Найти в Дзене
Лесной романтик.

ЛИНЬ И СОМЕНОК Рыбацкие истории 8

предыдущая часть https://dzen.ru/a/aGq1uDr0OA4Lp1UE Воспоминание о ночи под дождем, хотя и слабым, меня беспокоило, поэтому на другой день я отправился на работу и уговорил завхоза выдать мне подотчет казенную палатку. В тот же день я показал ее Михалычу. Палатку как идею он одобрил, но конкретное исполнение ему не очень понравилось из-за отсутствия тента. Но все же лучше, чем ничего... А тем временем задул южный ветер и принес во второй половине августа прощальную летнюю жару. Мы добрались до озера, когда солнце еще только начало клониться к западу. Накачали лодку, и тут Михалыч предложил сразу поставить палатку. Хотя в тридцатиградусную жару это было необязательно, я спорить не стал и не пожалел об этом. Дело в том, что наш бивак сразу обрел какой-то новый, жилой вид: даже просто посидеть рядом с палаткой казалось намного приятнее, чем в чистом поле около мотоцикла. Мы даже задержались, пропустив по второй и по третьей и закусывая бутербродами, состоящими из кусочка хлеба, половинк

предыдущая часть https://dzen.ru/a/aGq1uDr0OA4Lp1UE

Воспоминание о ночи под дождем, хотя и слабым, меня беспокоило, поэтому на другой день я отправился на работу и уговорил завхоза выдать мне подотчет казенную палатку. В тот же день я показал ее Михалычу. Палатку как идею он одобрил, но конкретное исполнение ему не очень понравилось из-за отсутствия тента. Но все же лучше, чем ничего... А тем временем задул южный ветер и принес во второй половине августа прощальную летнюю жару. Мы добрались до озера, когда солнце еще только начало клониться к западу. Накачали лодку, и тут Михалыч предложил сразу поставить палатку. Хотя в тридцатиградусную жару это было необязательно, я спорить не стал и не пожалел об этом.

Дело в том, что наш бивак сразу обрел какой-то новый, жилой вид: даже просто посидеть рядом с палаткой казалось намного приятнее, чем в чистом поле около мотоцикла.

На берегу сгенерировано специально для публиуаций
На берегу сгенерировано специально для публиуаций

Мы даже задержались, пропустив по второй и по третьей и закусывая бутербродами, состоящими из кусочка хлеба, половинки яйца, половинки помидора и кусочка колбасы, что, по мнению Михалыча, очень сочеталось друг с другом. А потом, правда без особого энтузиазма, отправились к нашей приваде. К сожалению, наш пессимизм был оправдан, Жаркое солнце взяло свое, и клева почти не было: Михалыч вытащил двух маленьких, а я и вовсе ни одного. И это, несмотря на то, что мой спутник, не жалея, метал в воду свой новый прикорм: белые хлебные крошки, смешанные с вареной картошкой и размолотым жмыхом. И все же мы сидели и сидели, развалясь на постеленных на дно лодки резиновых сиденьях и облокотясь на баллоны... Тому причиной был и сытный обед с водочкой, от кото­рого мы разомлели, и невысокое уже солнце, в лучах которого мы грелись над прохладой вод и которые то и дело закрывали набегавшие тучки. При этом ласковая тень проходила по тихому озеру, по зеленым плаваю­щим листьям, белым и желтым раскрытым цветам, и через минуту вновь тысячей блесток сверкала поверх­ность озера и бриллиантами переливались капельки воды на кувшинках, камыше и рогозе. К тому же у меня вяло, но клевало, хотя и не брало...

двое в лодке у камышей
двое в лодке у камышей

И тут наше полусонное уединение было нарушено. Послышался шум подъехавшего автомобиля, а потом голоса на берегу - и не только мужские, но и женс­кие. Вскоре подъехала еще одна легковушка и тоже остановилась на берегу.

- Так и знал! - пробормотал Михалыч. - Ох, не люблю я под выходной ездить. Вот из-за этого...

