Заключили как-то СССР и США очередной договор о стратегических наступательных вооружениях. Потом Россия стала правопреемницей Советского Союза, и отдуваться за всё пришлось уже ей.
Договор предусматривал, в частности, инспекционную деятельность: наши инспекционные группы начали ездить к ним, а американские - к нам. Во время этих инспекций не раз происходили разные любопытные события.
Россиянам было интересно общаться с американскими инспекторами в неформальной обстановке, когда было особенно заметно, насколько разные у нас не только языки, но и менталитет.
Как-то раз американская инспекционная группа работала на одной из баз подводных лодок Северного флота. По окончании всех процедур перед отъездом американцев из России был, как полагалось, устроен торжественный ужин. В это время, как было заведено у них, американцы вручали сувениры женщинам, участвовавшим в обеспечении инспекции. Для этой процедуры в зале были собраны все официантки и поварихи, а также начальник берегового камбуза, женщина с погонами мичмана - красивая, рослая, статная.
Руководителем американской инспекционной группы был тщедушный, низкорослый мужичок. Осмелев от некоторого количества выпитого, он после вручения сувениров подошёл к начальнице камбуза и предложил ей выпить на брудершафт. Та согласилась. В стопки налили вина, но женщина возразила:
- Я в таких случаях пью только водку и только из стаканов!
Она сама взяла бутылку и налила стаканы доверху, даже «с горкой». Американцу стало явно не по себе, но отступать уже было поздно. Выпили, после этого начальница камбуза сказала:
- Теперь надо поцеловаться!
Руководитель инспекционной группы потянулся губами к её щеке. Женщина сказала:
- Не так! У русских это делается по-другому!
Она сгребла мужика в охапку и, приподняв над полом, поцеловала его взасос. Говорят, американцы долго смеялись над тем, как ноги их шефа беспомощно болтались в воздухе…
В другой раз американская инспекционная группа (говорят, та же самая) была в море на борту российского гидрографического судна, откуда она наблюдала за пуском баллистических ракет с нашей подводной лодки. По окончании работы группы также был устроен банкет с обменом сувенирами. При этом, выяснилось, что на судне есть несколько женщин-коков.
Похоже, руководитель американской инспекционной группы, находясь в добром расположении духа, решил подшутить над самой симпатичной из них. Он показал ей на одного из своих людей - чернокожего, афроамериканца или, как мы говорили в советское время - негра, и сказал:
- Этот симпатичный молодой человек приехал в Россию в последний раз. Не могли бы вы поцеловать его на прощание?
Женщина не дала повода сделать гостям вывод о том, что в России существуют расизм и национализм. Оглядев чернокожего, она деловито спросила:
- А в губы можно?
Получив разрешение, женщина без малейшего отвращения и даже, кажется, с охотой выполнила просьбу американца.
Михаил Задорнов однажды сказал, что в Америке не сочиняют, не рассказывают и не понимают анекдотов. Возможно, это высказывание услышали люди, занимавшиеся подготовкой американских инспекционных групп к работе в России. Так или иначе, группа, которая один раз приехала в нашу базу, добросовестно проштудировала переведённые кем-то на английский язык сборники наших анекдотов. Американцы непрерывно рассказывали их за ужином. Примечательно, что единственный в их группе чернокожий, который неплохо говорил по-русски (наверное, мечтал стать разведчиком), рассказывал, в основном, про чукчей и евреев.
Нашей стороне пришлось адекватно и симметрично отвечать им с привлечением как всего нового, так и хорошо забытого старого. В грязь лицом мы не ударили!
Американцы нам этого не забыли. На следующий раз их очередная группа привезла анекдот, который, как сказал переводчик, они сочинили сами. Вот он:
Руководителя американской инспекционной группы, вернувшейся из России, вызывает к себе президент США и спрашивает:
- Как вы думаете, в каком виде российских Вооружённых Сил служат самые смелые люди?
- В Военно-Воздушных силах!
- Откуда вы знаете?
- Я напрямую задал этот вопрос российскому министру обороны в присутствии его главкомов. После этого каждый из них стал мне доказывать, что самые смелые люди - это именно его подчинённые. Главком Сухопутных войск приказал солдату выдернуть чеку из гранаты, положить её под ноги и не убегать. Тот ответил: «Есть!» Взрыв - солдата нет… Главком ВМФ приказал офицеру влезть на мачту и прыгнуть оттуда на палубу. Тот ответил: «Есть!» Прыжок - офицера нет… Главком авиации запросил по радио своего аса:
- Петров, на какой высоте летишь?
- На высоте 22 000 метров!
