Странно было снова собираться на слёт выпускников — вроде бы прошло уже сорок лет, а волнуешься, как перед первым свиданием. Не молодая девочка, нет, пенсионерка с крепким стажем, а всё равно… руки чуть подрагивают, когда гладила светлое летнее платье накануне. Дочь только вздохнула:
— Мам, ты совсем как перед балом. Вот бы мне твой энтузиазм…
Я улыбнулась — девчонка, разводится второй раз, а уже умудрена опытом. Но что-то в той поездке казалось особенным, словно под кожей билась тайная надежда, что там, за городским смогом, произойдёт что-то новое. Или просто сердце не хочет мириться с одиночеством…
Пансионат встретил медовой свежестью акаций. Старые лица — кто потолстел, кто поседел, кто, наоборот, стал похож сам на себя юного, только взгляд чуть пригас. А вот Андрей… вот он стоит у окна, чуть сутулый, рукава закатаны, волосы седые — ещё гуще, чем в молодости, разве что глаза не изменились: внимательные, глубокие, будто видят тебя насквозь. Помнила этот взгляд и раньше, но тогда была замужем, детьми занята… Не до грёз.
— Жанна! Мы с тобой за рядом, как в старые времена? — рассмеялся он, знакомым ещё по переменам голосом.
— А если я стану болтать, ты не прогоняй, — подыграла я.
Сели за ужином рядом, а мне будто снова семнадцать. Он рассказывал про свою дачу, про лес вокруг — голос уютный, тёплый, слегка ироничный, с бархатцем осени. А потом пошли гулять вдоль липовой аллеи.
Вечер мылся в тёплом золоте — запах скошенной травы, дрозд перекликается… Идём молча. Лишь изредка Андрей бросал на меня взгляд и, кажется, улыбался уголками губ.
— Странно, Жанна… Сколько лет прошло, а я до сих пор думаю о тебе иногда, — вдруг мягко сказал он.
У меня перехватило дыхание. Притихли. Сердце постучало в груди: неужели?! Я осторожно прикоснулась к его руке — он ответил, крепко, и неожиданно нежно сжал мои пальцы.
Дальше всё случилось небыстро, как в замедленном фильме, где даже дыхание героев слышно чуть громче, чем положено. Мы с Андреем не спешили возвращаться в пансионат — тихий, полутёмный сад затихал вокруг, жужжали поздние шмели, а я никак не могла поверить, что держу его руку.
— Ты ведь не против, что я так? — немного стесняясь спросил он, взгляд спрятал в траву.
— Глупый… — ответила я почти шёпотом и невольно улыбнулась.
Внутри будто открылся какой-то дверной проём. Старое, укромное чувство доверия. Мы бродили столько, что вернулись лишь к полуночи. В номере Андрей задержался на пороге, чуть развернулся, разглядывая меня с улыбкой. И вот это — когда никто не давит, когда есть право отступить, но не хочется. Я сделала ему шаг навстречу первой.
Он обнял — крепко, но неспешно. Мы уткнулись друг другу в шею, вдохнули запахи чужих лет — немного лосьона, немного просто вечера и тёплой кожи. Каждый жест был почти молитвой на прощание с одиночеством, — словно мы оба понимали, что больше ждать нельзя.
— Жанна… — голос его дрожал, даже чуть хрипел, — давай не будем ничего бояться…
Я успела только кивнуть, а дальше — всё закружилось: губы нашли друг друга вдруг и навсегда, будто изголодались за десятки лет. Поцелуи никуда не спешили: в уголок рта, по шее, за мочку уха… Андрей гладил мои плечи, целовал нос, лоб — я давно не ощущала себя такой нежной и по-настоящему живой.
Сколько лет я прятала свои желания — и вдруг позволяю себе всё. Боялась морщин, тяжёлых мыслей, комплексов… но в его ладонях всё тревожное исчезло. Он трогал мою грудь, не торопясь, словно заново изучал географию любимых мест. От его прикосновений мурашки бежали табуном по спине — то легкая дрожь, то горячий прилив.
Я гладила его шею, плечи, потом пальцы начали медленно скользить по животу… Андрей поднял мою руку к себе на грудь, крепко сжал — мы оба тяжело дышали, будто снова двадцать лет. Он осторожно положил меня на кровать, снял с меня платье, не спеша — каждым движением словно спрашивал: «Можно?» и я отвечала — «Да, да, да…»
Наши тела сплелись медленно, без суеты и страха. Андрей был нежен, внимателен, он смотрел мне в глаза и шептал слова, которые раньше бы назвала банальными, а теперь они казались самыми необходимыми: «Ты такая красивая… Я мечтал об этом».
В ту ночь мы не пытались быть другими — мы просто были собой. Я впервые за много лет не думала о фигуре, не стеснялась шрамов и морщин… напротив — мне казалось, что каждая из них для него особенная.
Он касался меня губами — время от времени встречая во мне смешок или стон, и сам отвечал рывком дыхания. Мы не ловили друг друга на пике страсти, а переживали этот путь — волну за волной, обнимая, сжимая руки, поглаживая спину. Я словно открылась заново — вибрация удовольствия начиналась где-то глубоко внутри и постепенно вырастала в целое море тепла, нежности и доверия.
