Эти слова ударили меня, как пощёчина. Я стояла в дверях своей квартиры в старом халате, с взъерошенными волосами и красными от недосыпа глазами. А на пороге — вся семья мужа. Свекровь Галина Ивановна в своём лучшем пальто, золовка Ирка с двумя орущими детьми, тесть Михаил Петрович с недовольным лицом. И мой муж Серёга, который смотрел куда угодно, только не на меня.
— Добрый вечер, — пробормотала я, отступая в сторону. — А что за... повод?
— Какой ещё повод? — свекровь уже протискивалась в прихожую, оглядывая квартиру критическим взглядом. — К сыну нельзя в гости прийти? Мы же семья!
Я машинально кивнула. Да, семья. Которая приходит без звонка, без предупреждения, в семь вечера, когда я только-только уложила полуторагодовалого Данилку после тяжёлого дня.
— Мы с Данилкой только поужинали, — попыталась я объяснить. — Он спит. Я не знала, что вы приедете...
— Ты же в декрете, — фыркнула Ирка, стягивая куртку. — У тебя времени вагон и маленькая тележка. Могла бы и борщик сварить.
Времени вагон. Я чуть не рассмеялась от абсурдности. Время у меня есть только между четырьмя и шестью утра, когда Данилка спит крепко. И то — если повезёт.
— Ну что стоишь? — пробасил тесть, уже проходя в гостиную. — Картошечки отварить не судьба? Мы с дороги, с области ехали — жрать охота!
— Папа, не начинай, — шикнула на него Ирка. — Ты же обещал...
— А что я? Правду говорю! Раньше бабы гостей встречали — стол ломился, пироги, котлеты. А сейчас что? Только в телефоне сидят!
Я пошла на кухню. Не потому что согласилась готовить, а чтобы просто подумать. В голове стучала одна мысль: «Как же я устала от всего этого».
Три дня назад я была у врача с Данилкой — у него было воспаление уха. Две ночи не спала, качала, грела компрессы. Сегодня впервые за неделю выбралась с коляской на улицу — и то на полчаса, в ближайший магазин за хлебом.
А ещё позавчера звонила свекровь:
— Катенька, ты почему так редко звонишь? Мы волнуемся!
— Галина Ивановна, у меня просто времени совсем нет. Данилка болеет...
— Ой, да что с ним может быть? Дети болеют — это нормально. Ты просто себя жалеешь.
Себя жалею. Наверное, да. Жалею ту девушку, которая ещё два года назад работала маркетологом, ездила в командировки, встречалась с подружками, читала книги. Которая думала, что декретный отпуск — это время отдыха.
— Ну, Катюх, — в кухню заглянул Серёга, — может, что-нибудь быстренько соорудим? Мама правда голодная.
Я посмотрела на него. Мужа, который ещё утром обещал прийти пораньше, чтобы я могла сходить в душ спокойно. Который пришёл в семь вечера со словами «а родители хотят заехать».
— Серёжа, а ты им говорил, что мы не готовы к гостям?
— Да что тут готовиться? — он открыл холодильник. — Вон, творог есть, колбаса. Сделаешь бутерброды.
Бутерброды. Для людей, которые приехали «голодные с дороги» и требуют полноценного ужина.
— А ты сам не можешь сделать?
Серёга удивлённо посмотрел на меня:
— Кать, ну ты же дома. У тебя больше времени.
Времени. Опять это слово.
Вчера я проснулась в шесть утра от плача Данилки. Покормила, переодела, попыталась уложить — не получилось. Он был капризный после болезни. К восьми утра я поняла, что кофе мне сегодня не светит — малыш требовал постоянного внимания.
К десяти я успела позавтракать одной рукой, держа Данилку на другой. К обеду — постирать, развесить бельё и приготовить суп из того, что было в холодильнике. Данилка уснул только к двум.
У меня было полчаса. Полчаса, чтобы поесть нормально, выпить горячий чай, может быть, даже принять душ. Но я потратила это время на уборку — на кухне после готовки был хаос.
В три Данилка проснулся. Дальше — кормление, игры, прогулка, которая превратилась в бег за коляской по всему двору, потому что ребёнок не хотел сидеть спокойно. К шести мы вернулись домой. Я была как выжатый лимон.
И тут — «гости». Голодные, требовательные гости.
В кухню вошла свекровь.