- Прямо сейчас пикируй оттуда до самой земли!
- А ПОШЁЛ ТЫ НА …!
Этот анекдот был пересказан офицерам из нашей базы. Те только хмыкнули и возразили:
- Брехня всё это! Первым своего главкома послал бы как раз флотский офицер!
- Да и на мачту влезть ему было бы слабо - пузо помешало бы…
Словечки
Так уж сложилось, что нередко офицерские жёны идут работать в школу. Некоторым крутым военным кажется: ну подумаешь, школа! Что тут такого? Все мы там учились, все мы знаем, что почём. Ну, подумаешь, ученики! Что такое плохой ученик по сравнению с обнаглевшим матросом - «годком?» Да просто ангелочек, только без крыльев! Такими руководить - просто плёвое дело!
Так может показаться, пока не поставишь себя на место учителя. Говорят, даже имея большой педагогический стаж, трудно предугадать, какой фокус в следующий раз могут выкинуть ваши ученики.
У моего знакомого жена работала в школе в городе Сосновый Бор. Она не только вела свой предмет, но была ещё и классным руководителем (в тот год - то ли в третьем, то ли в четвёртом классе).
Однажды техничка пожаловалась директору школы, что в одном из туалетов для мальчиков на стенах появилось много-много всяких словечек. Тех самых, которые несознательная мелкота начинает писать на заборах в период, когда узнаёт, что всё, оказывается, называется совсем не так, как им говорили в детском садике.
Поскольку ближайшим к туалету классом был тот, которым руководила жена моего знакомого, устранять все эти безобразия поручили ей и её подопечным: мол, скорее всего, это их рук дело, а значит, пускай сами и отмывают!
Не зря «классная» была женой офицера! Она чётко, по-военному, всё организовала:
- получила и раздала всем мальчишкам приборочный инвентарь;
- назначила среди них старшего;
- привела всех на место работ и провела инструктаж;
- велела старшему об окончании работ доложить лично ей.
Примерно через час старший (мелкий и шустрый мальчишка, «неформальный лидер») подошёл к учительнице и сообщил, что они помыли в туалете все стены. Она спросила:
- Ну как, всё отмылось?
Мальчишка, по простоте душевной, ответил прямо:
- Нет, х.. не отмылся!
Опешившая от такого ответа учительница машинально переспросила:
- Как не отмылся?
- А он поцарапаный!
Слово
Всем давным-давно известна истина, что «слово - не воробей, вылетит - не поймаешь».
С этим постоянно сталкиваются, в частности, и начальники, и те, кому они дают свои указания. Кое-кто произносит фразы, которые становятся весьма известными, прекрасно зная, что он делает, и умея правильно высказываться, а кто-то, наоборот, делает это без умысла, нечаянно.
Был на моей памяти, например, такой случай.
В военно-морском училище, которое я окончил, на утреннюю физзарядку, когда позволяла погода, объявляли форму одежды «трусы, ботинки». В те годы в курсантской среде была странная мода носить совсем не те трусы, что нам выдавали по нормам снабжения (громадные, по колено, тёмно-синие или чёрные. Из них, при желании, можно было сшить две мини-юбки).
Мы стремились достать себе трусы цветные, удивляя окружающих необычной расцветкой или рисунком на ткани. «Окружающими» были друзья-однокашники, а также жители соседних домов, дворники и случайные прохожие, ведь мы в таком виде рано поутру бегали строем по улицам вокруг «альма-матер».
Однажды нашу утреннюю физзарядку внезапно приехал проверять командир Ленинградской военно-морской базы. Яркие цвета наших трусов его неприятно поразили и разъярили. Адмирал, забыв неписанный закон - не разговаривать с толпой, а разговаривать с начальством - приказал курсантам остановиться и построиться в каре. Затем, взгромоздившись на служебную «Волгу», как Ленин на броневик, он произнёс краткую нравоучительную речь:
- Товарищи курсанты, что вы себе позволяете?! Вам Родина выдаёт единообразные однотонные трусы чёрного и синего цветов, а вы на себя надеваете такое, что смотреть стыдно! Вот мне когда-то в училище выдали синие трусы, так я их до сих пор и ношу!
В ответ раздался непочтительный дикий гогот. Раздосадованный адмирал сел в машину и уехал.
Другой случай произошёл в послевоенном Кронштадте. Тогда сплошь и рядом встречались матросы так называемой «срочной службы», пробывшие в этом статусе лет по девять, прошедшие войну и много повидавшие.
