Лина тихо сказала:
- Софья Михайловна, если у вас нет никаких срочных дел, может быть, съездим сегодня на могилу бабушки? А дедушка где лежит?
Михайловна кивнула:
- Да какие там срочные дела... Это ты правильно решила навестить своих. А ехать никуда не надо, можно пешком дойти до старого кладбища. Два года назад его закрыли, теперь хоронят в другой стороне, вот туда ехать надо. Ты давай собирайся, а я сейчас домой схожу, переоденусь, и мы с тобой сходим навестим всех наших родных.
Минут через пятнадцать она пришла одетая по-походному — в брюках, ветровке, на ногах короткие резиновые сапожки. В руках большой пакет, из которого виднелись разноцветные цветы.
Посмотрев, что Лина собирается идти в футболке, покачала головой:
- Надень куртку, а то комары закусают, их в лесу полно.
Они прошли всю улицу до конца и, немного пройдя по разбитой дороге, свернули налево, где среди кустов ещё издалека виднелись кресты и памятники.
- Сначала я тебе покажу могилы твоих, а потом пойду дальше, там у меня лежат родители, муж, - деловито сказала Михайловна.
Через пару минут она подошла к металлической оградке, окрашенной в чёрный цвет, открыла калитку:
- Заходи, Ангелина. Вот здесь лежат твои бабушка и дедушка.
Достала охапку цветов, рабочие перчатки, протянула Лине:
- Держи, когда сорняки подёргаешь, положи им цветы на могилы, - вздохнула. - Правда, Ангелина не любила сорванные цветы.
Выйдя уже за оградку, спросила:
- Не побоишься одна здесь побыть?
Лина покачала головой:
- Нет, я всегда одна ходила к своим родителям. Мама, когда мы могилу отца навещали, говорила, что мёртвые ничего уже не могут нам сделать, а вот некоторых живых стоит опасаться.
- Это точно, - согласилась Михайловна, - всё, я пошла. Ты не волнуйся, я быстро, мои тут недалеко.
Лина подошла поближе к памятнику дедушки, посмотрела на фото - ему было не больше сорока лет, по датам рождения и смерти подсчитала, что ему было всего сорок пять.
Вздохнула — он был совсем молодой. Посмотрела на памятник бабушки — её не стало в шестьдесят лет. Лина долго вглядывалась в уже знакомое лицо, и неожиданно ей показалось, что глаза на фотографии заблестели так, как будто они наполнились слезами.
Лина испуганно отпрянула от могилы, торопливо надела перчатки и стала дёргать траву, боясь поднимать глаза на памятник.
- И чего боюсь, - успокаивала она себя, - ведь это моя бабушка, разве она мне что-то сделает плохое... Наверное, я слишком впечатлительная, вот мне и кажется всякое.
А когда она привела в порядок обе могилы, разделила охапку цветов на две части. Одну положила на могилу деду, посмотрела на него, такого молодого и красивого, и вздохнула:
- Как же он похож на моего отца, только постарше.
Остальные цветы положила к памятнику бабушки. И наконец, осмелилась снова поднять глаза на её фотографию. С облегчением увидела, что глаза у неё совсем и не блестят, но вот лёгкая улыбка на её губах опять смутила Лину, вроде ей сначала показалось, что у бабушки лицо было серьёзное.
Досадливо махнула рукой и чуть дрожащим голосом произнесла вслух:
- Это мне всё кажется от испуга. Ведь всё равно я немного побаиваюсь, и, честно говоря, мне всегда было не по себе, когда я одна ходила на кладбище к родителям. Хорохорилась, конечно, всегда, признаюсь. Но что мне было делать — родителей надо было навещать, а кроме меня некому было, - сквозь слёзы посмотрела на фотографию бабушки. - Видишь, какая трусливая у тебя внучка. Но обещаю, я буду работать над собой, я стану смелой, сильной и решительной.
Неожиданно уши у Лины как ватой заложило. Она растерянно посмотрела по сторонам. Мир вокруг неё как будто замер - не стало слышно щебетанья птиц, шелеста листвы, стих ветер. И вдруг в этой тишине прозвучал тихий женский голос.
Лина никогда его не слышала, но почему-то сразу поняла, что это голос её бабушки. Он прозвучал не так, как обычный звук, голос гулко звучал везде вокруг, как эхо в горах — непонятно, откуда он шёл. Казалось, им было пронизано не только всё пространство вокруг, а даже сама Лина. Она замерла, боясь пропустить хоть одно слово.
