Тридцать лет. Вы только вдумайтесь в эту цифру. Это не просто тридцать раз сменился календарь на стене. Это целая жизнь. Наша с Петей жизнь. В ней уместилось всё: и первая съёмная квартирка с обоями в цветочек, которые отваливались от сырости; и рождение сына, нашего гордого первенца Андрюши; и появление дочки, нашей егозы Машеньки. Были и бессонные ночи, и пустые кастрюли в девяностые, и ссоры до хрипоты из-за какой-нибудь ерунды, после которых мы, дураки, не разговаривали по два дня, а потом мирились так бурно, будто заново влюблялись.
Тридцать лет — это жемчужная свадьба. Дети, уже сами родители, решили устроить нам сюрприз.
— Мам, пап, — сказал Андрюша на семейном ужине месяц назад, — мы тут подумали… Вы для нас — пример. Настоящий. Мы хотим, чтобы вы снова, как тогда, давно, сказали друг другу «да». Устроим вам вторую свадьбу!
Я тогда отмахнулась, засмеялась. Куда нам, старикам, свадьбы играть? Платье белое надевать? Фатой седину прикрывать? Но дети настояли. Не свадьбу, а красивую церемонию в ЗАГСе. Обновление клятв. Чтобы мы, глядя в глаза друг другу, снова вспомнили, с чего всё начиналось. И я сдалась. А в глубине души… Ох, как же я была рада! Какая женщина не хочет снова почувствовать себя невестой, даже если её «жениху» уже шестьдесят, а у самой внуки в первый класс собираются?
И вот этот день настал.
Я стою перед большим зеркалом в нашей спальне. На мне элегантное платье цвета шампанского, которое так идёт к моим посветлевшим с годами волосам. На шее — нитка жемчуга, Петин подарок. Я смотрю на своё отражение и не узнаю себя. Глаза блестят, как у девчонки, на щеках — румянец, который не нарисуешь никакой косметикой. Это румянец счастья.
— Олюшка, ты готова? — голос Пети за дверью, тёплый, родной, с лёгкой хрипотцой.
— Готова, Петенька, иду!
Он ждёт меня в гостиной. В строгом костюме, с букетиком моих любимых кремовых роз. Седой, морщинки у глаз, но какой же он у меня красивый! Подошёл, обнял, уткнулся носом в мою причёску.
— Пахнешь, как тридцать лет назад, — прошептал он. — Моя девочка. Моя жизнь.
Сердце зашлось от нежности. Вот оно, счастье. Тихое, простое, выстраданное годами. Не кричащее, не показное. Наше.
В ЗАГСе уже собрались все наши. Андрей с женой Леночкой и сыном Егоркой. Машенька с мужем и нашей маленькой принцессой Сонечкой. Несколько самых близких друзей, проверенных временем и жизнью. Атмосфера была такой тёплой, такой душевной… Все улыбались, поздравляли нас, говорили какие-то добрые слова. Я держала Петю под руку, и мне казалось, что я плыву в каком-то облаке из любви и света.
Мы вошли в зал торжеств. Тот самый, где тридцать лет назад, совсем юные и испуганные, мы стали мужем и женой. Только тогда стены были выкрашены в унылый казённый цвет, а сейчас всё выглядело нарядно и современно. Приятная женщина-регистратор с доброй улыбкой начала свою речь. Она говорила красивые слова о верности, о том, что пронести любовь через десятилетия — это великий труд и великий дар. Я слушала её, а сама смотрела на Петю. Он сжимал мою руку, и я чувствовала его волнение. Мой сильный, мой надёжный мужчина волновался, как мальчишка.
— …И сейчас, Пётр и Ольга, я предлагаю вам вновь, глядя друг другу в глаза, повторить свои клятвы и подтвердить тот выбор, что вы сделали много лет назад, — торжественно произнесла регистратор. — Пётр, вам слово.
Петя повернулся ко мне. В его глазах плескалась такая нежность, что у меня перехватило дыхание. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и в этот самый момент…
Двери зала с грохотом распахнулись.
На пороге стояла женщина. Немолодая, растрёпанная, в каком-то нелепом пальто не по сезону. Лицо красное, заплаканное, глаза мечутся по залу, как у затравленного зверя. На мгновение воцарилась гробовая тишина. Все замерли, обернувшись на незваную гостью.
— Петя! — её голос, резкий и пронзительный, разорвал тишину, как удар хлыста. — Ты не можешь! Ты не можешь этого сделать!
