Максим Алексеевич возвращался из вагона-ресторана в приподнятом настроении. Борщ оказался наваристым, с правильной кислинкой, а котлеты — на удивление сочными. Он предвкушал, как устроится на своей нижней полке, развернет недочитанную газету и будет неспешно жевать свои любимые крекеры с тмином, запивая их черным чаем из стакана в фирменном подстаканнике.
На полке у него было всё организовано чётко — пакет с крекерами и шоколадом, бутылка минералки, свежие газеты, аккуратно сложенная рубашка для прибытия. В кармане пиджака лежали новые солнечные очки в дорогом футляре — дочь подарила на день рождения, специальные, с диоптриями.
Еще из тамбура он услышал визг и топот, но сразу не придал этому значения. Плацкарт есть плацкарт — шумно, тесно, душно. А вот когда Максим Алексеевич добрался до своего места, то остолбенел от открывшейся картины.
На его идеально заправленной нижней полке прыгали пятеро детей. Самый старший, рыжий мальчишка лет семи, отталкивался от стены и приземлялся коленями прямо на подушку. Две девочки-близняшки лет пяти, с одинаковыми хвостиками, вытряхивали содержимое его пакета с крекерами прямо на простыню, хихикая и давя печенье руками. Шестилетний мальчик в футболке с человеком-пауком присосался к пакету апельсинового сока, который уже тонкой струйкой тек на белоснежную простыню. Самый младший, лет трех, с перемазанным шоколадом лицом, увлеченно разрывал его газету на мелкие клочки.
На столике валялись обертки от шоколада, огрызки яблок, а на простыне расплывалось оранжевое пятно размером с тарелку. Но последней каплей стал футляр от новых очков, раздавленный на полу, и сами очки с безнадежно погнутой дужкой и треснувшим стеклом.
— А ну марш с моей полки все! — закричал Максим Алексеевич так, что вздрогнули даже пассажиры в соседних отсеках. — Что вы тут устроили?!
Дети застыли, как в игре "морская фигура, замри". Младший от испуга выронил остатки разорванной газеты. Близняшки прижались друг к другу, а старший мальчик, спрыгивая с полки, наступил прямо на футляр от очков.
— А чего вы орёте? — нагло спросил рыжий мальчишка, скрестив руки на груди. — Мы тут просто сидим.
— Сидите?! — Максим Алексеевич почувствовал, как в висках застучала кровь. — Вы мою полку в игровую площадку превратили! Где ваши родители? Кто разрешил вам здесь бесчинствовать?!
Он поднял с пола раздавленный футляр и очки с треснувшим стеклом. Шоколад был съеден, крекеры раскрошены, постель измята и заляпана грязными пятнами.
— Нам никто не запрещал, — с вызовом ответила одна из близняшек, вытирая перепачканные пальцы о его простыню. — Здесь свободно было.
— Немедленно позовите родителей! — рявкнул Максим Алексеевич, чувствуя, как закипает от ярости. — Иначе я вызываю транспортную полицию!
Дети не сдвинулись с места, продолжая с любопытством разглядывать разъяренного мужчину. Наконец, рыжий крикнул куда-то в глубину вагона:
— Мам! Тут какой-то дед на нас нападает!
Из разных отсеков плацкартного вагона, как тараканы из щелей, начали появляться взрослые. Первой подошла грузная женщина с короткой стрижкой и нарощенными ногтями.
— В чём проблема? Чего вы на детей кричите? — бросила она с претензией.
— Эти... эти дети ваши? — Максим Алексеевич указал на разгромленную полку. — Вы видите, что они сотворили?! Посмотрите, во что они превратили мои вещи!
К первой мамаше подтянулись еще двое взрослых — молодая женщина с айфоном (наверное, мать двойняшек), не отрывающая взгляда от экрана, и высокий мужчина с щетиной трехдневной давности.
— Ну, подумаешь, дети поиграли немного, — пожала плечами предполагаемая мать близняшек. — Что вы как с цепи сорвались? В детстве не играли, что ли?
— Поиграли?! — Максим Алексеевич задохнулся от возмущения. — Они уничтожили мои очки, испортили постель, сожрали мои продукты и изгадили всё вокруг!
— Ну, очки — это да, неприятность, — нехотя признал мужчина со щетиной, засунув руки в карманы спортивных штанов. — Окей, сколько стоит этот китайский ширпотреб? Рублей семьсот? Тысячу?
— Ширпотреб?! — Максим Алексеевич от злости начал заикаться. — Э-это специальные очки с диоптриями! Подарок дочери! Они стоят больше десяти тысяч!
— Да ладно заливать, — хмыкнула мамаша двойняшек, продолжая пялиться в телефон. — За такие деньги очки в футляре из крокодиловой кожи должны быть.
К этому моменту конфликт собрал зрителей со всего вагона. Пожилая женщина с завивкой, сидевшая напротив, поддержала Максима Алексеевича:
— Я всю дорогу наблюдаю за этими детьми! Они как банда носятся по вагону, у меня таблетки из сумки вытряхнули, у соседей конфеты стащили.
— У меня наушники сломали! — подключился парень с верхней полки. — А их родители только: "Дети же, что с них взять".
— Именно! — воскликнул Максим Алексеевич, почувствовав поддержку. — Я требую компенсацию за испорченные вещи! И новый комплект белья! И извинений! А иначе — транспортная полиция на следующей станции!
— Вы что, совсем с катушек слетели?? — мать близняшек уперла руки в бока. — Полицию он вызовет! На детей!
— Это ваши дети с катушек слетели! — Максим Алексеевич сорвался на крик. — А вы их покрываете! Закон один для всех! Испортил — отвечай!
— Давайте без истерик, — вмешался отец рыжего мальчика. — Ну попрыгали дети немного, подумаешь. Белье вам поменяют, очки... ну, может, починить можно.
— Починить?! — Максим Алексеевич сунул ему под нос очки с треснувшим стеклом. — Это специальные линзы! Их менять надо полностью! И стоят они не маленько!
— Слушайте, мужчина, вы на высокий тон-то не переходите, — огрызнулась мать с телефоном. — Чего вы вообще на детей накинулись? Они же маленькие, не понимают!
— Они не понимают, потому что вы их не воспитываете! — выпалил Максим Алексеевич. — А вы понимаете, что ваша обязанность — следить за своими детьми? Или вы специально их отпустили, чтобы самим спокойно в телефоне посидеть?
Лицо женщины исказилось от злости:
— Да как вы смеете!
— О, началось! — Максим Алексеевич всплеснул руками. — Может, я еще и права не имею требовать сохранности своего имущества? Может, мне еще и приплатить вам надо за то, что ваши дети мои вещи уничтожили?
Вагон загудел как улей. Дети жались к взрослым, а рыжий мальчишка показывал язык, когда думал, что никто не видит.
— Я вызываю проводника! — объявил Максим Алексеевич. — И требую составить акт о порче имущества! А на следующей станции вызовем транспортную полицию!
— Давайте-давайте, — с вызовом произнес отец рыжего мальчика. — Посмотрим, как вы докажете, что очки стоят десять тысяч. У вас и чека-то, небось, нет.
— Чек есть у дочери! — парировал Максим Алексеевич. — И она может его прислать в любую минуту!
— Успокойтесь, гражданин, — снисходительно бросила мать с телефоном. — Что за детский сад! Из-за каких-то крошек на простыне и поломанных очков такой скандал закатывать.
В этот момент в отсек решительно вошла проводница Мария Сергеевна — крепко сбитая женщина с цепким взглядом человека, повидавшего всякое.
— Что вы тут устроили? — спросила она тоном, не предвещающим ничего хорошего нарушителям спокойствия.
Все загалдели одновременно. Мария Сергеевна подняла руку:
— Тихо! По очереди. Вы, — она указала на Максима Алексеевича.
Он выложил всё как на духу, демонстрируя испорченную постель, сломанные очки, рассыпанные крекеры и пятна сока.
— Теперь вы, — проводница обратилась к родителям.
— Дети немного поиграли, ничего страшного, — начала мать близняшек. — А этот гражданин устроил форменную истерику, кричит, пугает детей, полицией грозится.
— И правильно делает, — неожиданно отрезала Мария Сергеевна. — Вы знаете правила проезда в поездах дальнего следования?