— Ну что, Катенька, долго ты ещё тут стоять будешь? Людей накормить надо.
— Галина Ивановна, я не ждала гостей. У меня нет ужина на пятерых.
— Это же семья! — она открыла холодильник и принялась в нём рыться. — Да тут еды полно! Только желания нет готовить.
— Желания готовить у меня действительно нет, — честно призналась я. — Я устала.
Свекровь резко обернулась:
— Устала? От чего? От сидения дома?
— От того, что я не сплю нормально уже полтора года. От того, что у меня нет ни минуты покоя. От того, что...
— Ой, хватит жаловаться! — она махнула рукой. — Мы с тестем троих детей подняли, и ничего. А ты с одним справиться не можешь.
— Вы втроём растили. А я одна.
— Как одна? Муж у тебя есть!
Я рассмеялась. Нервно, на грани истерики.
— Серёга приходит в семь-восемь вечера. Уходит в семь утра. Выходные у него — футбол с друзьями или к вам в гости. Когда он мне помогает?
— А зачем ему помогать? Ты же не работаешь!
Не работаю. Я не работаю. Я просто двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю занимаюсь ребёнком. Без отпусков, без больничных, без выходных. Но это не работа.
Из гостиной послышался плач. Данилка проснулся. Я пошла к нему, взяла на руки. Он был горячий, капризный.
— Мамочка пришла, — прошептала я, качая его. — Всё хорошо.
— Что это он орёт? — в комнату заглянула Ирка с телефоном в руках. — Мои дети спать не могут.
— Он болеет. Температура.
— А что ты ему даёшь? Нурофен? Парацетамол?
— Давала утром. Рано ещё следующую дозу.
— Ерунда! Я своим каждые четыре часа даю. А то так и будет температурить.
Каждые четыре часа. Я посмотрела на неё. Ирка, которая выходила на работу, когда её старшему было восемь месяцев. Которая оставляла детей с няней, свекровью, мужем. Которая учит меня, как лечить ребёнка.
— Ирочка, может, займёшься своими детьми? А я со своим разберусь.
— Ого! — она вскинула брови. — Ты что-то очень агрессивная стала. Декрет на тебя плохо влияет.
Декрет. Это слово преследовало меня повсюду. Декрет — значит, ничего не делаешь. Декрет — значит, времени полно. Декрет — значит, обязана всех обслуживать.
Данилка успокоился, но спать не хотел. Он хныкал, прижимался ко мне. Я вернулась на кухню, где свекровь уже начала готовить салат из моих продуктов.
— Галина Ивановна, может, всё-таки не стоит? Данилка болеет, мне нужно за ним следить...
— А что тут следить? Дал лекарство — и порядок. Ты слишком много с ним возишься. Избаловала совсем.
Избаловала. Полуторагодовалого ребёнка, который третий день температурит.
— Знаете что, — сказала я, — мне кажется, вам лучше поехать домой. Я не готова принимать гостей.
Свекровь уронила нож.
— Что?!
— Я не готова. У меня болеет ребёнок, я сама плохо себя чувствую. Мне нужен покой.
— Катя! — в кухню влетел Серёга. — Ты чего творишь?
— Я прошу твоих родителей уйти. Я устала, Серёжа. Очень устала.
— Но это же мои родители!
— И что? От этого мне легче не становится.
Он растерянно посмотрел на мать, потом на меня.
— Кать, ну не устраивай сцен. Мы просто поужинаем и разойдёмся.
— А я не хочу ужинать в компании людей, которые считают меня дармоедкой и бездельницей.
— Да кто тебя так называл?
— А как ещё понимать фразы про то, что у меня времени вагон, что я ничего не делаю, что не работаю?
Свекровь выпрямилась:
— А разве это не так? Сидишь дома, ребёнка заелдочила...
— Всё, — перебила я. — Хватит. Я попрошу вас покинуть мою квартиру.
— Твою?! — взвилась свекровь. — Это квартира моего сына!
— Это наша общая квартира. И я имею право сказать, когда мне неудобно принимать гостей.
Дальше была истерика. Свекровь кричала, что я неблагодарная, что она не понимает, как её сын связался с такой эгоисткой. Ирка поддакивала, приводя в пример себя — как она умела и работать, и детей растить, и свекровь уважать.
Серёга метался между нами, пытаясь всех успокоить и никого не обидеть.