В довершение всех бед послышался громовой стрекот моторов без глушителей, и к озеру подкатили. семь человек на двух одиночных мотоциклах и одном мопеде, причем на одном мотоцикле уместились трое. Это были деревенские ребята лет семнадцати. Они расположились на травке недалеко от нашего бивака и, казалось, даже не собирались рыбачить, а просто отдыхали. .

- Поехали! - прошептал Михалыч. - Нельзя же без присмотра все оставить на берегу...

- Погоди.... сейчас... у меня клюет... сейчас! - возразил я.

- Да у тебя уже полчаса так клюет - что толку!

- Сейчас... сейчас, - тут поплавок, изредка пускавший вокруг· себя мелкие круги, вдруг лег на бок. Я подсек. Широкая, зеленоватая с золотым отливом рыба, похожая на карася, вылетела из воды.

-О-о! Да это не карась! - удивился я, рассматривая добычу. - И чешуя мелкая. И какой тяжелый на вид! И красивый!

- Это линь! - пояснил Михалыч. - Вкусная рыба. Но на удочку редко поймаешь: клюет слабо... Я на морды в позапрошлый раз парочку поймал.

Он отвязал лодку и погреб к берегу. Я думал, что он оставит меня присматривать за нашим лагерем, а сам вернется обратно, но Михалыч вместо этого вылез на берег и, непонятно зачем, пошел на выгон и стал там бродить, глядя под ноги. Наконец, он вернулся, держа в руке кусок бараньего рога.

- Слышь, Серега, сходи-ка за дровами! - неожиданно попросил он.

- Но зачем? Еще же день...

-Хочу подпалить рог. Запах паленого рога в воде очень карася привлекает.

Я принес веток, и мы развели костерок. Михалыч сунул в него рог.

- Видишь, дым по земле стелется, - сказал он.

- Вижу. Даже - слышу. Вонь-то какая!

- Если дым от костра по земле стелется - это к ненастью.

- И правда, - согласился я, указывая на озеро, - смотри-ка белые лилии закрылись - а ведь еще не вечер... Это тоже к дождю! Михалыч уплыл со своим вонючим рогом на лодке, а я остался. Пробовал ловить с берега не клевало.

А просто сидеть на берегу тоже было не совсем прият­но - слишком много народу находилось рядом. Не то, чтобы мне мешали, а просто не было приватности, той свободы, того чувства не стесненности и непринужден­ности, которым наслаждается человек лишь в одиноче­стве, или в компании с близкими, понимающими его людьми. К тому же от присутствия расположившихся неподалеку парней исходило, скорее всего необосно­ванное, но оттого не менее неприятное чувство угрозы.

Ближе к вечеру Михалыч вернулся.

-Ну как дела?- спросил я.

- Сунул рог в воду- сразу пошло. Только недолго. С десяток поймал.

- Ну что, морды будем ставить?

- Те-с-с!- зашипел старик. - Ты что? Столько народу... Вот если разъедутся...

Деревенские вскоре завели свои драндулеты и уехали. Михалыч облегченно вздохнул и с неприязнью посмотрел на стоявшие с другой стороны «Жигули».

- Ишь... с бабами приехали! - проворчал он. - Как неудобно... Тьфу!

-Давай еще по чуть-чуть, Михалыч! - предложил я. Мы сели и выпили с горя. Тут затарахтел мотоцикл. Плотный мужчина в гим­настерке защитного цвета подъехал к нам на «Урале» с коляской, остановился, и с минуту пристально нас разглядывал. Потом, так и не проронив ни слова, по­ехал прочь.

Это что за чудо? - возмущенный такой бесце­ремонностью спросил я, хотя уже догадывался об от­вете: в этом человеке слишком чувствовался власть имущий.

- Это - егерь! - Михалыч грустно вздохнул. - Теперь о мордах можно забыть: он нас приметил, бу­дет пасти...

- А ты говорил, тут река недалеко?

- Да, с километр, вон вдоль протоки...

- А если там морды поставить?

- На реке их не ставят.