- Внучка моя, Ангел мой, не пугайся, что ты можешь меня слышать. У тебя теперь есть такой дар — слышать ушедших в иной мир. Весь наш род по женской линии обладал таким даром, и ты не исключение. Постепенно у тебя проявятся и другие способности, не бойся этого, такой дар только для избранных. Помни, что от него нельзя избавиться, даже если и захочешь. Книгу читай, в ней знания и мудрость многих поколений. Софье, подруге моей, можешь доверять, но только по житейским вопросам. Про наши с тобой дела ей знать не надобно, да и вредно для неё. Она умная женщина, всё понимает и так.
Лина слушала её в каком-то странном оцепенении. И хотя голос бабушки постепенно затих, как будто растворившись в воздухе, Лина не могла пошевелиться, пока не услышала испуганный голос Михайловны:
- Лина, Лина, что с тобой?!
Лина, встряхнув головой, как будто избавляясь от наваждения, посмотрела на неё и произнесла охрипшим от волнения голосом:
- Со мной? Ничего, всё нормально.
- Ничего себе — нормально, ты посмотри на себя — бледная как полотно. Ты чего-то испугалась?
Михайловна подошла к ней, обняла:
- Ты почему сказала, что не боишься одна оставаться? Даже мне порой жутковато ходить сюда, хоть и знаю, что здесь нечего и некого бояться. Я смотрю, ты тут всё прибрала, вот и пойдём домой. Не надо сюда часто ходить, беспокоить их, пусть лежат спокойно.
Она взяла Лину за руку и как маленькую повела прочь с кладбища. Когда они уже вышли на дорогу, Лина оглянулась и увидела среди зелёных зарослей смутную женскую фигуру. И сразу поняла, это бабушка прощалась с ней. Лина заплакала, сначала тихо, размазывая слёзы по лицу свободной рукой, а потом разрыдалась, не в силах сдержаться.
Михайловна остановилась, опять обняла её:
- Поплачь, поплачь, полегче будет. Понятно ведь, что нелегко тебе видеть своих уже только на кладбище. И ничего тут не поделаешь, видимо, такая у тебя судьба. Но поверь, когда ты всё это переживёшь, будешь сильной, такой, как твоя бабушка Ангелина.
Они уже дошли до дома Ангелины, но Михайловна всё так же крепко держала Лину за руку:
- Сейчас пойдём ко мне, чайку попьём с шаньгами, я с утра напекла.
- А что это такое - шаньги? - спросила Лина.
Михайловна улыбнулась:
- Это такие ватрушки с картошкой, сейчас увидишь и попробуешь.
Через десять минут они сидели за столом и пили чай.
- Какие вкусные, эти шаньги, - нахваливала Лина, с удовольствием поедая румяную выпечку. - Меня научите их печь?
- Конечно, - засмеялась Михайловна. - Ничего сложного в этом нет, главное, руки и душу приложить.
В свой дом Лина вернулась, уже совсем успокоившись. Положив на стол тарелку с шаньгами, которыми угостила её Михайловна, воскликнула, глядя на фотографию бабушки:
- Прости меня, бабуля, что я так напугалась там, на кладбище. Мне надо привыкнуть к моему новому состоянию и новым способностям. Про таких, как ты, я только в книгах читала и всегда думала, что это из области фантастики или сказок. Я справлюсь, только вот не знаю, что мне с этим делать, где и как применить, но думаю, жизнь подскажет.
Она села за стол и, вздохнув, произнесла:
- Ещё хочу тебе сказать — не сердись на своего сына, моего отца. Мама говорила, что он хотел сделать тебе сюрприз, приехав на родину с женой и дочерью. Но когда он погиб, у мамы случились преждевременные роды, я родилась восьмимесячной и слабенькой. А мама так до конца и не оправилась после гибели отца, часто болела. Софья Михайловна сказала, что ему не нравилось то, чем ты занималась. Но мне теперь кажется, что он тебя понял и хотел всё исправить, но не успел.
Лина встала и в упор посмотрела на фотографию бабушки, уже не боясь, что увидит что-то необычное. Но ничего такого не произошло — лицо бабушки было спокойное, такое, каким запечатлел его фотограф.
Но когда Лина отвернулась, то каким-то необъяснимым чувством поняла ответ бабушки:
- Я знаю, внучка, ведь сейчас мы все вместе.
***
Продолжение: