Влад шёл по городу уже несколько часов. Заброшенные улицы тянулись без конца, словно сами уводили его всё дальше от дома. Стены смотрели на него пустыми глазницами окон. Двери молчали, словно уже никогда не будут открыты. И только ветер — вечный спутник одиноких — сопровождал Влада. Он уже привык к странному дыханию этого мира. Но то, что он увидел впереди, выбивалось из всей логики — вокзал.
Старинное здание с арками, шпилями и закопчённым стеклом. Как будто взятое из старой открытки, покрытой временем. Но оно было целым. Ни трещин, ни зарослей, ни следов разрушения. Только надпись над входом — потускневшая, но читаемая: «Отправление».
Он вошёл внутрь. Пол дрожал от тонкого гула, как будто здание само знало, что сейчас что-то произойдёт. И действительно: сквозь туман, ползущий по путям, медленно вползала электричка. Зелёная. Старая модель, каких уже не осталось. Она двигалась бесшумно, как видение, но с её приближением Влад почувствовал, как зазвенел воздух — будто что-то неведомое, застывшее в ожидании, наконец приходит в движение.
Поезд остановился. Двери распахнулись сами. Внутри было пусто — ни кондуктора, ни пассажиров. Только приглушённый свет и холодный металл.
Влад шагнул внутрь.
Он выбрал место у окна и сел. Стёкла были чистыми, но за ними ничего не двигалось. До тех пор, пока поезд не дёрнулся — с тем самым, знакомым с детства звуком: стук, звон, лёгкое покачивание и снова — стук. Он поехал.
За окном не просто мелькали пейзажи — каждое окно вагона превратилось в портал. Перед Владом разворачивались сцены из жизни мира, словно кадры вселенского кино.
Сначала за окном промелькнули знакомые улочки его города — словно сквозь бледное стекло памяти. Затем земля укрылась снегом, поля побелели, лишь редкие заросли трав проглядывали под ледяным одеялом, как духи погибших урожаев. Далее появились леса, кустистые, густые, тёмные — настоящие, могучие Древа Мира, чьи корни уходят в бездну, а вершины кажутся подталкивающими небеса. Обитатели этих лесов — зыбкие силуэты, духи местности — прятались в тени ветвей.
В следующем окне — толпа на площади. Плакаты и транспаранты поднимались к небу, голоса безликих протестующих рвались наружу.
Следом — больничные палаты: крик новорождённого разрывал тихую утреннюю зарю. Две женщины переглянулись и почувствовали благословение: богиня рождения и судьбы — тихо приклонила голову над ними. Шаманка в синем кафтане произносила молитву, чтобы этот младенец получил куут — силу жизни и благодать Айыы. Словно сама земля взяла своё дыхание, чтобы подарить эту жизнь миру.
В следующем образе — смерть: над изголовьем лежачего серебристая девушка с тусклой свечой, проводница душ. Дух умирающего тихо вырвался из тела и сквозь опалённое пространство поднялся к звёздам, где уже ждали предки прошлого.
Любовь и отчаяние двигались рука об руку. Ярко-рыжий закат окрасил скамейку в парке, где двое шептали заклинания доверия, скрестив руки; а на другом конце поля был вычерчен путь ритуального прощения — шаман бросал в огонь старые ткани, освобождая уходящих от боли призраков обид.
Поезд нёсся дальше, и вот перед ним простёрлись океаны. Вода с грохотом билась о стёкла вагона, но не проникая внутрь: вихрь сухого воздуха не выпустил её с собой. Подо льдами простёрся мир, где жили киты — хранители бездн. На миг прозрачная вода открывала величественные спины животных, проплывавших в бездне, а на их боках вспыхивал свет, словно знамена древнего культа. Между волнами стали рождаться огненные тучи: подводные вулканы поднимались из глубин, извергали лаву прямо в бездну, и её языки смешивались с водами, рисуя светящиеся потоки.
Но поезд не сбавлял скорости.
Началась жара — ад. Влад зажмурился, когда стены вагона вспыхнули золотом, и всё вокруг стало огненной пустыней — поля из застывшей магмы и расплавленного камня. Казалось, сам дух земли прорезал их своим жаром. Затем вдруг — свет, слепящий и золотой. Это был рассвет миров, вечный день на самой вершине бытия.
Окна теперь отражали не Землю.
Внезапно окна больше не отражали привычный мир. Вместо этого они открыли перед ним врата космоса. Повсюду плыл мириад звёзд и планет, словно кораблей древних богов: медленные и величественные миры проплывали мимо в такт замедленному ритму поезда. Рядом тянулись спиральные галактики — миры снов и судеб: они вращались, сталкивались, взрывались фейерверками зарождения и гасли, превращаясь в пыль. Каждый из этих танцев — жизнь мира, который Влад пересекал, касаясь их лишь ветром, подобно невидимому божеству, соблюдающему неподвижный порядок мироздания.
Влад не знал, сколько длилась эта одиссея. Время потеряло значение, словно его поглотило пламя галактик. Мыслей тоже не было — оставался лишь медленный ритм: тугой стук колёс, стук, стук… как барабаны великого ритуала, пульс планеты в ритме Вселенской Песни.
И вот — тишина.
Поезд вышел за пределы мира. За окном не осталось ни света, ни цвета, ни формы. Только чистота — не пустота, а подобие святости. Как белый лист, на котором ещё не написано ни одного слова, она охватила всё вокруг, и Влад понял: дальше не будет ни образов, ни движений, ни памяти, ни времени.
Он встал: в окне больше не отражалось его лицо — словно последние призраки этого мира отошли, давая ему шагнуть дальше.
Поезд замер. Двери снова открылись сами. И Влад ступил в то, что было за гранью.