Боевой адмирал, уроженец Армении, был заслуженным, уважаемым и очень справедливым человеком. К сожалению, с русским языком у него периодически возникали проблемы. Адмирал зашёл в казарму и увидел раньше, чем на его визит успела отреагировать дежурная служба, неподобающую картину. Не в специально отведённом месте, а прямо у тумбочки дневального стоял матрос и курил. Адмирал подошёл и строго спросил:
- Ти что куришь?
- Махорку, товарищ адмирал! - бодро доложил матрос.
Адмирал развёл руками и сказал:
- Атвэт правильный, вапрос нэправильный!
Появился старшина, которому тут же всё стало ясно, и молча встал в стороне, ожидая, когда начальник закончит разговор с матросом и обратится к нему. А адмирал продолжал вопрошать:
- Ти пачиму куришь?
- Курить захотел, товарищ адмирал! – последовал чёткий ответ.
- Апять атвэт правильный, вапрос нэправильный! – сказал адмирал и обратился к старшине:
- Старшина, задай ему правильный вапрос!
Тот прикрикнул на нарушителя:
- А ну, пошёл отсюда … … …!
- Есть! - гаркнул матрос и тут же пропал (видимо, пошёл в указанном направлении).
Адмирал удовлетворённо кивнул и произнёс:
- А вот тэперь и атвэт, и вапрос правильный!
Ещё один случай произошёл на Дальнем Востоке также после войны, в годы «культа личности».
Тогда в составе флота был старый эсминец типа «Новик», который до революции назывался «Самсон», а затем получил имя «Сталин». Действительно заслуженный корабль, прошедший славный боевой путь, был из числа когда-то лучших в мире эсминцев, но он состарился и физически, и морально давно устарел. В море он теперь почти не выходил, поэтому на него с других кораблей списывали самых отпетых разгильдяев, и те вовсю безобразничали на берегу. В общем, получилось, что экипаж на эсминце подобрался, как говорили в Одессе, «ещё из-под той мамочки».
Как-то раз на заседании партийного актива командир базы обрушился с критикой на этот неблагополучный воинский коллектив. Словесно это выглядело вот так:
- Кто хулиганит в городе? Сталин! Кто перепортил всех девок в округе? Сталин! Кто во время утренних физзарядок описал все заборы? Сталин!!!
Как хорошо, что никто не посмел эти слова задокументировать и передать, куда следует…
А после двадцатого съезда партии кораблю возвратили его прежнее имя.
Иногда совершенно неожиданной может оказаться самая простая «игра слов».
Как-то на борту подводной лодки ждали прибытия командира дивизии. Матрос - гидроакустик, стоявший вооружённым вахтенным у трапа («верхним вахтенным», «на верхушке») получил инструктаж сначала от дежурного по кораблю:
- Тут к нам должен подъехать командир дивизии. Смотри в оба! Как увидишь на пирсе «уазик» - ну, знаешь, «козлик» - немедленно докладывай!
Затем почти слово в слово этот инструктаж с вахтенным последовательно провели помощник командира, старпом и, наконец, сам командир.
Через некоторое время матрос доложил (по той форме, как учат гидроакустиков - наблюдаю то-то, предполагаю то-то):
- Центральный, верхний вахтенный! На пирс прибыл козёл, предполагаю — комдив!
В годы, когда СССР и не собирался разваливаться, в Вооружённых силах служило много ребят из разных республик с окраины нашей страны. Произнесённые ими не так и потому неправильно понятые русские слова могли, в ряде случаев, отнять у начальников несколько лет жизни… Вот пример!
Тяжёлый атомный подводный крейсер стратегического назначения готовился к выходу в море.
В центральном посту возле командира крутился лейтенант, только-только окончивший Киевское политическое училище - "освобождённый секретарь комсомольской организации" (была такая должность!) Лейтенант доселе видел лодки только с берега, а тут сразу попал служить на такой гигантский корабль! Парню всё было в новинку и в диковинку, и он осыпал командира градом вопросов. Командиру было совсем не до того, да и сам молодой подчинённый ему изрядно надоел, но в тот исторический период «посылать подальше» политработников было чревато неприятностями. Командир решил послать лейтенанта достаточно близко.
- Слушай, сходи вон в девятнадцатый отсек, побеседуй с матросом, чтобы он в море бдительно нёс вахту!
Офицер ушёл. Приготовление подводной лодки продолжалось, вот уже и выдвижные устройства (большая часть которых находилась в девятнадцатом) подняли и опустили. Когда последнее из них село на место, по громкоговорящей связи поступил доклад:
- Центральный, девятнадцатый! Тут лейтенанта убиля!