— Да что там знать-то? — фыркнула мать с телефоном. — Билеты купил — и езжай.
— А то, что по правилам пассажиры обязаны бережно обращаться с оборудованием вагона и отвечать за поведение несовершеннолетних, с ними следующих, вы не знаете? За своих детей отвечаете вы, а не другие пассажиры и не проводники.
— Мы не можем следить за ними каждую секунду! — возмутилась мать близняшек. — У нас тоже право на отдых есть!
— А у других пассажиров есть право на сохранность их имущества, — парировала проводница. — Вот что. Сейчас вы оплачиваете новый комплект постельного белья. Это раз.
— С какой стати? — вскинулась мамаша рыжего.
— С такой, что ваши дети его испортили, — отрезала Мария Сергеевна. — Далее, вы компенсируете стоимость очков и испорченных продуктов. Это два.
— Да он заламывает цену! Какие десять тысяч за очки? — возмутился отец со щетиной.
— А это уже будет решать транспортная полиция, — невозмутимо ответила проводница. — Я могу вызвать наряд на следующей станции, составим акт о порче имущества, опросим свидетелей. Готовы к этому?
Родители переглянулись. Перспектива общения с полицией явно их не радовала.
— Да ладно, чего сразу полицию? — нервно хохотнул отец рыжего. — Можно же по-человечески договориться.
— Поздно договариваться, — отрезал Максим Алексеевич. — Я требую составить акт! Это уже не первый случай, когда ваши дети терроризируют весь вагон!
— Не преувеличивайте, — закатила глаза мать близняшек. — Какой еще "терроризируют"? Обычные дети, играют.
— Обычные дети не превращают чужие вещи в мусор! — вмешалась пожилая женщина с завивкой. — У меня внуки такие же, но они воспитанные!
— Ой, не начинайте, — мать с телефоном наконец оторвалась от экрана. — "Мои внуки не такие". Все дети одинаковые.
— Нет, — твердо сказала Мария Сергеевна. — Дети разные. И если родители считают нормальным, что ребенок скачет по чужой полке, то проблема явно не в ребенке.
— Вы на что намекаете? — вспыхнула мать близняшек.
— Я не намекаю, а говорю прямо, — отрезала проводница. — Или вы сейчас компенсируете ущерб и гарантируете, что ваши дети больше не будут нарушать покой пассажиров, или я вызываю полицию.
— Правильно. — согласился Максим Алексеевич. — Пусть составят протокол. А то сейчас откупятся мелочью и дальше будут так же безобразничать.
— Он издевается! — воскликнула мать с телефоном. — Я требую другого проводника! Вы все тут сговорились против нас!
— Это ваше право, — спокойно ответила Мария Сергеевна. — Можете обратиться к начальнику поезда. Но учтите: любые разбирательства займут время, а следующая станция через двадцать минут. Так что если вы хотите решить вопрос здесь и сейчас — предлагаю начать с компенсации.
— Давайте так, — вмешался отец рыжего мальчика, доставая кошелек. — Сколько стоит комплект белья?
— Триста рублей, — ответила проводница.
— Вот, — он протянул деньги. — А очки... слушайте, — обратился он к Максиму Алексеевичу, — давайте честно: сколько они реально стоят? Без накруток.
— Десять тысяч двести рублей, — отчеканил тот. — Специальные очки с диоптриями, с защитой от солнца и усталости глаз. И это еще не считая продуктов, которые ваши дети съели и раскидали!
— Это грабеж! — воскликнула мать близняшек. — Эти вот очки за десять тысяч?
— Вот именно поэтому, — повысил голос Максим Алексеевич, — я и настаиваю на вызове полиции! Пусть будет официальный протокол, экспертиза очков, показания свидетелей!
— Уважаемые родители, — вмешалась Мария Сергеевна, — я на вашей стороне в том смысле, что предлагаю решить вопрос мирно. Но если вы не готовы к компромиссу, мне придется выполнить требование пострадавшего пассажира.
Отец рыжего мальчика переглянулся с другими родителями. Затем снова достал кошелек:
— Восемь тысяч. Это моё последнее предложение.