- А что ставят? -Донки,- на кисточку червей. Да белых возьми, красных не трогай! Соменку или щуке все равно, а на карася гораздо лучше красный, навозный...

Я отыскал в наборах две донки и отправился на реку. Она оказалась в этом месте совсем неширо­кой так, метров тридцать, и я догадался, что на той стороне большой остров. Что за ним - не было видно из-за высокого густого леса. Под обрывом, к которому я вышел, в воде у самого берега виднелись кусты осо­ки и какие-то коряги.

Я осмотрел фабричную донку. На мотовиле было написано, что ее длина двенадцать метров. Что ж, на первый раз годится. Грузило в форме «оливки» не было закреплено, и я, отступив сантиметров двадцать от крючка, сунул в отверстие, куда входила леска, за­остренный кончик спички и тем самым застопорил его. Потом насадил на крючок пару червей и размотал лес­ку. Так, вроде все готово.

Взялся за леску выше грузи­ ла, раскрутил ее над головой и метнул. Но вовсе не туда, куда хотел: не поперек течения, а как-то вдоль, вдоль берега... Вот не повезло! Наверное, поздно отпус­тил... или наоборот -рано... Попробовал еще. На этот раз получилось еще хуже: донка вообще полетела на­зад и ударилась в обрыв за моей спиной. Нет, нужно как-то иначе. Может быть, не раскручивать над голо­ вой? Ведь донка совсем недлинная. И так заброшу! Попробовал кинуть, просто размахнувшись. Уже луч­ше. Но неточно. И недалеко. Вытащил обратно, попут­но зацепив пучок водорослей, потом раскачал у коле­на маятником - и отпустил. Грузило полетело прямо над водой и шлепнулось метрах в двенадцати от бере­га. Как раз там, где я хотел. Прекрасно. Ой! А я же ее не привязал! К счастью, мотовильце, за которое был закреплен свободный конец лески, зацепилось за тра­винку у самого берега.

Потянулся. Достану - не дос­тану? Чуть не упал, но достал. Ну теперь буду умнее, буду привязывать заранее, перед забросом. Я закре­пил мотовильце за кустик на берегу, потом подумал и представил некоего незнакомого человека, проходящего вдоль берега, после моего ухода. Конечно, он не удержится и проверит мою донку. А может, и вовсе за­ берет ее, если у него нету совести. Но можно ли рас­ считывать на совесть рыбака в такой ситуации? Рито­рический вопрос. Нет, нужно спрятать получше. Вот эта ветка из воды торчит. Если снять мотовильце - оно слишком заметное, - а леску завязать ниже уров­ня воды... Но достаточно ли она крепка, чтобы выдер­жать моего будущего соменка? Достаточно. Вот так. Хорошо. Теперь незаметно. Вот только леску немного повернуло по течению. Должно быть, грузило снесло. Ладно. Это

неизбежно. Ничего страшного. Теперь вто­рая донка. Какой длинный червяк! Его одного хватило на кисточку. Вот здесь привяжем. А теперь - бросаю! Р-раз! А что же она? Пролетела пять метров, леска на­ тянулась, а грузило с крючком упало в воду... Что случилось? А... вот этот сучок из земли торчит, за него леска зацепилась... Так... освободим... надо перебрать леску, чтобы свободно лежала, ни за что не цеплялась, не путалась. Хорошо.

Я раскачал маятником и бросил донку поперек те­чения. Удачно. Потом подобрал на берегу палку и при­топил ею леску. Вот теперь - не видно. Я был доволен тем, что обошелся в этот раз без советов Михалыча. Все-таки полезнее до всего доходить на собственном опыте, хотя и теряешь при этом время.

Долго я еще сидел на берегу, поглядывая на натя­нувшиеся, но неподвижные лески, и любовался розо­вым отсветом, который бросало на плавно текущую воду садившееся в тучу солнце. Проверить· или не надо? Пожалуй, нет. Если клюнет, то скорее всего ночью.

