— Мы всё равно поедем, слышишь? — Света резко убрала бумаги со стола, будто боялась, что они могут её остановить.
Полина подняла голову. Девочка сидела в пижаме, с фломастером в руке, и аккуратно дорисовывала хвост своей русалке. На кончике языка — след синей пасты.
— Правда? — тихо спросила она.
Света подошла, опустилась рядом. Взяла дочь за плечи, поцеловала в макушку.
— Поедем. Хоть на поезде, хоть с пересадками, хоть в самый дождь. Я тебе обещала — значит, будет море.
Три года без отпусков. Ни одной поездки, ни одного выходного по-настоящему. Всё время «надо подменить», «опять заболели», «ты же ответственная». Света работала, как могла — брала смены за двоих, оставалась, когда все шли домой. И верила, что это оценят.
Вчера её вызвали в кабинет и, не глядя в глаза, выдали бумагу. Сокращение. Место отдали новой девочке, той самой, что всё время хлопала ресницами и приносила начальству кофе с корицей.
Света вышла из кабинета и шла по коридору, как по воде — будто ног не чувствовала. Перед глазами всплывали утренние электрички, ночные смены, когда она шла домой по пустым улицам.
Вечером она сидела на кухне и смотрела, как дочь рисует — всё ту же русалку с ярким хвостом. Сколько раз Поля просила: «Мам, а можно этим летом — к морю?». И сколько раз Света отвечала: «Давай позже, доченька. Обязательно, но чуть позже».
Теперь это «позже» больше не имело смысла. Жизнь сама толкнула. Дала пинка. Отняла привычное, чтобы освободить дорогу.
Света сжала в пальцах ручку, посмотрела на чемодан, стоящий в углу, и встала.
Из окна тянуло сыростью. Серый двор, облупленные качели, капли стекают по стеклу. На столе — кредитный договор, расчёты, старый чемодан, который собирался по кусочкам — и физически, и морально. Света встала, сложила бумаги в папку, убрала в ящик. Внутри всё дрожало — не от страха, а от того, что наконец решилась.
На следующий день они стояли на вокзале. Толпа гудела: кто-то искал выход, кто-то тянул за собой чемоданы, кто-то, как и они, просто ждал. Света вглядывалась в электронное табло.
— Лазаревское, — прошептала она.
Полина крепко держала маму за руку. Из рюкзака у неё торчал хвостик — резиновый, яркий, от любимой русалки.
— Ты же сказала, мы увидим море, — тихо напомнила девочка, не отрывая глаз от табличек.
— Я помню, — Света кивнула, сглотнув. — Я тебе верю, — добавила Поля и сжала руку сильнее.
Вагон был душный. Соседка — женщина с огуречным лосьоном и настойчивым желанием поговорить — заснула под шорох колёс. Света смотрела в окно, не видя пейзажа. В голове — бесконечный список: страховка, номер, деньги, чемодан, паспорт, крем от солнца, сменные плавки. Но поверх всего звучал голос дочки: «Я тебе верю».
Номер в гостинице оказался больше, чем на фото. Потолок — с пятнами от старой влаги, на стене кондиционер гудел, как потерпевший. Полина прыгала на кровати, взвизгивая от счастья.
— Мам, тут даже подушки мягкие! — крикнула она.
Света скинула кроссовки, плюхнулась на вторую кровать и раскинула руки. Потолок мутно светился от лампы.
— Главное, что мы здесь, — пробормотала она и вдруг рассмеялась. Устало, но по-настоящему.
Первый поход к морю был похож на обряд. Полина — в купальнике с блёстками, серьёзная и сосредоточенная, долго выбирала место, где будет лежать их полотенце. Света, как в детстве, намазывала её кремом — сначала плечи, потом нос.
— Ты у меня настоящая принцесса, — улыбнулась она.
Полина гордо закинула голову. Вокруг — крики детей, запах кукурузы, шорох пакетов. Недалеко расположилась семья: громкая женщина, мужчина с пузом и панамой, и девочка лет шести в панамке с птичками. Смех их раздавался слишком звонко, раздражающе. Света невольно взглянула в их сторону. Женщина целовала девочку в лоб, громко комментируя каждое движение.
— Мам, можно я в воду? — Полина уже стояла на песке.
— Только по колено, — крикнула Света, прикрывая глаза рукой от солнца.
Следующее утро они провели в столовой. В зале пахло кашей и подгоревшими сосисками. Света пошла к раздаче, оставив Полину за столиком у окна. Девочка аккуратно поправила салфетки, положила вилку параллельно ножу.
Света как раз наливала компот, когда услышала чей-то резкий голос. Обернулась — к их столику подошла та самая женщина с пляжа.
— Освободи, девочка, мы всегда тут сидим. Это наше место.
Полина не спорила. Просто встала, прижала плечи и отошла к стене.