Воцарилась тишина. Все помнили, что на одной из лодок другой дивизии не очень давно выдвижным устройством задавило человека, и все, конечно, сразу же подумали о самом страшном.
Командир (с изменившимся лицом, но сумевший взять себя в руки) запросил девятнадцатый отсек:
- Как убило? Чем убило?
Девятнадцатый хладнокровно ответил:
- Никак не убило! Лейтенанта прибиля и убиля (что обозначало - «прибыл и убыл»)!
А вот, кстати, пример, почему в советское время не стоило ругаться с политработниками.
Мой отец много лет честно и добросовестно служил на подводных лодках. В конце своей корабельной службы он был уже совершенно измотан бесконечными сутками, неделями и месяцами, проведёнными в море. Наконец, он получил достойное и заслуженное назначение на берег. На адмиральскую должность.
Как-то раз в штабе флота он встретил главного политработника (как это тогда называлось - Члена военного совета, или ЧВС) флота. Дядька этот, давно ему знакомый, был бездельником, брехуном и демагогом. Распираемый осознанием собственного величия, ЧВС с самодовольной улыбкой произнёс:
- Вот, мы издали новую директиву! Теперь командиры уже не отвертятся, они после автономки обязаны будут приглашать по одному к себе в каюту всех матросов экипажа, пить с ними чай и беседовать: а как Вы себя чувствуете, товарищ матрос, а что у Вас на душе…
Отца эта речь оскорбила, и он взорвался:
- А замполиты, политработники тогда на хрена? Что, командиру по возвращении с боевой службы больше делать нечего?! Вот меня кто и когда после автономок спрашивал, как я себя чувствую?
ЧВС озверел:
- Вы слишком много себе позволяете! Не забывайтесь, я всё же ЧЛЕН ВОЕННОГО СОВЕТА ФЛОТА!
Но отец уже не мог остановиться:
- У нас в деревне «член» по-другому называли!
Представление на присвоение отцу звания «контр-адмирал», находившееся уже в Москве, из Главного управления кадров ВМФ отозвали назад и уничтожили…
Бывает, фразы, произнесённые кем-то (не обязательно начальниками) становятся крылатыми лишь внутри одного экипажа.
Лодка из соседней дивизии встала у причала в губе Оленья, на Севере. Матрос-электрик, выходец из Средней Азии, хотел позвонить на специальную береговую подстанцию, чтобы к ним на борт подали электропитание. Он перепутал номер и попал к кому-то на квартиру. Ему ответила женщина, обладательница домашнего и милого голоса. Матрос решил блеснуть галантностью и произнёс в трубку изысканную фразу:
- Извините пожалуйста, в п…!
До самого момента расформирования экипажа подводники по самым разным поводам регулярно произносили эти слова.
Естественно, и начальники (а они всегда под пристальным вниманием подчинённых) периодически тоже «выдают на-гора» всякие крылатые фразы.
Наша лодка однажды участвовала в состязательных торпедных стрельбах. Мы атаковывали активно маневрирующий отряд боевых кораблей - а это очень сложное боевое упражнение! Легли на курс, с которого собирались стрелять по главной цели. И тут все посты дружно доложили, что цель легла на новый курс, и мы теперь находимся вне позиции стрельбы. Командир, сжав рукой микрофон, произнёс:
- Б…, что же делать?!
Надо сказать, атаку мы тогда завершили всё же успешно и условно поразили главную цель. А слова командира в употреблении так и остались!
Сейчас у всех на устах много заимствованных англоязычных словечек, в основном, компьютерных терминов, и их обычно употребляют более или менее к месту. А тогда, когда такого изобилия чужеземных слов в обиходе не было, в устах людей флотских, особенно - матросов, они приобретали иногда неожиданное звучание и значение.
Когда-то на подводных лодках в офицерской среде в ответ на просьбу товарища можно было услышать сказанное в шутку французское слово «jamais» (жаме;) – «никогда». Слово понравилось и матросам, только употреблять они его стали в смысле «ладно» или «договорились».
Или вот ещё: кое-где на лодках офицеры шутливо называли матросов-вестовых в кают-компаниях словом «garcon», как официантов в парижском ресторане (им хотелось таким вот образом приукрасить свои суровые будни). Тогда помещение буфетной, прилегавшее к кают-компании (там вестовые раскладывали пищу и мыли посуду) матросы прозвали словом «гарсунка». Позже и самих вестовых матросы переименовали по бытовавшему в их среде названию этого помещения. Так «гарсон» стал «гарсунщиком».
Удивительные дела может творить слово и удивительным образом оно может изменяться само!
Предыдущая часть:
Продолжение: