— Тамара Григорьевна? Вас беспокоят из нотариальной конторы. Фамилия нотариуса — Зацепин. Вам удобно говорить?
Голос в телефонной трубке был сухим, безличным и таким официальным, что Тамара Григорьевна, убиравшая на кухне, инстинктивно выпрямилась и одернула фартук.
— Да, я слушаю, — ответила она, чувствуя, как холодок пробежал по спине. Нотариусы просто так не звонят. Обычно их звонки предвещают либо проблемы, либо… что-то еще более серьезное.
— Тамара Григорьевна, нам необходимо встретиться с вами по вопросу вступления в наследство. Дело не терпит отлагательств.
— В наследство? — переспросила она, чувствуя, как сердце пропустило удар. — Простите, вы не ошиблись? У меня не было родственников, которые могли бы…
— Ошибки нет, — отчеканил голос. — Речь идет о наследстве, оставленном вам господином Аркадием Игнатьевичем Вересаевым. Вам знакомо это имя?
Тамара Григорьевна прислонилась к стене. Вересаев. Аркадий. Аркаша… Имя из далекого, почти стершегося из памяти прошлого. Троюродный брат ее покойной матери. Аферист и проходимец, с которым вся семья прекратила общение еще в семидесятые, после какой-то мутной истории с поддельными документами на кооперативную квартиру. Он пропал, растворился, и все были только рады забыть о его существовании.
— Да… кажется, припоминаю, — с трудом выговорила она. — Но какое наследство он мог мне оставить? Он же… он был нищим.
— Об этом мы и поговорим при личной встрече, — голос в трубке оставался непроницаемым. — Завтра в одиннадцать ноль-ноль вас устроит? Запишите адрес: улица Рождественская, дом восемь.
Телефон пикнул, оборвав связь. Тамара Григорьевна медленно опустила трубку на аппарат, глядя в одну точку. Вересаев. Наследство. Что за злая шутка?
Следующие несколько месяцев пролетели в тумане счастливых хлопот. Беременность Марины протекала легко, и живот ее округлялся, становясь центром их маленькой вселенной. Дима окружал жену такой заботой, что Марина иногда смеялась, говоря, что чувствует себя редкой орхидеей в оранжерее.
Но главной метаморфозой, поражавшей всех, было преображение Тамары Григорьевны. Она словно сбросила с себя старую, колючую оболочку. Исчезли критика, непрошеные советы и вечное недовольство. Вместо этого появилась тихая, деятельная любовь.
Она приезжала два раза в неделю, всегда предварительно позвонив. Привозила не купленные впопыхах продукты, а домашний творог с рынка, свежие ягоды со своей дачи, наваристые бульоны, которые «полезны для малыша». Она часами сидела с Мариной, пока Дима был на работе, не докучая разговорами, а просто находясь рядом. Вместе они смотрели фильмы, читали книги о воспитании детей, и Марина с удивлением обнаружила, что ее свекровь — умная, начитанная и тонко чувствующая женщина.
Самым трогательным было то, как Тамара Григорьевна готовилась к роли бабушки. Она достала с антресолей крошечные пинетки, которые вязала еще для Димы, и, отмыв их добела, бережно положила в комод, купленный для будущего внука. Вечерами она сидела с вязанием, и из-под ее спиц появлялись очаровательные чепчики, носочки и крошечный плед цвета весеннего неба.
— Мам, ты чего? — смеялся Дима, заставая ее за этим занятием. — Сейчас же все можно купить!
— Купленное — бездушное, — отвечала она, не поднимая глаз от петель. — А в этих вещах — тепло моих рук. И моя любовь.
Именно в один из таких тихих, мирных вечеров, когда за окном шел теплый летний дождь, а Тамара Григорьевна как раз закончила вязать очередной носочек, раздался тот самый звонок от нотариуса.
Она ничего не сказала ни сыну, ни невестке. Зачем их тревожить? Скорее всего, это какая-то ошибка. Или, что еще хуже, новая мошенническая схема, рассчитанная на доверчивых пенсионеров. После истории с «инвестициями» она стала подозрительной и осторожной.
На следующий день, ровно в одиннадцать, она стояла перед массивной дубовой дверью с медной табличкой «Нотариус Зацепин В.П.». Сердце колотилось так, что отдавало в висках.
Нотариус, пожилой мужчина с седой бородкой и пронзительными глазами, встретил ее в просторном кабинете, заставленном старинными стеллажами с книгами. Он говорил долго, используя сложные юридические термины, но суть Тамара Григорьевна уловила сразу, и эта суть была настолько невероятной, что голова пошла кругом.
