— Игорь, что здесь происходит?!
Марина застыла на пороге собственной кухни, не в силах сделать и шага. Сумки с продуктами — она специально заехала в лучший супермаркет после работы, чтобы побаловать мужа — выпали из ослабевших рук. Апельсины, как оранжевые мячики, раскатились по светлому паркету, один подкатился прямо к ногам незнакомой женщины.
Женщина, лет сорока пяти, с обесцвеченными, но уже отросшими у корней темными волосами, собранными в неряшливый пучок, обернулась на крик. Она была в Маринином любимом домашнем халате — том самом, шелковом, с вышитыми ирисами, который Игорь подарил ей на годовщину. В одной руке она держала поварешку, которой помешивала что-то в Марининой кастрюле, а другой сжимала телефонную трубку, прижав ее плечом к уху.
— Да, мамуль, я уже тут, осваиваюсь, — проворковала она в трубку, окинув Марину оценивающим, слегка пренебрежительным взглядом. — Да, все хорошо. Игорь на работе, сейчас приедет. Тут… кажется, жена его пришла. Ну, пока, потом наберу.
Она небрежно бросила трубку на базу и смерила Марину с ног до головы.
— А ты, стало быть, и есть Марина? — В ее голосе не было ни капли смущения, только наглая, провинциальная уверенность. — Я Зоя. Игоря сестра двоюродная. Можно просто Зоя.
Она улыбнулась, обнажив ряд неровных, желтоватых зубов.
Марина молчала, переводя взгляд с незнакомки на свою кухню, которая за несколько часов превратилась в чужую. На столе стояла открытая банка соленых огурцов, рядом валялись крошки хлеба. Из кастрюли пахло вареной капустой и дешевой колбасой — запах, который Марина ненавидела с детства.
— Что вы здесь делаете? — наконец выдавила она, чувствуя, как внутри все закипает от возмущения. — И почему вы в моей одежде?
Зоя хмыкнула и снова помешала варево.
— Ой, да ладно тебе, не обеднеешь. Халатик-то удобный, мой с дороги помялся. А делаю… ужин готовлю. Игорек ведь скоро придет, голодный, поди. Не будешь же ты его своими салатиками заморскими кормить? Мужику нормальная еда нужна. Щи!
Она произнесла это слово с такой гордостью, будто совершила научное открытие.
Марина проигнорировала ее. Она вытащила из сумки мобильный и набрала номер мужа. Пальцы дрожали от гнева.
— Игорь, я требую немедленных объяснений! — закричала она в трубку, едва дождавшись ответа. — Почему в нашей квартире посторонняя женщина?! Она хозяйничает на моей кухне, в моем халате! Кто это?!
В трубке на мгновение повисла тишина. Затем послышался виноватый, заискивающий голос Игоря. Ему на днях исполнилось пятьдесят, солидный возраст для мужчины, занимающего руководящую должность, но в разговорах с ней он часто превращался в провинившегося школьника.
— Мариночка, солнышко, ты только не нервничай, пожалуйста. Это… это Зоя. Моя сестра. Понимаешь, у нее там проблемы… она приехала на пару дней. Я совсем замотался на работе, забыл тебя предупредить.
— Забыл?! — Марина чуть не задохнулась от возмущения. — Ты забыл предупредить, что в нашем доме поселится твоя сестра, которую я в глаза никогда не видела? Она ведет себя так, будто это ее квартира!
— Ну, не преувеличивай, котик. Она простая женщина, из деревни. Не знает она ваших столичных этикетов. Будь снисходительнее. Я скоро буду, мы все обсудим.
Он быстро отключился, оставив Марину наедине с этой «простой женщиной». Зоя, которая, очевидно, слышала весь разговор, смотрела на нее с победной ухмылкой.
— Слыхала? На пару дней. Так что терпи, женушка. Родственники — это святое. Ты Игоря любишь, значит, и родню его любить должна.
Марина ничего не ответила. Она молча собрала апельсины, брезгливо обошла Зою и прошла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Это было вторжение. Наглое, бесцеремонное вторжение в ее мир, в ее крепость, которую она с такой любовью выстраивала десять лет их с Игорем брака. И самое страшное — ее собственный муж был предателем, открывшим ворота врагу.
Вечерний разговор превратился в фарс. Игорь приехал с виноватым видом и букетом хризантем, которые Марина ненавидела. Он лепетал что-то о тяжелой судьбе Зои, о том, что ее бросил муж, что она одна воспитывает дочь-подростка, что им нужно продать старый бабушкин дом в деревне, а жить пока негде.
— Всего на недельку, максимум на две, — божился он, избегая смотреть Марине в глаза. — Пока с документами на дом все уладится.
Зоя сидела за столом, с аппетитом уплетая свои щи и заедая их огромными кусками хлеба. Она вставляла реплики, полные жалости к себе, и бросала на Марину косые взгляды.
— Да, жизнь у меня не сахар, — вздыхала она. — Не то, что у некоторых, в хоромах московских. Всю жизнь спину гнула, а благодарности никакой. Хорошо хоть Игорек у меня есть, кровиночка, не бросит в беде.
Марина чувствовала себя героиней плохого спектакля. Ей было сорок, она была успешным дизайнером интерьеров, уверенной в себе женщиной, которая привыкла все контролировать. А сейчас она сидела в собственной гостиной и не могла найти слов, чтобы выставить за дверь эту наглую особу. Игорь смотрел на нее умоляющими глазами, и она в сотый раз поддалась.
— Хорошо. Неделя, — отрезала она. — Но с одним условием. Она живет в гостевой комнате и не трогает мои вещи. И на кухне хозяйка — я.
Зоя фыркнула, но промолчала. Игорь облегченно выдохнул.
Но неделя прошла, за ней вторая. Зоя и не думала съезжать. Наоборот, она освоилась окончательно. По квартире она разгуливала исключительно в вещах Марины, объясняя это тем, что «свои пачкать жалко». Она переставила статуэтки в гостиной, заявив, что они стоят «не по фэншую». Она начала комментировать Маринину стряпню: «Игорь, ну разве это еда? Одна трава. Я вот завтра тебе котлет нажарю, настоящих, с сальцем!»
Игорь, к ужасу Марины, ел эти жирные, пахнущие пережаренным маслом котлеты и нахваливал. Он словно впал в детство, где властная мать или вот такая же бесцеремонная сестра решали за него, что ему есть и как жить.
Самым невыносимым было вмешательство свекрови. Валентина Петровна, мать Игоря и тетка Зои, звонила из своего провинциального городка каждый день. Она никогда не любила Марину, считая, что столичная штучка без роду и племени охмурила ее драгоценного сына. Теперь у нее появился союзник прямо в тылу врага.
— Мариночка, деточка, — начинала она слащавым голосом, когда к телефону подходила Марина. — Как там наша Зоенька? Ты уж ее не обижай. Она девочка ранимая, жизнь ее побила.
Но стоило Игорю взять трубку, тон менялся. Марина, стоя рядом, слышала обрывки фраз:
— Сынок, что у тебя за жена-мегера?! Зоя жалуется, она ее со свету сживает! Голодом морит, салатами своими! Ты мужик или нет? Поставь ее на место! Кровь не водица, сынок! Семья — это главное!
После этих разговоров Игорь становился мрачным и отчужденным. Он перестал обнимать Марину, избегал ее взгляда. На все ее попытки поговорить он отвечал одно:
— Марина, прекрати. Это моя сестра. Я не могу выгнать ее на улицу. Пойми меня.
— Твоя семья — это я и ты! — однажды не выдержала Марина. Их разговор происходил на повышенных тонах в спальне. — А это — чужая наглая женщина, которая разрушает нашу жизнь! Она живет в квартире, которую мы покупали на МОИ деньги от продажи добрачной однушки! Твоего вклада там едва ли четверть! Она носит МОИ вещи, ест НАШУ еду и пытается настроить тебя против меня! Ты ослеп?!
— Не смей так говорить! — закричал Игорь, и Марина впервые увидела его по-настоящему злым. — Деньги, деньги, у тебя одно на уме! А где душа, где сострадание? Ты стала черствой и эгоистичной!
Он хлопнул дверью и ушел спать в гостиную. Марина осталась одна, раздавленная и униженная. Она поняла, что проигрывает эту битву. Манипуляции свекрови и Зои оказались сильнее ее логики и ее любви. Они били по самому больному — по чувству вины Игоря, по его деревенским корням, по его страху показаться плохим сыном и братом.
Развязка наступила неожиданно. Как-то вечером, вернувшись с работы раньше обычного, Марина застала в гостиной Зою и Игоря. Они сидели над какими-то бумагами, разложенными на журнальном столике. Увидев Марину, Зоя поспешно сгребла листы в папку, но Марина успела заметить заголовок на одном из них: «Предварительный договор купли-продажи».
— Что это? — холодно спросила она, останавливаясь в центре комнаты.
Игорь вскочил, его лицо было бледным.
— Мариночка, ты рано… Я хотел с тобой поговорить…
— Я спрашиваю, что это за бумаги? — повторила Марина, не сводя глаз с Зои. Та смотрела нагло, с вызовом.