Возвращаясь уже в сумерках обратно, я издалека заметил огонек на берегу озера. Значит, Михалыч раз­ вел костер. Надо по пути дров захватить. Я сошел с проселка к протоке. Из-под ног дружно запрыгали лягушки. Сколько их тут! Только бы не наступить. И чего они вылезли на берег?

Притащив к костру две большие ветки, я рассказал Михалычу о лягушках и спросил, нельзя ли на них ло­вить.

- Можно, - ответил Михалыч, - на них донками сомов и налимов ловят. Бывает, и щука берет. А то, что по траве прыгают - это к дождю... Надеюсь, хоть утром клев будет:..

- А почему вечером не клевало?

- Может, перемена погоды...

- Как же так? Перед дождем не клюет, а когда дождь -будет клевать! Непонятно.

-Что же удивительного? Одно дело-перемена погоды, и совсем другое - сама непогода... Вот у меня перед дождем суставы ноют, как сейчас вот... А в дождь - ничего, нормально. Когда стемнело и мы поужинали, Михалыч сказал:

- Ну что, укладываться будем? Давай только лод­ку сюда принесем!

-Зачем?

- Ну.., - он кивнул на наших соседей, расположившихся неподалеку у своих машин.

Но мне не хотелось в такую теплынь лезть в душ­ную палатку и я предложил:

- А может, я в лодке посплю?

- Ну, поспи, если хочешь, - ответил Михалыч и полез в палатку.

А я спустился к реке, разложил на дне высохшей уже лодки резиновые сиденья, залез в нее, лег на мяг­кую надувную резину, ухватился рукой за ближайший камыш, потянул - и лодка плавно отошла от берега. Я долго не мог заснуть. Лодка не стояла на месте: ее чуть гнало легким ветерком или незаметным течени­ем, она слегка шуршала по траве. Стоило немного по­ ворочаться, как она начинала тихо раскачиваться, словно укачивать меня, как ребенка в колыбели, и о дно чуть слышными толчками билась невидимая под­ водная волна. Звездное небо казалось от века непод­вижным, и лишь Млечный Путь, подобно стрелкам ча­сов, медленно поворачивался над головой, когда пово­рачивалась лодка, да прямо надо мной, на расстоянии вытянутой руки порой появлялся темный початок рого­зы, тихо клонясь под ночным ветерком...

Я и не заметил, как заснул, а когда открыл глаза, то почему-то никак не мог вспомнить, где я и как сюда попал. С удивлением я глядел на поредев­шие звезды, то и дело гаснувшие в тени набегавших невидимых ночных тучек. Полная луна уже прошла свой короткий летний путь и светила из-за крон отда­ленных деревьев, заливая спящее озеро волшебным серебряным светом. А надо мной, стоило протянуть руку, склонились початки рогозы. И с другой сторо­ны - то же... Где я? Куда я попал?

Или я еще сплю?...

- Са-ня-а-а! - _еле слышно донесся издалека знакомый голос.

Господи! Да я же с Михалычем на рыбалке. Я под­нялся и сел в лодке. Вокруг были заросли. Чуть в сто­роне шумели метелки камыша... А этот лес за спиной он-то откуда? Ах да, это, наверное, тот берег... А вон те темные деревья, сквозь которые светит луна - это наш берег? Я взялся за весла и, цепляя в темноте кувшинки, поплыл к нему... Но я положитель­но не узнавал места!

- Са ня-а-а! - опять донеслось справа.

Кто это меня зовет? Ах да... Это., наверное, Михалыч... А почему он так далеко? Или это я далеко? Наконец я проснулся окончательно и погреб вдоль озера к нашей стоянке. Тем временем посветлело, и я разглядел между двух толстых стволов деревьев фи­гурку подпрыгивающую и размахивающую руками.

- Да где же ты был?! - сердито, но с облегчением выговаривал мне старик. - Я проснулся, гляжу: нет лодки... Ну, думаю, утонул... Стал кричать - не отзываешься...

- Я спал, а лодку течением отнесло в тот конец озера...

- Так что же ты не привязался?

Я не стал объяснять Михалычу, что вовсе не хотел привязываться: он бы все равно не понял...