Я вздрогнула. Мир, такой уютный и светлый всего секунду назад, качнулся и поплыл у меня перед глазами. Я посмотрела на Петю. Он застыл, его лицо стало белым, как полотно. Он смотрел на эту женщину, и я увидела в его глазах… узнавание.
— Ты же обещал мне! — продолжала кричать она, делая шаг в зал. Сотрудница ЗАГСа попыталась её остановить, но женщина оттолкнула её и пошла прямо на нас. — Ты обещал, что будешь со мной!
У меня похолодело всё внутри. Кто это? Что за бред она несёт? Какое обещание? Голова отказывалась верить в происходящее. Это какая-то ошибка. Сон. Страшный, нелепый сон.
Она подошла почти вплотную. От неё пахло чем-то кислым — то ли дешёвым парфюмом, то ли валерьянкой.
— Я Светлана, — представилась она, хотя её никто не спрашивал. Она смотрела на меня с ненавистью и каким-то злорадным торжеством. — А вы, должно быть, его жена. Та, из-за которой он меня бросил.
Гости зашептались. Я чувствовала на себе десятки взглядов — любопытных, сочувствующих, осуждающих. Мне казалось, что я голая стою посреди площади. Сын Андрей шагнул вперёд, пытаясь загородить нас.
— Женщина, что вы себе позволяете? Уходите, или я вызову охрану.
— Не трогай меня, мальчик! — взвизгнула она. — Я с твоим отцом разговариваю! Петя, скажи им! Скажи, как ты меня любил! Как мы встречались тайком!
Она полезла в свою потрёпанную сумку и достала пачку старых, выцветших фотографий. Протянула их мне.
— На, посмотри! Вот мы! На юге! Ты думала, он в командировке? А он был со мной!
Я мельком взглянула на карточки. Какой-то курортный пейзаж. Молодой Петя, совсем другой, не мой, обнимает какую-то девушку. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось где-то в горле. Боль. Острая, физическая боль пронзила меня. И стыд. Жгучий, невыносимый стыд перед детьми, перед внуками, перед друзьями. Мой идеальный мир, моя жемчужная свадьба, моя гордость — всё рушилось, погребая меня под обломками.
— А ещё… — она понизила голос до трагического шёпота, — у нас мог бы быть ребёнок. ТЫ его лишила этого счастья! Ты вцепилась в него мёртвой хваткой!
Я больше не могла этого выносить. Я посмотрела на Петю. Он всё так же стоял, бледный, сжав кулаки. Он молчал. И его молчание было для меня страшнее любых обвинений. Значит, правда? Значит, всё это было? Мой верный, мой надёжный Петя… лгал мне?
Слёзы хлынули из глаз. Я уже не видела ни этой женщины, ни гостей. Я видела только руины своей тридцатилетней жизни.
— Петя… — прошептала я, и мой голос сорвался. — Что… это… значит?
Это был крик души. Последняя надежда. Последний вопрос перед тем, как развернуться и убежать. Куда угодно, лишь бы не видеть этого позора.
И в этот момент он очнулся.
Он не стал ничего говорить Светлане. Он даже не посмотрел в её сторону. Он сделал то, чего я, да и никто в этом зале, совершенно не ожидала.
Петя развернулся ко мне. Он взял моё лицо в свои большие, тёплые ладони и заставил посмотреть ему в глаза. Его пальцы нежно стирали слёзы с моих щёк.
— Оля, — его голос был тихим, но таким твёрдым, что гул в зале мгновенно стих. — Олюшка, посмотри на меня. Только на меня.
Я подняла на него заплаканные глаза.
— Всё, что было до тебя, — это черновик. Пыль. Я даже не помню лиц, имён. Моя жизнь началась в тот день, когда я встретил тебя. Понимаешь? Только с тобой.
Затем он отпустил моё лицо, но крепко взял меня за руки. Он повернулся к залу, к нашим детям, к этой безумной женщине, и его голос загремел на весь зал. В нём не было ни оправдания, ни вины. В нём была сталь.
— Эту женщину зовут Светлана. Да, я её знаю. Мы учились в одном институте. И больше сорока лет назад, ещё до того, как я вообще познакомился со своей женой, у нас была какая-то короткая интрижка на каникулах. Одна. О которой я забыл на следующий же день, потому что она ничего не значила! — он сделал паузу, обводя всех тяжёлым взглядом. — Никаких обещаний. Никаких романов. И уж тем более, не дай Бог, никаких детей между нами не было и быть не могло! Это бред сумасшедшей, одинокой женщины, которая решила испортить нам праздник!