— Простите, — прошептала она.
Света, подхватив поднос, пошла к дочери. Увидела, как та стоит, сжав губы.
— Всё в порядке, — Света положила руку на плечо девочки. — Пошли, найдём другой стол. Нам и без них хорошо.
Она села, не проронив ни слова. Но внутри — стучало. Не от обиды. От ярости.
Вечером они сидели на балконе. Ветер с моря трепал полиэтиленовую скатерть, Полина облизывала рожок с клубничным мороженым, в которое влипла песчинка.
— Мам… — вдруг сказала она, не глядя.
Света повернула голову.
— Почему ты всегда уступаешь? Даже в кафе, даже папе, когда она приходит к нам в гости.
— Я просто не люблю скандалы, — ответила Света почти автоматически.
Полина пожала плечами, слизнула верхушку мороженого.
— Но иногда же надо.
Света молчала. Ветер дул с моря. Пахло солью и новой жизнью.
Света вытерла стол от липкого пятна. Ветер с моря приносил запах влажного песка, и балконная дверь чуть дрожала от сквозняка. Полина тихо напевала, сидя на полу и раскладывая ракушки по цвету.
Света надела очки, взяла крем, пляжные полотенца и два банана. Сегодня хотелось тишины. Спокойного дня, без выкриков, без хамства. Только море, солнце и дочка.
На пляже они были почти первыми. Волны лениво катились к берегу, чайки ходили мимо лежаков, как дачные коты. Света выбрала место ближе к воде, поставила сумку и разложила полотенце.
— Давай, займу два лежака, пока никто не пришёл, — сказала она Полине. Та уже сидела в песке, что-то вырисовывая палочкой.
Прошло минут двадцать. Народу прибавилось. Кто-то ставил зонты, кто-то ругался с продавцом кукурузы, а кто-то — уже знакомый — направлялся к ним. Женщина в клетчатой тунике, тот самый мужчина с пузом и девочка в птичьей панамке.
— Эй! Это наши места! — резко бросила женщина, не дойдя и пары шагов.
Света поднялась, медленно сложила очки в футляр. Посмотрела прямо.
— Мы заняли их рано утром. Они были свободны.
— Да вы кто такие, чтоб тут сидеть? Мы каждый год здесь отдыхаем, это наше место!
Света не двигалась. Вдохнула глубоко, сжала ручку пляжной сумки.
— Эти лежаки бесплатные. Мы пришли раньше. Уходить не собираемся.
Полина оторвалась от песка, глаза распахнуты, руки в мокром песке. Женщина шумно выдохнула, муж буркнул что-то и потянул её за локоть.
— Пошли. Не связывайся. Ещё эта... с дочкой. Не стоит.
Они ушли. Света не села — стояла ещё пару секунд, чувствуя, как в груди стучит нечто новое. Полина встала, подбежала, вцепилась в руку:
— Мам, ты как супергерой!
Света рассмеялась. Настояще, без страха.
— Просто надоело.
Вечером они снова вышли во внутренний дворик у бассейна. Воздух был вязким от жары. Полина с восторгом примеряла купальник с хвостом — подарок от бабушки. Блестящий, с чешуёй, немного великоватый, но девочка сияла, как будто ей подарили волшебство.
Света щёлкала на телефон, то в полный рост, то ракурс сбоку.
— Завтра сделаем фотосессию, как настоящие блогеры, — хохотнула она.
— С хвостом? — уточнила Полина, вертясь перед зеркалом.
— Конечно!
На соседнем балконе кто-то зашевелился. Света краем глаза заметила панаму и знакомую клетчатую тунику. Они молча смотрели.
Света включила вспышку. Полина позировала, втягивая живот и корча серьёзное лицо. Потом взвизгнула, сняла хвост и прыгнула в воду. Света засмеялась.
На следующий день с утра было жарко. Света надела лёгкое платье, заплела Полине косу. Камера заряжена, бутылка воды — в сумке. Пляж был почти пуст, солнце — ещё не в зените.
Полина стояла на камнях у кромки воды. Хвост блестел, как настоящий. Света водила телефоном, ловя удачные ракурсы.
— Смотри на меня! Ещё чуть левее. Замри.
Вдруг тень упала на песок. Света обернулась. К ним шла та самая женщина. За ней — внучка, ревущая, с растекшейся тушью. Девочка тыкала пальцем вперёд, всхлипывая.
— Нам срочно нужен такой же хвост, — женщина говорила с натянутой вежливостью, но в голосе сквозило раздражение. — Можете снять свой? Мы быстро. Нам на фото.
Света медленно опустила камеру.
— Простите, что?
Подошёл мужчина. Брови нахмурены, голос глухой:
— Заплатим. Видно же, не шикуете. Ну правда, вам-то что. Вам сложно, что ли?