Мы отправились к нашему месту и забросили удоч­ки. Однако клевало очень вяло: примерно за час мы поймали всего по паре карасей.

- Что же он не клюет? - удивился я. - Вот, я уже в третий раз видел как стайка прошла мимо...

- Карась гуляет, когда он сыт, - заметил Михалыч

- Может, вчера его перекормили?

А ты думаешь, он только нашим прикормом питается? Нет, он себе найдет... ·

- Так давай в других места попробуем!

Михалыч согласился. Мы стали переезжать с места на место: рыбачили и у камышей, и у рогозы, и у края плавающей тиноподобной травы, и среди почти сплошного поля кувшинок в маленьком, в метр диа­метром окне. И везде Михалыч бросал прикорм. И все было почти напрасно: или вообще не клевало или по­падался один-другой, а затем клев прекращался. Тем временем с дальнего конца озера, от свинарника, под­ плыла деревянная лодка с низкими вертикальными бортами и острыми обводами. В ней сидели двое му­жиков, по-видимому, местных. Михалыч, понадеяв­шись, что они-то знают, в каком месте клюет, присосе­дился к ним и встал в десятке метров от деревянной лодки.

От этого ли или оттого, что небо полностью заво­локло низкими тучами и начал накрапывать дождь, на конец-то начало клевать. Мы уже решили что если посидим подольше - все же поймаем хотя бы треть того, что выловили в прошлый раз, но тут загремел гром, стала сверкать молния, и время между очеред­ным высверком и громовым ударом время сокращалось - стало быть, гроза приближалась. ·

Михалыч все чаще поглядывал на небо и проявлял признаки беспокойства.

- Ты что, Михалыч? - поддел я его. - Грозы, что ли, боишься?·

- Дурак! - спокойно ответил старик. - Это ж тебе не в городе, где электричество на каждом шагу... А здесь, ежели шандарахнет, да в тебя - «мама» ска­зать не успеешь! Тут громоотводов нету...

- Так может, к берегу? - встревожился я.

- Не... не стоит... там - деревья, в дерево может ударить... Опять же - в палатку или в мотоцикл, или в человека в поле... А в воду молния редко бьет...

И вдруг небо над нами раскололось. Так, наверное, будет, когда придет час светопреставления. И не мол­ния сверкнула над нами, а, как говорится в Библии, «с востока до запада» все осветилось ярчайшим светом, все небо над нами сверкнуло так, что не описать. И почти в то же мгновение ударил гром. Именно уда­рил, а не прогремел. Будто из пушки под ухом выстре­лили. Я аж подскочил чуть ли не на полметра и едва не вылетел из лодки. Подбросило и Михалыча, и мы едва не перевернулись. А вот наши соседи не удержались: их лодка черпнула бортом, и один из них с возгласом

«Ах, мать!» вылетел и, взбрыкнув в воздухе ногами, шлепнулся в воду.

Минут пять мы приходили в себя. Упавший мужик, ругаясь, опять забрался в лодку и поспешно заработал черпаком, чтобы совсем не утонуть.

- Да-а! - сказал Михалыч. - Прямо над нами уда­рило. Хорошо, хоть не в нас...

Гром становился все слабее - гроза удалялась.

Гроза на воде
Гроза на воде

Наконец, успокоившись, мы вновь принялись рыба­чить. Но - как отрезало! - ни одной поклевки. Осве­домились у соседей - оказалось, у них то же самое. Еще полчаса - и мы, потеряв всякую надежду, поплы­ли к берегу. Тут нас застиг настоящий ливень, и мы, бросив на берегу лодку и удочки, едва успели забрать­ ся в палатку. А снаружи целые отвесные струи воды обрушились на землю...

- Что поделаешь, - вздохнул Михалыч, - такого грома и карась боится. Теперь он весь в тину ушел.