Светлана ахнула, её лицо исказилось от злобы.
— Ты врёшь! Ты всё врёшь!
Но Петя её уже не слышал. Он снова смотрел только на меня.
— Моя жизнь, — произнёс он громко и отчётливо, чеканя каждое слово. — Моя любовь. Моё сердце. Всё, что у меня есть, принадлежит только одной женщине. Вот ей. Моей Ольге. Мы вместе тридцать лет. Мы вырастили прекрасных детей. Мы нянчим внуков. Мы прошли через огонь и воду. И я не позволю! Слышите? Никому не позволю оскорбить мою жену и разрушить то, что для меня свято!
Он повернулся к Светлане, и в его взгляде был холодный, беспощадный гнев.
— Светлана. Ты ошиблась адресом и временем. Лет на сорок. Твоя жизнь — это твоя жизнь. Не лезь в мою. Уходи. Немедленно. Я люблю свою жену. Я никогда её не предавал и не предам. И я не позволю тебе превращать наш день в этот цирк.
Это было… ошеломительно.
Светлана стояла, открыв рот. Она, видимо, ожидала чего угодно: оправданий, замешательства, скандала между нами. Но она не ожидала такого публичного, полного и безоговорочного отречения. Такого мощного, непоколебимого выбора. Её лицо из злобного стало растерянным, а потом — жалким. Гости, которые до этого шептались, теперь смотрели на неё с презрением и осуждением. Андрей шагнул к ней:
— Вы слышали моего отца. Прошу вас на выход.
Она съёжилась под этими взглядами, что-то пробормотала себе под нос, развернулась и, спотыкаясь, почти бегом бросилась к выходу. Дверь за ней захлопнулась.
И снова наступила тишина.
Я смотрела на Петю. На своего мужа. И слёзы снова потекли по моим щекам, но это были уже совсем другие слёзы. В них не было ни боли, ни обиды. В них было облегчение. И гордость. Такая огромная, всепоглощающая гордость за своего мужчину. Он не просто оправдался. Он защитил меня. Он защитил нашу семью. Он публично, перед всем миром, выбрал меня. Снова. Как и тридцать лет назад.
Регистратор, пришедшая в себя, прокашлялась и с тёплой улыбкой сказала:
— Что ж… Думаю, клятвы принесены. И более убедительных клятв я в этих стенах ещё не слышала. Предлагаю… завершить церемонию. Ольга, вы согласны?
Я посмотрела на Петю и, улыбаясь сквозь слёзы, кивнула.
— Да, — прошептала я. — Я согласна.
Мы обменялись кольцами. Простыми, золотыми, которые мы купили в дополнение к нашим старым обручальным. И когда Петя надевал кольцо мне на палец, он наклонился и прошептал так, чтобы слышала только я:
— Прости за ту дурацкую фотографию. Я и правда был идиотом. До тебя.
Мы вышли из ЗАГСа под аплодисменты наших родных. Солнце било в глаза, мир снова был ярким и цветным. Петя крепко держал мою руку. Мы шли молча, но это молчание было наполнено таким смыслом, таким пониманием, которого не передать никакими словами.
Я думала, что жемчуг — это символ чего-то застывшего, идеального, сформировавшегося за долгие годы. А оказалось, нет. Наш брак — это не гладкая жемчужина. Это живой организм. И сегодня в его сердцевину попала песчинка — уродливая, острая, болезненная. Но вместо того, чтобы разрушить его, она лишь заставила нас нарастить вокруг неё ещё один, самый прочный и самый драгоценный слой перламутра. Слой доверия, защиты и абсолютной, несгибаемой любви.
Вечером, когда гости разошлись, мы сидели на нашей кухне. Вдвоём. Как тысячи раз до этого. Петя заварил мне чай с мятой, как я люблю.
— Ты на меня не сердишься, Олюшка? — тихо спросил он.
Я взяла его большую, натруженную руку в свою.
— За что, Петенька? За то, что у тебя было прошлое? Оно у всех было. Я сегодня поняла главное. Неважно, что было до. Важно только то, что есть сейчас. И кто с тобой рядом.
Он поднял мою руку и поцеловал каждый палец. И я знала, что следующие тридцать лет, сколько бы их нам ни отмерила судьба, мы пройдём точно так же. Рука в руке.