Аркадий Вересаев, ее троюродный дядя, умер месяц назад в одной из частных клиник Швейцарии. Оказалось, что все эти годы он не нищенствовал. Наоборот, он был гениальным финансовым аферистом международного масштаба, провернувшим десятки сложнейших махинаций по всему миру. Он был неуловим, как призрак, постоянно меняя имена и страны.
И та самая «инвестиционная компания», в которую Тамара Григорьевна вложила деньги, была одной из его последних, мелких афер на родине, организованной через подставных лиц вроде Лидии Аркадьевны. Он провернул ее просто для развлечения, ностальгируя по России.
Но перед смертью, мучимый то ли совестью, то ли страхом перед высшим судом, он решил сделать широкий жест. Он составил завещание, в котором оставлял все свое огромное, баснословное состояние единственной оставшейся в живых родственнице, о которой помнил — своей троюродной племяннице Тамаре. Он хотел, чтобы она смогла вернуть долги тем, кого он, пусть и косвенно, обманул. В приложенном к завещанию письме, написанном нетвердым старческим почерком, было всего несколько строк: «Прости, Тамарочка, если сможешь. Я всегда был непутевым. Пусть хоть после смерти от меня будет какая-то польза. Аркадий».
Когда нотариус назвал итоговую сумму наследства, Тамара Григорьевна не поверила своим ушам. Цифра была астрономической, с таким количеством нулей, что она даже не сразу смогла ее осознать. Это были не просто деньги. Это было целое состояние.
Она вышла из конторы на ватных ногах. Шумная Рождественская улица казалась декорацией к какому-то фильму. Она села на скамейку и долго смотрела на прохожих, пытаясь переварить услышанное. Слезы сами катились по щекам. Это были не слезы радости. Это были слезы потрясения, горечи и какого-то странного, запоздалого прощения.
Вечером она приехала к детям. Дима и Марина сразу заметили, что с ней что-то не так. Она была бледной и молчаливой.
— Мам, что случилось? «Ты не заболела?» —обеспокоенно спросил Дима.
Она молча достала из сумки копии документов, которые ей дал нотариус, и положила их на стол.
— Прочтите.
Они читали вместе, склонившись над бумагами. Марина читала и не верила своим глазам. Дима же хмурился все больше и больше.
— Мама, это какая-то чушь, — сказал он, когда они закончили. — Этого не может быть. Это новая афера. Они узнали про твою прошлую историю и теперь хотят развести тебя по-крупному. Сейчас они скажут, что для вступления в наследство нужно заплатить какой-нибудь налог или пошлину, и ты снова потеряешь деньги.
— Я тоже так думала, — тихо ответила Тамара Григорьевна. — Но нотариус… он настоящий. Это одна из старейших контор в городе. И он сказал, что все расходы уже оплачены со счетов Вересаева. Мне не нужно платить ни копейки.
— Дима, а вдруг это правда? — осторожно сказала Марина. — В жизни всякое бывает.
— Не бывает такого, Марин! — отрезал Дима. — Миллионы долларов от давно забытого родственника-афериста? Это сюжет для дешевого романа! Мама, я тебя прошу, не ввязывайся в это!
— Я уже ввязалась, — вздохнула Тамара Григорьевна. — Я подписала документы о согласии на вступление в наследство. Процесс займет около полугода.
Дима вскочил и заходил по комнате.
— Я не верю в это! Я не хочу, чтобы тебя снова обманули!
— Дима, успокойся, — Марина взяла его за руку. — Что мы теряем? Твоя мама ничего не платит. Давай просто подождем. Если это обман, он скоро раскроется. А если нет…
Она не договорила. Мысль о том, что это может быть правдой, была слишком ошеломляющей.
Следующие полгода прошли в напряженном ожидании. Дима оставался скептиком, уверенный, что вот-вот появится какой-нибудь «юрист из Швейцарии», который потребует денег на оформление. Но никто не появлялся. Нотариус Зацепин изредка звонил Тамаре Григорьевне, сообщая о продвижении дела.
А потом, в один из холодных декабрьских дней, когда за окном кружились первые снежинки, раздался еще один звонок.
— Тамара Григорьевна, поздравляю, — сказал Зацепин. — Процедура завершена. Наследство переведено на ваши счета в российском банке. Можете распоряжаться.