Мы устроились в палатке и закусили. Я даже выпил, чтобы не простудиться. Михалыч не мог - он был за рулем. Настроение у нас стало разным: Михалыч угрюмо глядел на помутневшее и вздувшееся пузырями и иглами дождя озеро, а я, наоборот, повеселел И с удовольствием слушал барабанную дробь дождя по брезенту палатки и находил этот звук весьма роман­тичным. Но скоро мне стало скучно, я достал из сумки книжку и углубился в нее.

Искоса глянув на меня, Михалыч спросил:

-Что читаешь-то?

-Стихи.

- Про любовь, что ли?

- Нет, не только... Про природу. Или вот, про рыбалку...

- А про рыбалку что?

Мне захотелось, чтобы Михалыч разделил мое приподнятое настроение, и я прочитал вслух:

Чиста холодная струя, Слежу за поплавком, - Шалунья рыбка, вижу я Играет с червяком.

Голубоватая спина Сама как серебро,

глаза бурмитских два зерна, Багряное перо.

Идет, не дрогнет под водой, Пора - червяк во рту! Увы, блестящей полосой Юркнула в темноту. Но вот опять лукавый глаз Сверкнул невдалеке. Постой; авось на этот раз Повиснешь на крючке!

Я вопросительно взглянул на слушателя,.ожидая если не аплодисментов, то хотя бы знака одобрения.

-Ну, и как называется эта рыба, которую он ло­вил? - сурово спросил Михалыч.

- Тут не написано, - я пожал плечами.

Вот те на! А что же тогда пишет, сам не знает о чем!

- Но он же поэт!

- Вижу, что не рыбак. Глаза - как там?

- Бурмитских два зерна.

-Непонятно. А что это? ·

-Не знаю...

- Ну вот, и этого не знаешь! А еще образованный... А где хоть ловил? В реке или в озере?

- Чиста холодная струя...

-Значит, в реке... А какая из себя?

- Голубоватая спина, сама как серебро, глаза- бурмитских два зерна, багряное перо.

- Багряное перо? Но это может быть голавль, же­рех... Нет, жерех так не клюет. Окунь у него тоже красные плавники имеет. Или красноперка?

- Багряное перо. Это. значит - очень красное.

- Тогда- красноперка. Серебристая А глаза у нее красивые. И сама - красавица. Но вот поклевка... Красноперка - рыба осторожная, ее просто так не поймаешь: рыбака боится. И если сорвалась, так уйдет совсем. А эта, вишь, еще раз полезла. Красноперка же редко срывается, наоборот - сразу в траву и давай леску запутывать. Да и спинной плавник у нее крас­ный. Про спинной плавник ничего не написано?

-Нет.

- Значит, не красноперка... Может, плотва? У нее тоже плавники красные. А у глаз - золотисто-оранже­вые ободки с красным пятном вверху. Хм-м... Вот толь­ ко спинка у нее темная или зеленоватая, а тут - голу­боватая, как думаешь?

- Может, сквозь воду такая показалась?

- Может быть... Ловил он ее в реке, на червя. Это может быть и красноперка и плотва. Но вот когда ло­вил - не написано?

-А ... есть... тут первое четверостишие: Тепло на солнышке. Весна Берет свои права; В реке местами глубь ясна, На дне видна трава.

-О! Да что ж ты раньше молчал? Конечно плотва. Правда, траву и красноперка любит, но весной, в мае, у нее нерест, и берет она плохо, а у плотвы, как вода после половодья посветлеет - такой жор начина­ется, что только успевай ловить! К тому же: юркнула в темноту, а плотва, Саня, тень любит! Ну точно - плотва!.. А как называется?

-Что?

-Стихотворение.

-Рыбка.

- Рыбка? Ну, сразу видно, что не рыбак! Рыбак бы назвал: «Плотва». А кто автор-то?

-Фет.

- Фет? Не знаю такого.

.К полудню дождь перестал, и трехцветная радуга раскинула свою дугу над дальним лесом. Мы вылезли из палатки. Мутные ручьи бежали по косогору в озеро.

- Как же мы отсюда выберемся? - задал ритори­ческий вопрос Михалыч потом вздохнул и махнул ру­кой. - Давай сворачиваться. Сушить все будем дома! В разгар сборов я вдруг вспомнил о донках и изъя­вил желание сходить за ними.

-Не надо!- возразил Михалыч. - Мы лучше зае­дем за ними. Все равно мимо ехать.

-Как мимо?

- А так. Ты думаешь, что в такую грязь мы сможем проехать обратно, как сюда ехали? Нет, придется в объезд.

.Когда мы остановились у реки, я спустился вниз с грязного обрыва, а Михалыч остался наверху.

Первая донка оказалась ослабленной - леска провисла. Я дернул- никакого сопротивления. Потащил. И тут почувствовал, что что-то есть... Или трава? И действи­тельно, на крючке был пучок травы, а в ней оказался небольшой окунь. С трудом я освободил глубоко загло­ченный крючок и положил рыбу в карман. Теперь - вторая донка. А тут - зацеп. Тянул туда-сюда, дер­гал. Но не лезть же в воду из-за копеечной снасти! Дернул сильней. Оборвал. Смотал то, что осталось на мотовильце и обернулся к обрыву, прикидывая, где сподручней вылезти. Тут меня остановил Михалыч.

- Слышь, Саня, вон кустик из воды торчит - видишь? - спросил он сверху.

-Ну?

- Там твоя донка зацепилась.

- И что из того?

- Вишь, как качается! Должно быть, там соменок.

- С чего ты взял, Михалыч?

-Ну, посмотри, как качается!

- Ну, качается... течением.

- Да нет же! Там - рыба. Скорее всего - соме­нок. Они любят уходить в кусты и под коряги и запуты­вать.

- Да может течение подводное. Или просто так ко­лышется...

- Просто так, Саня, ничего не бывает, запомни... Просто так ни на рыбалке, ни в жизни ничего не колы­шется. А если колышется- значит что-то есть. Живое.. Рыба, в данном случае... Да ты бы полез и проверил!

Я с тоской смотрел на неритмично дергавшуюся верхушку подводного куста. И правда, не похоже на течение... Но лезть в воду из-за этого! А вдруг там ничего нет? Но нельзя же так оставить. Я разделся и полез в реку.

А тут - глубоко... почти в рост человеческий. Пой­мал рукой оборванную леску и, перебирая ее, добрал­ся до травяного куста. Но тут леска затерялась в осо­ке. Сунул руки глубже... Вот оно! Живое, извивающее­ся, скользкое... Руками, с замиранием сердца, добрал­ся до жабр... Уцепился... Дернул... Леска с сопротивле­нием выскочила из травы. Я полез с соменком на бе­рег, боясь в последний момент его упустить. Он изви­вался, вырывался, бил хвостом. Наконец, вот он, бе­рег...

- Давай, я положу, - предложил Михалыч, - чуть спустившись с откоса, - давай мне!

пойманый сом
пойманый сом

- Нет, нет! Я - сам! - дрожащим голосом отве­ тил я, и лишь когда водворил соменка в судовешку, в которую он едва пролез мордой, успокоился, присел на подножку коляски и непослушными дрожащими пальцами с трудом зажег спичку для сигареты.

- Что, мандраж? - усмехнулся Михалыч. - Вот что значит крупная рыба! Килограмма на два, небось... Так-то! А ты не хотел в воду лезть.

Я поглядывал на судовешку, где в тесноте свернулся кольцом мой первый соменок, разложив свои длинные усы, и не верил, что это я его поймал, такого кра­савца.