Полина метнулась к Свете, спряталась за её спиной. Света поставила камеру на землю, выпрямилась.
— Вы сейчас, получается, требуете у ребёнка личную вещь? Прямо на пляже?
— Да не требуем мы! Просто попросили.
— Я сейчас вызываю полицию, — спокойно сказала Света, доставая телефон. — Это давление на ребёнка. Запишу ваш запрос, как положено.
Женщина отшатнулась. Муж буркнул:
— Да психованная ты какая-то, мамаша.
— Нет, я просто умею говорить “нет”.
Вокруг начали поворачиваться головы. Молодой парень в шортах поднял телефон, направил камеру.
— Снимаю. Если что — в TikTok пойдёт.
Пожилая пара с шезлонга за спиной закричала:
— Так им и надо! Молодец, мамаша!
Женщина фыркнула, развернулась. Муж поплёлся следом. Девочка всхлипывала.
Полина резко вынырнула из-за спины и вцепилась в маму:
— Я тебя обожаю. Ты была как на мультике — бац и всё.
Света выдохнула. Камера на песке блестела на солнце. Хвост остался при ней.
Уже вечером, на террасе пахло жареными креветками и укропом. Света прищурилась на заходящее солнце, отодвинула тарелку с лимоном и посмотрела на Полину.
— Вкусно? — спросила она, прихлёбывая лимонад.
— Ага. Только хвост солёный. — Полина засмеялась и показала язык.
Света улыбнулась. Рядом кто-то стукнул вилкой о стекло, официант отнёс кофе за соседний столик. Было тихо. Без крика, без шипения, без скандалов.
— Мам… А если бы у нас был второй хвост, мы бы им… по голове — бум! — сказала Полина и хихикнула.
Света захохотала. Настояще, громко, с заливистым звуком, к которому она давно отвыкла. У неё даже щёки зарумянились.
— По голове хвостом — это сильно, — сказала она и вытерла глаза от смеха.
На соседнем балконе — пусто. Панам нет. Тишина.
Утром они пришли на пляж одними из первых. Ветер был свежим, вода — спокойной. Света расстелила полотенце, села на песок и открыла книгу.
Полина рылась в песке, строила "замок для русалки". Вокруг звенела тишина. Ни паники, ни претензий, ни крика.
Мужчина из персонала прошёл мимо, затем вернулся.
— Доброе утро, — сказал он, ставя поднос на столик рядом.
— Мы не заказывали.
— Это от ресторана. Вчера вы были героиней. Коктейли — за счёт заведения.
Света смутилась. Хотела что-то сказать, но просто кивнула.
— Спасибо. Очень приятно.
Он ушёл. Полина взяла трубочку, отпила, зажмурилась:
— Мам, это вкусно! Как будто из мультика.
Света сделала глоток. Было сладко, с кислинкой. Как будто кто-то смешал ананас с победой.
Вечером они собирали чемодан. Света складывала вещи — аккуратно, по слоям. Полина сидела на кровати, сжимая в руках свой хвост.
— Я бы им всё равно не отдала, — вдруг сказала она.
Света обернулась, обняла дочку за плечи.
— И правильно. Ты у меня круче всех.
Полина засмеялась, покачала хвостом.
— А ты — вообще самая-самая.
Света чуть сильнее сжала её. Чемодан захлопнулся с щелчком.
На вокзале было многолюдно. Люди спешили, громкоговоритель объявлял поезда. Чемоданы, дети на плечах, собаки в переносках. Полина шла чуть впереди, листала что-то в телефоне знакомое.
Полина шла немного впереди, перебирая фото в телефоне. На одном — она с хвостом на фоне моря, улыбается широко, как будто всё на свете возможно.
Света догнала её, заглянула через плечо.
— Любимое? — спросила она.
Полина кивнула, не глядя.
— Я его сохраню. И хвост тоже. Не отдам. Он теперь как... трофей. Или напоминание.
— О чём? — спросила Света.
Полина задумалась.
— Что если ты веришь, то оно обязательно будет. Только нельзя молчать. Нужно говорить. И защищать. Себя, других... хвосты тоже.
Света засмеялась. Не потому, что смешно. А потому что гордо.
Через час поезд дёрнулся. За окном поплыли дома, деревья, антенны.
Она посмотрела на дочь. Та прижалась к стеклу, рисуя пальцем сердце на запотевшем окне.
Света знала: она больше не вернётся к той, прежней. К той, что молчала. Терпела. Уступала. Боялась быть неудобной.
Теперь — нет. Теперь она знала, как это: говорить "нет".
И как это — защищать. Сначала ребёнка. Потом — себя.
И как это — не позволять вытирать о себя ноги, даже на работе. Больше никаких смен без выходных, подмен за "поблажку" или тишину. Она отдала слишком много — и больше не собиралась отдавать ничего просто так.