вероника села напротив. А за соседним столиком сидела Анна — в очках, с платком на шее, с книгой в руках. Он её не узнал.
И только когда Вероника сказала:
— Вот она. Та, у которой ты украл дом.
Игорь обернулся. Их глаза встретились.
Он немного прищурился, как будто вспоминал. А потом — оскал. Слова вылетели с ядовитой лёгкостью:
— Они хотели любви — я давал. Кто им виноват, что они такие клуши?
Анна не дрогнула.
Смотрела на него спокойно. Без ярости. Без страха. Как будто перед ней стоял не человек, который разрушил её жизнь, а просто — чужой. Пустой. Бессмысленный. Больше не страшный.
Он застыл, осознав, что это — конец спектакля. В этот момент он, возможно, впервые по-настоящему испугался.
Потом резко встал. Собрался уходить. Но на выходе его уже ждали. Двое мужчин в гражданском. Один из них держал рацию. Другой — папку с документами.
— Игорь Викторович Глебов? Пройдёмте. Вас подозревают в серии мошенничеств.
Игорь обернулся, бросил быстрый взгляд на Веронику, потом — на Анну.
Его лицо искажалось в странной гримасе: смесь страха, унижения и ещё чего-то детского, растерянного.
— Ты, ссу… — прошипел он в сторону Вероники.
— Не трать воздух, — спокойно ответила она.
Анна стояла чуть в стороне. Она не испытывала злорадства. Ни восторга, ни радости. Только усталость. Как будто в ней сгорело что-то важное, что уже не вернуть.
Когда полицейские вывели его наружу, на улице пошёл дождь. Мелкий, моросящий, холодный.
Анна вышла следом. Вероника стояла рядом, натянув капюшон.
— Он не успел натворить большего, — сказала она. — Женщин пятеро. И ты, кажется, самая осторожная. У остальных и долги, и квартиры в залоге…
Анна ничего не ответила. Она просто подняла лицо к небу и закрыла глаза.
Через неделю дело разрослось. Анну несколько раз вызывали в участок, спрашивали, уточняли. Вероника помогала, сопровождала. Женщины сблизились странным образом — как солдаты, вернувшиеся с одной войны.
— Я тебя ненавидела, — призналась однажды Вероника. — Пока не поняла, что мы все для него были одинаковыми. Как фоновые персонажи в его шоу.
— Я тоже себя ненавидела, — ответила Анна. — Пока не вспомнила, что хотела просто быть счастливой. Это не преступление.
Вероника кивнула.
— Но вот доверие... Доверие теперь — как хрусталь.
Прошёл месяц.
Анна нашла временную работу в детском центре — помогала с речью детям, ставила звуки, делала упражнения. Дети смотрели на неё, замирая, а потом повторяли звуки. Маленькие «р», «с», «ж», как символы заново найденной чёткости.
Она жила в съёмной квартире на четвёртом этаже. Утром варила кофе, по выходным ездила к маме. Барсик теперь спал в её ногах. Иногда приходила Вероника — с пирогами и новостями.
Иногда — просто помолчать рядом.
Жизнь налаживалась. Не быстро. Но крепко. Не с эйфорией, а с тёплой уверенностью, что каждый день — это не ошибка.
А однажды, получив письмо из суда, Анна долго смотрела на конверт. Там была повестка.
Слушание. Игорь признал часть вины. Остальное — запутано. Но по одной из статей его всё же ждали годы. Не условно. Настоящие.
Анна отправилась в то место, где когда-то стоял её дом. Бабушкин. Тот, который они продали.
Теперь там был котлован. Новостройка. Бетон, арматура, кран. Как будто прошлого никогда и не было.
Она постояла немного. Наклонилась, положила ладонь на землю и тихо прошептала:
— Я жива. Я другая. Я теперь — не та.
И ушла.
Ветер подхватил её волосы, солнце пробилось сквозь облака. И вдруг, впервые за долгое время, Анна улыбнулась — легко и по-настоящему.
Потому что знала: дом можно потерять. Деньги — тоже. Но если ты нашёл себя — тебя уже не обмануть. Никогда.