На этом рыбалка закончилась, что, однако, не оз­начало, что мы скоро оказались дома. Нас ждали мно­гочисленные препятствия на пути к шоссе. Если по мокрой траве мотоцикл хоть буксовал, но шел, то там, где целые озера воды скрывали под собой раскисший чернозем и глубокие тракторные колеи, приходилось плохо. Хорошо, если удавалось их объехать по полю или даже по невысоким кустам шиповника, а если нет - оставалось надеяться лишь на опыт водителя, да на надежность мотоциклетного мотора. И все же несколько раз мне приходилось соскакивать прямо в грязь и толкал, застрявший мотоцикл, а однажды Михалыч вручил мне топор и велел нарубить веток, чтобы подложить под колеса. Но, наконец, вдали показалось шоссе, и вскоре мы до него почти добрались. Почти -потому, что на него надо было еще выехать. Михалыч поглядел на крутой глинистый подъем и скептически покачал головой. Однако делать нечего - попробовал. На полпути заднее колесо забуксовало, и мотоцикл, развернувшись немного боком, стал сползать обратно. Неудача. Попробовали еще раз, уже без меня. Опять неудача. Попробовали в третий, на этот раз со мной, но не в качестве пассажира, а в качестве толкача. И это не помогло. Мотор перегрелся, от него валил пар, он потерял мощность, и Михалыч заглушил его, чтобы дать остыть. Я стоял рядом, нервно курил и ду­мал о том, что никогда-никогда, ни за что, ни за какие коврижки не поеду больше на рыбалку...

Потом, после, наверное, часового ожидания, когда мотор наконец-то соизволил охладиться, мотоцикл вдруг с первого раза, тихо тарахтя, как-то очень мед­ ленно, словно под действием сверхъестественной силы, выкатился на шоссе, хотя до самого последнего мгновения я боялся, что он вот-вот забуксует и соскользнет вниз. Однако (о, чудо!), он стоял на шоссе, и оставалось только сесть и поехать.

Когда мы добрались до гаража, Михалыч послал меня отнести рыбу домой и сунул мне в руку трешку:

- На, купи красненькую. Пока будем сушить, согреемся!·

Я отнес наш небогатый улов и еще раз полюбовал­ ся красавцем-линем и соменком, пустив их отдельно в тазик. Потом переоделся, пошел в магазин и купил не одну, а три красненьких. Я решил подпоить старика, а потом объявить, что больше с ним на рыбалку не по­еду. Во-первых, потому, что отпуск у меня кончился, во-вторых, потому что дома надо делать ремонт и времени свободного у меня больше не будет, в-треть­ их, уже и лето кончается, в-четвертых ... Ну и так да­ лее ...

В гараже мы засиделись до вечера в ожидании, когда высохнут палатка, лодка и все прочее... И, как это ни странно, у меня из головы совсем улетучились и дождь, и грязь, и буксовка около шоссе, и прочие неприятности, а остались ,сделались еще ярче воспо­минания о карасях, о дивной ночи, проведенной в лод­ке посреди озера, о малиновом закате над рекой, о прекрасном лине, и, конечно, о моем соменке... И я, неожиданно для себя, вместо того, чтобы отказаться от дальнейших поездок, вдруг предложил Михалычу ехать на рыбалку в следующую же субботу.

- Это, конечно, хорошо,- сказал он, допивая оче­редной стакан портвейна, - но только куда? Ты, же ви­дишь, сколько там народу в выходные. А другого мес­ та, где бы лучше клевали караси, я не знаю...

- Ну почему все караси да караси? - возразил я.

- А чем тебе карась не нравится? - удивился Михалыч?

Я не ответил и задумался. Мне хотелось понятнее выразить свое желание. Дело в том, что я мечтал о глухом коряжистом месте на реке, а еще лучше - где­ нибудь на глубоком, почти бездонном озере среди

девст­венного леса, среди дебрей... Вот там бы забросить снасть в неведомые темные воды, и смотреть с беспо­койством в бездну, не зная, какая рыба и какой вели­ чины попадется... А то бросаешь удочку в озеро и зна­ешь, что непременно поймаешь, и знаешь при этом, что будет обязательно карась, к тому же небольшой... Неинтересно...

Но я не осмелился сказать это Михалычу - он бы засмеял. Вместо этого я заметил:

- Карась, конечно, хорошая рыба, но есть же и другая: ну, окунь, например, голавль, судак, щука, на­ конец...

- А-а, вот оно что, - улыбнулся он, - ты, значит, белой рыбы захотел? Так-так... Ну, что ж, знаю я одно озеро... Правда, дорога туда плохая, но ничего... До­ едем!

Продолжение следует ...