Жизнь изменилась в один миг. Но не так, как можно было бы ожидать.
Тамара Григорьевна не бросилась покупать шубы и бриллианты. Первое, что она сделала, получив доступ к счетам, — приехала к детям. Она была строгой и деловой.
Она села за стол и положила перед Димой и Мариной банковскую карту.
— Здесь триста тысяч, — сказала она. — Это мой долг перед вами. Я знаю, вы говорили, что не нужно, но для меня это важно. Я должна была вернуть.
Дима хотел возразить, но она остановила его жестом.
— Это еще не все. — Она положила на стол папку с документами. — Это квартира. На Мещерском озере. Та самая, которую вы хотели. Четырехкомнатная, с видом на набережную. Я уже внесла за нее полную стоимость. Она оформлена на вас двоих. И на вашего будущего сына.
Марина ахнула и прижала руки к губам. Дима смотрел на мать, и в его глазах стояло неверие.
— Мама… зачем? Это слишком…
— Это не слишком, — твердо сказала Тамара Григорьевна. — Это малость из того, что я могу для вас сделать, чтобы загладить свою вину. Я чуть не разрушила вашу семью. Я чуть не лишила вас этой мечты. Считайте это… моим искуплением.
Она встала, подошла к Марине и неловко погладила ее по большому животу.
— А это, — она протянула еще одну карту, — это счет для моего внука. На нем достаточно денег, чтобы он мог получить лучшее образование в мире. Или открыть свое дело, когда вырастет. Я хочу, чтобы у него было все то, чего не было у нас.
Слезы текли по щекам Марины. Она обняла свекровь, и в этих объятиях было столько благодарности и любви, что слова были не нужны. Даже скептик Дима, наконец, поверил в чудо. Он подошел и молча обнял мать. И в этот момент они все трое почувствовали, что их семья исцелилась окончательно. Прошлое было отпущено.
Но на этом Тамара Григорьевна не остановилась. Она продала свою старую квартиру и купила просторную, в новом доме, по соседству с детьми. Она наняла финансовых консультантов и юристов, и с их помощью основала благотворительный фонд. Фонд «Второй шанс». Он занимался адресной помощью одиноким пожилым людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию — тем, кого обманули мошенники, кто остался без поддержки, без денег на лекарства и еду.
Она с головой ушла в работу. Она лично встречалась со своими подопечными, вникала в их истории, помогала не только деньгами, но и добрым словом, юридической поддержкой. Из вечно недовольной, язвительной женщины она превратилась в мудрую, спокойную и уважаемую даму, которую все звали по имени-отчеству и к чьему мнению прислушивались. Она нашла свое истинное призвание.
В начале марта Марина родила сына. Крепкого, здорового мальчика с ямочками на щеках, точной копией Димы. Его назвали Андреем.
Тамара Григорьевна приехала в роддом в день выписки. Она вошла в палату — не прежняя грозная фурия, а элегантная, счастливая женщина с огромным букетом белых роз.
Марина лежала на кровати, уставшая, но сияющая. Дима сидел рядом, не сводя глаз с крошечного свертка в ее руках.
— Ну, показывайте мне моего наследника, — улыбнулась Тамара Григорьевна, и в ее голосе дрожали слезы.
Марина осторожно передала ей малыша. Тамара Григорьевна взяла его на руки так бережно, словно он был сделан из тончайшего хрусталя. Она заглянула в его личико, в эти серьезные, темно-синие глазки, которые, казалось, смотрели прямо в душу.
И в этот момент весь мир для нее сузился до этого крошечного существа. Все деньги, все фонды, все квартиры — все это показалось таким мелким и незначительным по сравнению с этим чудом. Чудом новой жизни.
Она прижала внука к груди, и горячая слеза упала на его чепчик.
— Здравствуй, мой хороший, — прошептала она. — Здравствуй, Андрюша. Бабушка тебя так ждала.
Она подняла глаза на Диму и Марину, которые смотрели на нее с нежностью.
— Спасибо вам, дети, — сказала она тихо. — Спасибо за то, что дали мне этот второй шанс. Не с наследством. А с вами.
Глядя на свою семью — на любимого сына, на прекрасную невестку, ставшую ей дочерью, на спящего на ее руках внука, — Тамара Григорьевна поняла, что Аркадий Вересаев, сам того не ведая, оставил ей нечто гораздо большее, чем деньги. Он вернул ей то, что она едва не потеряла навсегда. Он вернул ей семью. И это было самое ценное наследство в мире.