На часах было без пяти полночь, и Джо Харрис, таксист с двадцатилетним стажем, как раз подумывал завершать смену. Он уже представлял, как бросит на кресло видавшую виды кепку, скинет ботинки и наложит себе тарелку макаронов с тушёнкой, когда диспетчер передал ещё один вызов.
— Квартал 17-й, дом 23, — прозвучал голос. — Женщина. Просит не опаздывать.
— Слушай, Майк, ну последний пусть будет. Только если это снова подвыпившая молодежь — разворачиваюсь к чертям.
— Она старая, Джо, — сухо ответил диспетчер. — Говорит, нужен кто-то терпеливый.
У подъезда царила такая тишина, будто и не Нью-Йорк вовсе. Ни мельканий света, ни лая собак — лишь равнодушное свечение фонаря и окна с опущенными шторами. Джо коротко посигналил. Никто не вышел. Подумал уехать, но что-то — может, вино вечернего одиночества, а может, давний образ собственной матери — заставило его заглушить мотор и пойти к двери.
На стук отозвался еле слышный голос:
— Секундочку, милый.
Он ждал. Потом услышал скрежет: кто-то тащил чемодан.
Открыла женщина лет девяноста, с почти прозрачной кожей, в бледном платье с желтоватым кружевом и маленькой шляпке — будто с фотографий времён Второй мировой. Комната за её спиной выглядела так, будто жизнь давно съехала, оставив после себя только пустые тени: на мебели — накинутые простыни, на стенах — ни часов, ни картин, только выцветший след от рамки и коробка с письмами и хрупкими чашками.
— Поможете с чемоданом? Он тяжёлый — как моя память, — усмехнулась она, и Джо почувствовал, как внутри у него что-то защемило.
Он подхватил сумку и протянул руку. Она оперлась на него, как будто он был старым знакомым.
— Благодарю, юноша. Вы добрый. Пахнете терпением.
Когда они устроились в салоне, она назвала адрес, а потом вдруг спросила:
— Можно… объехать через центр? Я была бы признательна.
— Это не по дороге, — рефлекторно возразил он.
— Я не тороплюсь, — сказала она. — Я еду в хоспис.
Джо почувствовал, как пальцы сжали руль крепче. Он выключил счётчик.
— Скажите, куда ехать, миссис…?
— Эллерби. Но, думаю, сегодня вы можете называть меня просто Маргарет.
Они ехали два часа. Она просила остановиться возле здания с облупившимися колоннами, где когда-то была прачечная, в которой она крутила валики с мылом и пела под нос. Указала на бывший кинотеатр, где встретила своего Джона. Проехали мимо пустого сквера, в котором она, подростком, влюблённо разглядывала звёзды.
Иногда она молчала, смотрела в окно. Он не нарушал это молчание. Лишь однажды спросил:
— А дети, внуки?..
— Были бы рады, но нет. Ушла последней. И хорошо. Никому не обуза.
Наконец, она тихо сказала:
— Я устала. Давайте поедем.
Когда Джо помог ей выйти у хосписа, санитар уже ждал. Она обернулась, её глаза блестели под вуалью.
— Сколько я вам должна?
— Нисколько.
— Но вы работали.
— Я просто был рядом. Это не требует оплаты.
Она взяла его руку, прижала к своей щеке.
— Ты стал последним свидетелем моей жизни. Спасибо, Джо.
Он долго смотрел на закрывшуюся за ней дверь. А потом сел в машину и поехал в ночь. Не домой. Просто — куда-то.
И всё думал: а ведь всё могло быть иначе. Мог уехать, не дождавшись. Мог включить счётчик. Мог не слушать.
Но не сделал.
Иногда самые важные повороты в жизни случаются не с криками и фейерверками, а в полутёмной квартире, где пахнет нафталином и жасмином, и один человек просто берёт другого за руку.