Проснувшись рядом с Андреем, я тихонько потянулась, словно надеялась остаться в этом утре навсегда. В голове уже шептались знакомые тревоги: "А что дальше? Не сон ли это? Сколько мне ещё позволено счастья — и могу ли я взять его безнаказанно?"
Он лежал рядом, обняв меня за плечо, и дышал ровно, спокойно. Мне было так хорошо, что даже страшно. Я лежала, уткнувшись носом в его шею, чувствуя запах кожи — немного табака, свежий мужской дух, чуть-чуть ладана или одиночества, что хранит память о том, как долго мы были одни.
— Ты не жалеешь? — тихо, почти неслышно спросил он.
Я задержала дыхание, прежде чем ответить. "Вот оно — то, чего я боялась услышать…"
— Нет. Я никогда не позволяла себе быть настолько честной. Даже перед собой. Но с тобой — будто всё разрешено…
Пауза была долгая, почти неловкая. За окном светало, кто-то уже тянул шторы в соседних номерах, а у нас словно время остановилось.
Андрей повернулся ко мне лицом. Его ладонь легла мне на щёку. Он смотрел прямо, открыто — так не смотрят просто знакомые.
— Давай не будем бежать обратно в свои старые маленькие мирки, — вдруг сказал он хрипло. — Я понимаю: страшно, независимо от возраста. Но мы ведь живые, Жанна. А не призраки.
У меня защипало в уголках глаз. И вдруг я заплакала — не от обиды, а от счастья и облегчения. Андрей обнял крепче, убаюкивал, как ребёнка. Он гладил мои волосы, говорил что-то тихое и очень простое — "не бойся, всё хорошо, не бойся…"
Возможно, это был тот самый момент, когда я позволила себе поверить: всё не зря, я достойна любви и тепла, даже если этому удивляется весь мой внутренний хоровод страхов.
Мы остались лежать, переплетясь руками, жадно ловя каждый мгновение нежности. Андрей смеялся, рассказывал смешные истории про институт, про то, как чуть не завалил экзамен, пока я перебирала его пальцы. А внутри меня росло понимание, что с этим человеком — я не теряю себя, а возвращаюсь.
— Переезжай ко мне, давай просто побудем вместе, хорошо?
Я кивнула. Всё было страшно и невероятно, но даже своя неуверенность стала вдруг родной, значимой частью этой новой свободы.
В глазах Андрея светилась надежда. В моих — и трепет, и желание жить полной грудью, не откладывая и не пряча чувства.
Несколько дней пансионата потекли тихо, как вязкое лето в стеклянной банке варенья: сладко, сдержанно и чуть настороженно. Мы с Андреем не спешили — завтракали за одним столиком, гуляли в соседнем лесу, иногда просто сидели на веранде, держа друг друга за руку, будто это что-то редкое, невероятно хрупкое… и наша задача — не спугнуть.
Всё казалось новым — даже воздух в этом месте был другим. Не как дома, где всё заранее известно, а словно обещание. Я училась заново быть желанной. Не матерью, не бабушкой, не хозяйкой — а просто женщиной.
Мы каждой клеточкой ощущали взаимную искренность. Он мог долго говорить молча — глазами, губами, кончиками пальцев, которые так ласково перебирали мои локоны, что я замирала от счастья. Где-то в глубине души тлела мысль: "Пусть это не исчезнет… хотя бы ещё чуть-чуть".
— Жанна, — однажды вечером сказал он, накрывая мою ладонь своей большой, — осталась бы ты со мной? Не сейчас — вообще… Просто, когда кончается лето, хочется, чтобы кто-то рядом дожидался нового весны.
Раньше бы я отшутилась, или ушла в философию, или перевела разговор на блюда и погоду. Но теперь я смотрела прямо в его глаза — ясно и по-взрослому искренне.
— Я боюсь, — честно сказала я. — Но ещё больше боюсь снова вернуться в одиночество. Мне хочется тебя. И себя — рядом с тобой.
Он улыбнулся своей широкой, чуть неуверенной улыбкой — как мальчик, которому впервые доверяют держать девочку за руку.
И вдруг я поняла: теперь не будет пустых окон, времени, разорванного на короткие звонки. Не будет ощущение, что с каждым годом становишься невидимей для мира.
Ближе к отъезду я словила себя на том, что не простилась с прошлым — я просто его отпустила. Без горя, без сожаления — с благодарностью за то, что оно было, и с надеждой на то, что теперь могу быть… просто счастливой.
Мы не строили грандиозных планов. Придумали только: поехать осенью в маленький городок за Волгой, вместе гулять по рынку, выбирать яблоки — он обещал печь пироги, а я — читать ему вслух перед сном.
Прощаясь с пансионатом, я смотрела, как в оконце автобуса исчезает дорожка, где мы с Андреем вместе шли в первый вечер. Теперь она вела к новой главе жизни.
Вот так и бывает: иногда вторая молодость приходит не на пороге собственного дома, а вслед за тем, кто увидел тебя — по-настоящему. И тогда не жаль ни одного страха, ни одной прожитой зимы… когда впереди — надежда, весна и ещё одна, самая настоящая любовь.
— Доброе утро, счастливая женщина, — прошептал он, нежно целуя меня в лоб.