Сколько можно терпеть? Я швыряю полотенце на кухонный стол и выскакиваю в коридор. Валентина Семёновна снова переставила все мои баночки с крупами. «Так удобнее», говорит. Кому удобнее? Ей, конечно! Уже третий год живём в её квартире, и каждый божий день я чувствую этот невидимый контроль.
— Оль, ты чего? — Саша выглядывает из ванной с зубной щёткой во рту.
— Да ничего. Всё отлично, — я фыркаю и скрещиваю руки на груди.
Саша только глаза закатывает. Привык уже к нашим с его мамой «танцам».
— Опять что-то переставила?
— Угадал! Твоя мама снова всю кухню перетряхнула. Я час искала соль!
— Ну прости, — он разводит руками, капли пасты летят на пол. — Знаешь же, какая она.
Да, я знаю. Слишком хорошо знаю. Валентина Семёновна — женщина с характером. Железным. Титановым. Адамантиевым! Как из комиксов про Росомаху.
— Сегодня все соберутся к шести, — напоминает Саша. — Не забыла?
Как тут забудешь? Ежемесячный семейный ужин у Звонаревых — священная традиция. Приедут все: Сашин старший брат Костя с женой, тётя Люда с мужем, дядя Гриша... Я уже с утра готовлю.
Звонок в дверь. Ну вот, началось.
— Оленька! — Валентина Семёновна влетает с пакетами. — Ты ещё не накрыла?! Уже пять!
— Здравствуйте, Валентина Семёновна, — я стараюсь улыбаться. — Я всё успею.
— Да-да, — она сразу проходит на кухню. — Ой, а что это у тебя тут так?
Начинается. Я мысленно считаю до десяти.
К шести собрались все. Костя с Мариной привезли вино, тётя Люда — свой фирменный наполеон. Стол ломится, разговоры текут. Я сижу тихо, улыбаюсь, подкладываю всем еду.
— А у вас когда уже пополнение? — тётя Люда подмигивает мне.
— Мы... — начинаю я.
— Им ещё рано! — перебивает Валентина Семёновна. — Куда им ребёнок? Они сами как дети!
За столом повисает неловкая пауза.
— Мам, — Саша морщится, — мы сами решим.
— Ой, да ладно, — она машет рукой. — Я же для вас стараюсь! Кто вам правду скажет, если не я?
Я смотрю в тарелку и молча ем. Привычно уже.
Разговор течёт дальше. Все обсуждают повышение Кости, новый ремонт у дяди Гриши. Я встаю, чтобы принести десерт.
— Давай помогу, — Марина идёт за мной на кухню.
— Не верь ей, — шепчет она, пока мы раскладываем торт. — Валентина всем невесткам устраивает проверки.
Мы возвращаемся с десертом. Все хвалят мой торт.
— Неплохо, — цедит свекровь. — Но у моей мамы был рецепт лучше.
Я киваю и улыбаюсь. Просто киваю и улыбаюсь.
— А ты, Оленька, молодец, — вдруг говорит дядя Гриша. — Хорошая хозяйка.
— Спасибо, — я краснею от неожиданности.
— Да какая хозяйка, — фыркает Валентина Семёновна. — Я вчера захожу — пыль на шкафах!
— Мама! — Саша стукает вилкой по столу.
— А что? Я правду говорю! Я вообще не понимаю, чему вас сейчас учат. В наше время девушки умели всё!
— Валя, — тихо произносит Сашин отец, — давай не сейчас.
— А когда? Когда они нам тут всё развалят? — она распаляется всё больше. — Вы посмотрите, как она готовит, как убирает! Для меня ты, Оля, всегда останешься чужой!
Тишина. Звенящая тишина.
Я смотрю на свою тарелку, по щекам катятся слёзы. Перед глазами всё плывёт.
— Извините, — я встаю из-за стола. — Мне нужно... проверить кое-что.
Я почти выбегаю из-за стола. Закрываюсь в спальне. Сажусь на кровать. Вот сейчас я действительно чужая.