— Десять тысяч двести, — упрямо повторил Максим Алексеевич. — Плюс пятьсот за продукты. И публичные извинения от вас и ваших детей.
— Это вымогательство! — взвизгнула мать с телефоном.
— Это справедливость, — возразил Максим Алексеевич. — И урок для ваших детей, что за свои поступки нужно отвечать.
— Что ж, тогда вызывайте полицию, — скрестила руки на груди мать близняшек. — Посмотрим еще, кто кого!
— Вызовем, — кивнула Мария Сергеевна. — Но учтите: если будет составлен официальный протокол о нарушении общественного порядка, вас могут не только оштрафовать, но и высадить на станции. Закон это позволяет.
Последняя фраза произвела эффект. Родители загалдели, но уже не так уверенно.
— Нас не имеют права высаживать, у нас дети!
— Имеют, — спокойно парировала проводница. — При грубом нарушении правил проезда, зафиксированном протоколом. А судя по показаниям других пассажиров, ваши дети устроили в вагоне настоящий погром.
— Да, — подтвердил молодой человек с верхней полки. — Я всё снимал на телефон. Могу предоставить запись.
Это стало последней каплей. Родители сникли.
— Хорошо, — процедил сквозь зубы отец рыжего мальчика. — Десять тысяч. И пятьсот за продукты. Но никаких публичных извинений!
— Извинения обязательны, — непреклонно заявил Максим Алексеевич. — Иначе какой урок получат дети? Что можно всё купить за деньги?
— Мам, а правда, что нас высадят с поезда? — испуганно спросил рыжий мальчик.
Наступила неловкая пауза. Наконец, мать близняшек тяжело вздохнула:
— Девочки, извинитесь перед дядей. Нельзя было трогать его вещи.
Близняшки переминались с ноги на ногу, не поднимая глаз.
— Извините, — пискнула одна.
— Простите, — эхом повторила вторая.
— За что извиняетесь? — строго спросил Максим Алексеевич.
— За то, что взяли ваши крекеры, — нехотя пробормотала первая.
— И за то, что прыгали на постели, — добавила вторая.
Остальные дети тоже нехотя пробормотали извинения. Родители скрипя сердцем присоединились, хотя по их лицам было видно, что они кипят от злости.
— Теперь о компенсации, — проводница повернулась к отцу рыжего мальчика. — Деньги передадите при свидетелях, я составлю расписку.
— Да подавитесь вы, — прошипела мать с телефоном, доставая купюры. — Никогда больше не поеду в плацкарте!
— И правильно, — кивнул Максим Алексеевич. — Берите СВ. А в общем вагоне нужно уважать других пассажиров.
Деньги были переданы, расписка составлена. Мария Сергеевна принесла чистое постельное белье и помогла перестелить полку.
— Теперь я лично прослежу, чтобы дети находились на своих местах под присмотром родителей, — объявила она. — И еще раз напоминаю правила: нельзя бегать по вагону, прыгать на полках, шуметь после 22:00 и беспокоить других пассажиров.
Родители, злые и красные от унижения, увели детей по своим местам. Рыжий мальчик напоследок показал Максиму Алексеевичу язык, но тут же получил подзатыльник от отца.
— Спасибо, что поддержали, — сказал Максим Алексеевич проводнице, когда они остались вдвоем. — Если бы не вы, они бы просто отмахнулись.
— Я видела таких родителей сотни раз, — вздохнула Мария Сергеевна. — Сначала распускают детей, а потом удивляются, что те растут невоспитанными. Вы правильно сделали, что настояли на своем. Иногда урок должен быть жестким.
Вагон постепенно успокаивался. Максим Алексеевич аккуратно убрал погнутые очки в карман — возможно, в мастерской их еще можно будет восстановить. И хотя его пакет с крекерами опустел, а шоколад был съеден, он чувствовал удовлетворение от восстановленной справедливости. Иногда нужно не идти на компромисс, а стоять на своем до конца, особенно если ты прав.
До конца пути никто из детей больше не побеспокоил ни его, ни других пассажиров. Время от времени Максим Алексеевич ловил на себе злобные взгляды родителей, но это только вызывало у него усмешку. Пусть злятся, зато теперь точно запомнят, что их дети — их ответственность, а не головная боль окружающих.