— Это, женушка, наше с Игорьком будущее, — сказала она, похлопав по папке. — Мы тут бизнес-план разработали.
Марина посмотрела на мужа.
— Игорь?
Он вздохнул и опустил плечи. Вид у него был жалкий.
— Марина, сядь, пожалуйста. Зоя предложила очень разумную вещь. Квартира у нас большая, трехкомнатная. Нам двоим столько не нужно. А цены на недвижимость сейчас хорошие. Мы ее продадим…
Марина почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.
— Что?..
— …и купим две квартиры, — закончил он на одном дыхании. — Себе хорошую двушку в нашем же районе, а Зое с дочкой — однушку где-нибудь на окраине. Она даже денег добавит с продажи бабушкиного дома. Понимаешь? Мы и сестре поможем, и сами в выигрыше останемся. Будем жить рядом, она нам помогать будет…
Он говорил и говорил, но Марина его уже не слышала. В ушах стоял гул. Она смотрела на его губы, которые произносили чудовищные, немыслимые вещи, и на торжествующее лицо Зои. Вот он, их план. Простой и гениальный в своей наглости. Не просто пожить, не просто оттяпать кусок, а вышвырнуть ее, хозяйку, из ее же дома, продав его и разделив деньги. А ее муж, ее Игорь, с которым они прожили десять лет, стоит и оправдывает это предательство «разумными вещами» и «помощью сестре».
Внутри Марины что-то оборвалось. Боль, обида, любовь — все сгорело дотла, оставив после себя только холодную, звенящую пустоту и ледяную ярость. Она молчала так долго, что Игорь испуганно замолчал, а Зоя забеспокоилась.
А потом Марина рассмеялась. Тихо, безрадостно.
— Бизнес-план, говорите? — она медленно подошла к столику, взяла папку и открыла ее. — Отличный план. Только вы забыли одну маленькую деталь.
Она повернулась к Игорю. Взгляд ее был таким, что он попятился.
— Ты, видимо, забыл, дорогой муж, как мы покупали эту квартиру. Позволь напомнить. Я продала свою собственную квартиру, в которой жила до тебя. Это было сто двадцать тысяч долларов. Ты добавил тридцать, которые взял в кредит и выплачивал потом пять лет. Все документы, все выписки со счетов у меня хранятся у юриста. По закону Российской Федерации, имущество, купленное в браке на личные средства одного из супругов, принадлежавшие ему до вступления в брак, не является совместно нажитым.
Она сделала паузу, наслаждаясь эффектом. Лицо Зои вытянулось. Игорь открыл рот, но не смог произнести ни звука.
— Так что при разводе и разделе имущества, — продолжила Марина ледяным, чеканным голосом, — тебе, Игорь, достанется в лучшем случае одна пятая доля. А то и меньше, если учесть, что ремонт и всю обстановку оплачивала я. Так что твой грандиозный план по продаже МОЕЙ квартиры, чтобы обеспечить жильем свою хитрую сестрицу, провалился.
Она швырнула папку на стол. Листы разлетелись по ковру.
— А теперь слушайте меня оба! — ее голос набрал силу. — Этот цирк окончен. Я даю тебе, — она ткнула пальцем в Зою, — двадцать четыре часа, чтобы твоего духа здесь не было. Вещи свои соберешь в мусорные пакеты. К моим больше не притронешься. Если завтра утром я тебя здесь увижу, я вызываю полицию и выставляю тебя с участковым.
Затем она повернулась к Игорю.
— А ты… Ты можешь уходить вместе с ней. К маме, в деревню, куда угодно. Или можешь остаться и подумать, как ты будешь вымаливать у меня прощение. Но учти, Игорь, мое терпение лопнуло. Еще одна такая выходка, еще одна попытка поставить свою родню выше меня — и мой юрист немедленно подаст на развод. И ты останешься с тем, с чем пришел ко мне десять лет назад. С одним чемоданом и кучей долгов. Выбирай.
Зоя побагровела от ярости.
— Да ты… Да как ты смеешь! — взвизгнула она. — Ты еще пожалеешь об этом! Ты думаешь, я так просто сдамся?! Ты меня не знаешь!
— Я и не хочу тебя знать, — спокойно ответила Марина. — Вон отсюда. Время пошло.
Она развернулась и пошла в свою спальню, чувствуя на спине два взгляда: один — полный ненависти, другой — полный ужаса и запоздалого прозрения. Она закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. Руки и ноги дрожали, она понимала, что война еще не окончена. Зоя была не из тех, кто уходит молча. И что-то подсказывало Марине, что главный удар еще впереди.