А я стояла с Данилкой на руках и вдруг поняла — мне всё равно. Мне всё равно, что они обо мне думают. Мне всё равно, права я или нет. Я просто больше не могу.
— Знаете что, — сказала я, когда крики немного стихли, — оставайтесь. А мы с Данилкой пойдём к моей маме.
Я пошла в спальню, собрала сумку с детскими вещами, одела малыша и направилась к выходу.
— Катя, ты куда? — Серёга попытался меня остановить.
— К людям, которые не считают меня дармоедкой.
— Но это глупо! Из-за чего устраивать драму?
Я обернулась:
— Из-за того, что я человек. Не прислуга, не автомат по производству еды, не нянька. Человек, который имеет право на усталость, на плохое настроение, на нежелание обслуживать незваных гостей.
— Но они же не незваные! Это семья!
— Семья — это когда тебя уважают, поддерживают, интересуются твоим самочувствием. А не когда на тебя наезжают за нежелание готовить ужин больному ребёнку.
Я ушла. Села в такси и поехала к маме. Данилка заснул у меня на руках — видимо, сказались все эти крики и скандалы.
Мама встретила нас тепло, как всегда. Не задавала лишних вопросов, просто накормила, напоила чаем, постелила в моей старой комнате.
— Хочешь поговорить? — спросила она, когда мы уложили Данилку.
— Мам, а ты помнишь мой декрет?
— Конечно. Ты была как загнанная лошадь. Я так переживала за тебя.
— А почему никто этого не видит? Почему все думают, что декрет — это отдых?
Мама села рядом, обняла меня:
— Потому что люди забывают. Забывают, каково это — быть привязанной к ребёнку двадцать четыре часа в сутки. Забывают, что материнство — это не только радость, но и огромная ответственность, усталость, стресс.
— Я чувствую себя виноватой. Как будто я плохая мать, плохая жена...
— Доченька, ты прекрасная мать. И то, что ты отстаиваешь свои границы, не делает тебя плохой. Наоборот — показывает, что ты взрослая, зрелая женщина.
Мы проговорили до поздней ночи. Мама рассказала, как было тяжело ей, когда я была маленькой. Как она тоже чувствовала себя виноватой за усталость, за желание побыть одной хоть полчаса.
— Самое главное, — сказала она, — не забывать, что ты живая. У тебя есть потребности, чувства, право на отдых. И если муж этого не понимает, надо объяснять. Терпеливо, но настойчиво.
Утром позвонил Серёга. Голос был виноватый:
— Кать, прости. Я вчера был не прав.
— В чём именно?
— Во всём. Не поддержал тебя, не защитил от мамы. Не подумал, что тебе тяжело.
— И что дальше?
— Поговорил с родителями. Объяснил, что так нельзя. Что ты устаёшь, что декрет — это не отпуск.
— И что они сказали?
— Мама обиделась, конечно. Но я думаю, она поймёт. А папа... папа сказал, что ты права. Что не стоило приезжать без предупреждения.
Я помолчала. Хотелось верить, что что-то изменится. Но опыт подсказывал — люди меняются медленно.
— Серёжа, я хочу вернуться домой. Но при условии, что больше никаких незапланированных визитов. И если родители приезжают — ты помогаешь с готовкой и уборкой.
— Договорились.
— И ещё. Я хочу один выходной в неделю. Полностью свободный. Ты остаёшься с Данилкой, а я иду куда хочу.
— Кать...
— Это не обсуждается. Мне нужно время для себя. Хотя бы несколько часов в неделю.
— Хорошо. Согласен.
Я вернулась домой. Серёга действительно изменился — стал больше помогать, брал на себя Данилку по вечерам. А через месяц свекровь позвонила:
— Катенька, мы хотим в воскресенье приехать. Удобно?
— Конечно, — ответила я. — Приезжайте. Я борщ сварю.
И я сварила. С удовольствием. Потому что теперь это был мой выбор, а не принуждение.
А ещё я поняла — иногда нужно уметь сказать «нет». Даже близким людям. Особенно близким. Потому что любовь без уважения — это не любовь. А границы — это не эгоизм. Это забота о себе. А если ты не позаботишься о себе, кто позаботится?
Декрет действительно изменил мою жизнь. Но не так, как я думала раньше. Он научил меня быть сильнее.