Я слышу, как в столовой все заговорили одновременно. Саша что-то резко отвечает матери. Дядя Гриша возмущается. Но их слова сливаются в какой-то неразборчивый гул.
Дверь открывается. Саша садится рядом на кровать.
— Оль... — он кладет руку мне на плечо. — Ты не слушай ее.
— Три года, Саш. Три года я стараюсь. А для нее всегда чужая.
— Мама просто... она такая. Сложная.
Я вытираю слезы.
— Сложная? Она меня ненавидит! При всех! Унизила!
— Я поговорю с ней.
— Уже сто раз говорил, — я встаю и хожу по комнате. — Толку-то? Она никогда не изменится.
Саша смотрит в пол. Такой потерянный. Всегда между двух огней — мать и жена. Я его почти жалею.
— Все разошлись? — спрашиваю я.
— Нет. Сидят. Мама на кухне.
— Отлично. Пусть празднуют дальше, — я сажусь у зеркала и смываю тушь. — Иди к ним, Саш. Я в порядке.
Он медлит, но уходит. А я реву. Второй раз за вечер.
Телефон вибрирует. Марина: «Ты как? Мы с Костей в шоке».
Я не отвечаю. Что тут скажешь?
Снова звонок в дверь. Голоса. Все постепенно прощаются и уходят. Через полчаса в квартире тихо.
Я лежу в темноте, когда Саша возвращается.
— Поговорил с мамой.
— И?
— Она считает, что ничего такого не сказала. Просто высказала мнение.
Я горько смеюсь.
— Конечно. А я тут развела сырость на пустом месте, да?
— Я сказал ей, что так нельзя. Она обиделась.
— Она обиделась? — я сажусь на кровати. — Серьезно?
Саша молчит. Что тут скажешь?
Телефон снова звонит. Тетя Люда. Странно, она никогда мне не звонила.
— Оленька, девочка, ты не расстраивайся, — ее голос звучит обеспокоенно. — Валя всегда такая была. Характер — кремень. Но ты держись.
— Спасибо, тетя Люда.
— Ты умница. Не слушай ее.
Я благодарю и кладу трубку. Еще звонок. Дядя Гриша, представьте себе!
— Оля, я завтра приеду. Поговорим. Валентина совсем с ума сошла.
И так весь вечер. Звонят все родственники мужа. Все спрашивают, как я. Все ругают Валентину Семеновну. Я в шоке.
Саша сидит рядом, слушает мои разговоры.
— Видишь? — говорит он. — Все на твоей стороне.
— Это сейчас. А завтра забудут.
Мой телефон снова звонит. Теперь Валентина Семеновна.
— Не бери, — говорит Саша.
Но я беру.
— Оля, — ее голос звучит сухо. — Ты там всех на уши поставила? Мне уже три родственницы позвонили. Устроила цирк на ровном месте.
— Я никому не звонила.
— Конечно. Они сами, — она фыркает. — Ты же у нас теперь жертва.
— Валентина Семеновна, я просто хотела...
— Знаю я, чего ты хотела! Настроить всех против меня! В моей же семье!
Я молча слушаю ее монолог. Потом просто говорю:
— Спокойной ночи, — и кладу трубку.
Саша смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Ты только что повесила трубку на мою маму?
— Угу.
— Офигеть, — он нервно смеется. — Знаешь, я, наверное, впервые вижу, чтобы ты дала отпор.
Я и сама в шоке. Может, это конец? Может, завтра меня выгонят из дома?
Телефон снова звонит. Марина: «Завтра приеду. С пирогами!»
Я не сплю всю ночь. Ворочаюсь, смотрю в потолок. Саша тихо сопит рядом — он всегда спит как убитый, даже когда вокруг рушится мир. А мой мир именно рушится.
Утро наступает неожиданно. Я даже не заметила, как задремала. Открываю глаза — Саша уже встал. Из кухни доносятся звуки.
— Доброе утро, — он заглядывает в комнату с чашкой кофе. — Держи.
— Спасибо, — я сажусь на кровати. — Уже восемь?
— Девять. Я тебя не будил, ты поздно уснула.
Я отпиваю кофе. Вкусно. Саша раньше никогда мне кофе в постель не приносил.
— Марина звонила, — говорит он. — Приедет к одиннадцати.
— Зачем?
— Не знаю. Что-то про пирог говорила.
Я вспоминаю ее вчерашнее сообщение. Неужели правда приедет? С пирогами?
Звонок в дверь. Мы с Сашей переглядываемся — еще рано для гостей.
— Я открою, — он выходит.
Голоса в коридоре. Женский, звонкий... Тетя Люда?
— Оленька! — она влетает в спальню со свертком в руках. — Ты еще в постельке? Вставай, я тут пирожков напекла!
Я ошарашенно смотрю на нее. Тетя Люда никогда раньше не приезжала к нам просто так. Да еще с пирожками.
— Спасибо, — я выбираюсь из-под одеяла. — Но не стоило...
— Стоило, стоило! — она уже тянет меня на кухню. — Ты давай умывайся, а я пока чай заварю.
Я послушно иду в ванную. Что происходит? Может, я еще сплю?
Когда я возвращаюсь на кухню, там уже накрыт стол. Пирожки, варенье, чай. Тетя Люда сидит с Сашей, что-то ему выговаривает.
— ...а ты должен был сразу мать остановить! Что ж ты сидел, как пень?
— Я пытался...
— Пытался он! — она замечает меня. — А, Оленька! Садись, дорогая, кушай.
Я сажусь за стол. Пирожки пахнут обалденно.
— Спасибо, тетя Люда, но правда не стоило...
— Глупости! — она машет рукой. — Я еще вчера решила, что приеду. Валя совсем с катушек съехала. Чужая, видите ли! А сама-то? Сама кем была, когда в семью пришла?
Я молча жую пирожок. Потрясающе вкусно.
Снова звонок в дверь.
— Я открою, — Саша вскакивает.
На этот раз голоса мужские. Дядя Гриша и... Костя?
— Здорово, братишка! — Костя хлопает Сашу по плечу. — Мы тут с дядей Гришей решили заехать.
— Заехали, значит, — дядя Гриша проходит на кухню. — О, Людмила уже тут! И пирожки притащила.
— А то! — гордо отвечает тетя Люда.
— А мы вот коньяк привезли, — дядя Гриша достает бутылку. — Нервы лечить.
Я растерянно смотрю на всю эту компанию. Они что, серьезно?
— Ребят, спасибо, но не надо...
— Надо, Оля, надо, — дядя Гриша уже разливает коньяк по рюмкам. — За тебя!
Все чокаются. Я тоже беру рюмку, хотя коньяк не люблю.
— А Марина где? — спрашивает тетя Люда у Кости.
— Сейчас приедет. Она в магазин заехала.
И правда, через пятнадцать минут приезжает Марина. С тортом и пакетом продуктов.
— Я подумала, что надо обед организовать, — говорит она, выкладывая покупки.
К двум часам дня наша квартира превращается в праздничный штаб. Все готовят, смеются, разговаривают. Звонит телефон — другие родственники спрашивают, как я.
— Оля, — Саша отводит меня в сторону, — мама звонила.
— И?
— Говорит, что все с ума посходили. Спрашивает, что тут происходит.
— И что ты ответил?
— Что ее родня наконец-то показала характер, — он улыбается. — Знаешь, я впервые вижу, чтобы все так сплотились.
Я киваю. Это действительно странно и... приятно.
Звонок в дверь. Мы переглядываемся.
— Только не говорите, что это еще кто-то, — смеюсь я.
Саша открывает дверь. На пороге стоит Валентина Семеновна с тортом.
— Можно? — спрашивает она тихо.
В комнате становится тихо. Все смотрят на Валентину Семёновну, застывшую в дверях с тортом.
— Заходи, — Саша отступает в сторону.
Она проходит на кухню, оглядывает всех собравшихся. Её лицо напряжено.
— Вижу, у вас тут весело, — она ставит торт на стол.
— Да, весело, — отвечает дядя Гриша. — Вот, решили Олю поддержать.
Валентина Семёновна поджимает губы.
— Можно тебя на минуту? — она смотрит на меня.
Я киваю и выхожу с ней в коридор. Сердце колотится.
— Я вижу, — она начинает тихо, — вся семья теперь против меня.
— Никто не против вас, — я скрещиваю руки на груди.
— Не против? — она усмехается. — А что тогда это всё? Демонстрация?
— Поддержка.
— Знаешь, — она вздыхает, — я тридцать лет в этой семье. Тридцать! И никогда никто так не собирался из-за меня.
Я молчу. Что тут скажешь?
— Мой сын любит тебя, — она произносит это как признание поражения. — Все любят. Ты сумела за три года то, что я не смогла за тридцать.
— Валентина Семёновна, я не пыталась никого настроить против вас.
— Знаю, — она смотрит в пол. — Наверное, я просто... я боялась, что ты его заберёшь. Что он будет любить тебя больше, чем меня.
Я впервые вижу, как эта железная женщина показывает слабость.
— Он любит нас обеих, — говорю я тихо. — По-разному.
— Наверное, — она поднимает глаза. — Я... я была неправа вчера. Ты не чужая.
От неожиданности у меня перехватывает дыхание.
— Правда?
— Правда, — она кивает. — Я просто... мне нужно время привыкнуть, что он теперь с тобой. Что вы семья.
Я не знаю, что ответить. Просто киваю.
— Пойдём к остальным? — предлагаю я.
Мы возвращаемся на кухню. Все замолкают, смотрят на нас.
— Ну что, мир? — спрашивает тётя Люда.
— Мир, — отвечает Валентина Семёновна и слабо улыбается.
Саша обнимает нас обеих. Впервые за три года я чувствую, что лёд тронулся.
Прошло три месяца. Многое изменилось. Мы с Сашей нашли квартиру и съехали от его родителей. Это было моё условие мира — собственная территория.
Валентина Семёновна теперь звонит перед визитом. Иногда даже спрашивает, чем помочь. Я не скажу, что мы стали лучшими подругами, но напряжение ушло.
А вот с остальными родственниками мы действительно сблизились. Марина часто заходит в гости. Мы с тётей Людой обмениваемся рецептами. Дядя Гриша иногда звонит просто спросить, как дела.
Сегодня мы снова собрались за семейным ужином. Но теперь у нас, в новой квартире.
— Оля, научи меня делать этот салат, — просит Валентина Семёновна, пробуя мою новинку.
— Конечно, — я улыбаюсь. — Там всё просто.
После ужина, когда все разошлись, мы с Сашей моем посуду.
— Знаешь, — говорит он, — я горжусь тобой.
— За что?
— За то, что ты смогла всё изменить. Мама никогда не признавала ошибок. Никогда.
— Я не делала ничего особенного.
— Ты просто была собой, — он целует меня в щёку. — И они это оценили.
Я улыбаюсь, вспоминая тот вечер три месяца назад. «Для меня ты всегда останешься чужой». Кто бы мог подумать, что эти слова не разрушат, а построят мост.
Вечером, уже в постели, я проверяю сообщения. Валентина Семёновна прислала фото нашего сегодняшнего ужина с подписью: «Хорошо посидели. Спасибо за вечер, дочка».
Дочка. Она никогда раньше меня так не называла.
Я поворачиваюсь к Саше.
— Знаешь, что я поняла? Иногда нужно услышать самое страшное, чтобы начать строить что-то настоящее.
— Философ ты мой, — смеётся он, обнимая меня.
А я думаю: как хорошо, что я больше не чужая. Теперь я точно знаю, что у меня есть семья. Настоящая. Со всеми её сложностями, характерами и традициями. Моя семья.
Друзья, ставьте лайки и подписывайтесь на мой канал- вас ждет много интересных и увлекательных рассказов!
Советую почитать: