– Ты потратил без спросу наши общие деньги! Ты пустил по ветру все, что мы собирали на отпуск! Как ты посмел, Ваня? Как ты посмел, не спросив моего согласия, вбухать наши сбережения в дела своей мамы?
Иван слушал жену, и ему не верилось, что он и правда слышит то, что слышит. Возможно, так получалось потому, что мысли его были заняты совсем другим. Но Кристина была не тем человеком, который позволит собеседнику витать неведомо где, когда она желает утверждать свою правоту!
– Ну и что ты молчишь? Как ты собираешься возвращать обратно наши деньги? Нам уже надо думать о покупке билетов!
Иван вздохнул:
– Крис, похоже, в этом году не будет у нас Египта. Сама понимаешь, форс-мажор.
– Не понимаю! – голос Кристины уже очевидно перешел из категории крика в категорию визга. – Не понимаю, почему я должна потерять отпуск из-за твоей мамочки!
– Крис, в самом деле! – нервы у Ивана тоже были не железные. – Мама и так постоянно отказывается от помощи, даже когда ей и правда что-то требуется. Не хочет нас ссорить. Я же ей не шубу купил, не ремонт оплатил и даже не зубы! Ей необходима была операция! Срочно! Крис, не можешь же ты ставить на одну доску отпуск в Египте и жизнь моей мамы!
Он тут же сообразил, что его допущение в корне неверно. Для Кристины жизнь свекрови и отпуск действительно были несравнимыми понятиями. Отпуск однозначно важнее. Он на самом деле давно это знал.
– Пусть бы Машка деньги дала!
– Ну откуда у Машки деньги? У Машки двое детей, и Леха не работает, его реабилитация после травмы еще минимум три месяца займет. Между прочим, когда Леха недурные деньги на своей вахте получал, маме почти исключительно они помогали. Хотя Мишку на нее спихнула ты. И кстати, сейчас из-за денег ты орешь, но даже не поинтересовалась, где он, раз маму на операцию положили!
– Я отдала Мишку твоей маме, потому что работаю! И хочу после работы дома отдохнуть, а не выслушивать «почему?» и не бегать с кашками и супчиками! Я, если ты помнишь, вообще не хотела рожать. Ты настоял. Так что только справедливо, что ты и твоя мамочка с Мишкой нянчитесь. А мне нужны отдых и личное пространство. Отдых, понимаешь! А ты его у меня украл ради мамочки!
Честно говоря, Ивану уже очень хотелось совершить недостойный мужчины поступок, а именно отвесить разбушевавшейся супруге оплеуху. Удерживали его два соображения. Во-первых, ему с детства вдолбили в голову простейшую максиму: настоящий мужчина просто не имеет права поднимать руку на женщину. Ни при каких обстоятельствах. А во-вторых, он и правда чувствовал себя немного неловко из-за простого факта: деньги на отпуск они с Кристиной и правда откладывали вдвоем. И ее вклад был не меньше, чем его.
Он не сожалел о том, что потратил деньги на обеспечение лучшей медицинской помощи своей маме. У него правда не было выхода. Но формально получалось, что жена права: он взял не только свои, но и ее деньги. Конечно, эта правота базируется на одном важном постулате, по поводу которого они с Кристиной так и не смогли сойтись во мнении. Иван считал, что в семье не может быть разделения на «твои» и «мои» деньги. А Кристина была убеждена, что только так и должно быть. Дескать, дружба дружбой, а табачок врозь. И она настолько хорошо умела настаивать на своем, что за десять лет почти сумела привить свою уверенность и мужу.
Неожиданно в голове у Ивана мелькнула мысль, что ему тоже срочно требуется операция. Ему надо ампутировать императивы жены.
***
Когда Ваня только познакомился с Кристиной, ему очень понравилась ее самостоятельность. Кристина была не из тех девушек, что готовы из кожи вон выскочить, лишь бы окружающим понравиться. Ей было в целом безразлично, что о ней думают. Она знала, чего хочет и что ей полагается по закону и праву. И брала это.
Ваня тоже был тем, чего она хотела. Девушке положен сперва ухажер, потом муж. Такой образованной, перспективной, энергичной девушке, как Кристина – красивый, галантный ухажер и прилично обеспеченный муж.
Ваня был весьма интересным молодым человеком, что называется, нордического типа. Он легко отличал закусочную вилку от десертной и умел свободно носить хоть джинсы с футболкой, хоть классический деловой костюм. Появиться в его обществе было не стыдно даже и девице с приданым. Которого у Кристины не было.
По-настоящему обеспеченным Ваня считаться не мог. Но он был парнем с перспективами. В нашей стране сейчас наблюдается острый дефицит квалифицированных технических кадров. И если какому предприятию удается заполучить к себе молодого специалиста, являющегося специалистом не только на бумажке, оно его на вес золота ценит. И продвигает.
Ваня имел диплом инженера, и трудился на предприятии, работающем на атомную промышленность. «Допуска» у него не было, документов о неразглашении он не подписывал, так что имел право выезжать за границу – для Кристины это имело значение. Зарплата у Вани пока еще была не слишком впечатляющей, но шагал он по служебной лестнице быстро. А это обещало существенное повышение благосостояния в ближайшем будущем.
К тому же Ваня был владельцем недвижимости – небольшой, но все же собственной квартиры. Наследной. Однако любое жилье в наше время – отличное вложение.
Ну и немаловажно: Ваня влюбился.
Раньше ему казалось, что Кристина к нему тоже неравнодушна. Ныне, с высоты опыта прожитых лет, он видел: это был типичный для нее здравый расчет. Кристина сделала ему экспертную оценку, определила его рыночную стоимость, и сочла его хорошим вложением. Бизнес, ничего личного.
Но это ныне, а десять лет назад он был оскорблен, когда Жанна Александровна, его мать, и Маша, старшая сестра, отнеслись к Кристине без всякого восторга. Он-то привел к ним знакомиться свою ошеломительную девушку, ждал радостных ахов и поздравлений, а они!..
– Я могу тут только цитировать шедевр советской мультипликации: Ванька-то наш экую гангрену за себя отхватил! – без малейшего почтения заявила сестра. А мать заметила невесело:
– Ванюш, у нее глаза рыбьи... Ты уверен, что хорошо ее знаешь?
По молодости, влюбленности и глупости он был уверен. А когда понял, как дело поворачивается, было уже поздно. Вся его жизнь была всецело подчинена Кристине.
Он продал свою квартиру, залез в ипотеку, взял другую, новую, модной планировки, в новостройке. Так захотела Кристина. Интерьер и ремонт тоже были по ее вкусу, он должен был только следить за мастерами и вовремя переводить деньги.
Кристине требовалось личное пространство – и они спали в разных комнатах. Она не желала тратить силы на прием гостей – и он растерял понемногу всех старинных друзей. Он ненавидел дорогие отели и рестораны, предпочитая им небольшие домики на турбазах и атмосферные недорогие кафешки, но они посещали только статусные заведения – Кристина же не нищебродка. Ну и отпуск – его следовало проводить исключительно за границей, и исключительно по системе «все включено».
Конечно, Кристина тоже работала, и заработок у нее был далеко не мизерный. Просто свои деньги Кристина дотошно считала, а Ванины нет. Наверное, она полагала, что это делает он сам. Но он не был к такому приучен, он полагал, что в семье все по определению общее.
Со свекровью у Кристины установились отношения, которые можно было бы назвать «вооруженным нейтралитетом». Они друг друга не любили и не считали нужным это скрывать. Только Жанна Александровна не любила невестку молча, а Кристина никогда не забывала напомнить Ване о своем отношении к его матери.
Что сделала ей Жанна Александровна? Ну, наверное, она просто была символом всего того, что Кристина ненавидела. Жанна Александровна всю жизнь проработала на заводе контролером качества, никогда не стремилась к карьерному росту, зато обожала готовить, вязать и шить, с огромным почтением относилась к своему мужу. Когда ее дочь Маша вышла замуж и родила детей, Жанна Александровна с большим удовольствием возилась с внуками. Потеряв мужа, она не пожелала «начинать новую жизнь», довольствуясь существованием одинокой пенсионерки.
Кристина же не скрывала своей ненависти к домашнему хозяйству и традиционно женским делам, не умела толком готовить, но видела себя в будущем по меньшей мере генеральным директором. Со своей семьей она связи не поддерживала – «балласт». Ваня даже не знал, живы ли ее родители и есть ли братья или сестры. И Кристину злило, если Ваня заговаривал о матери или сестре:
– Ты, конечно, волен копаться в этом болоте, но меня уволь! Категорически не желаю проводить время в разговорах о кашах и подгузниках!
И это было правдой – Кристина желала проводить время в разговорах о покупках и поездках.
Миша получился, можно сказать, путем шантажа. Ваня хотел детей, несколько раз намекал жене на то, что не помешало бы им обзавестись мальчиком, а потом и девочкой. Кристина характеризовала эти его желания как психическую ненормальность. И впервые Ваня взбрыкнул. В какой-то момент он заявил жене, что не видит смысла жить с женщиной, не желающей иметь от него ребенка. У него, в конце концов, тоже права имеются – стать отцом, например.
Почему Кристина уступила? Да потому, что не улыбалось ей разводиться, с недоплаченной еще ипотекой и целым рядом других материальных проблем. У нее все наперед просчитано было, и в планах этих Ване как добытчику немалая роль отводилась.
Кристина вышла на работу, едва дождавшись окончания «декретного» больничного.
– Я не намерена терять карьерные возможности из-за этого орущего комка мяса! – вот что она заявила. Внука взяла к себе Жанна Александровна, уже вышедшая к тому времени на пенсию. Ваня регулярно мотался к сыну, пытался возить его домой, надеялся, что у матери проснутся какие-то чувства к малышу. Не тут-то было!
Почему он сам не развелся, не покончил с этой ненормальной ситуацией? Он не знал. Возможно, дело было в силе воли и апломбе, которые у Кристины были, а у него нет. Небоеспособным Ваня был, так уж получилось. Хоть не был и тряпкой.
***
Звонок из больницы застал его врасплох. Звонила медсестра с сообщением, что Жанна Александровна доставлена в кардиологию в тяжелом состоянии. Иван сорвался прямо с работы, помчался туда. По дороге кое-как позвонил сестре, упросил забрать из садика четырехлетнего Мишку.
В больнице с ним были честны. Жанне Александровне была показана операция. И даже день отсрочки мог стать фатальным.
– Поймите, мы, конечно, делаем операции по ОМС, и ваша мама подпадает под эту категорию. Но там очередь, в которой она стоять не может! И «подвинуть» других ради нее мы тоже не в состоянии – есть и люди в худшем положении, и такие, кто платить однозначно не может. Вы же вроде человек небедный, потянете. Вот думайте.
Иван думал недолго. Личных, именно его, накоплений у него не было – смотри принцип насчет семейных финансов. Сестра тоже помочь не могла – ее муж полгода назад стал жертвой несчастного случая, им бы самим выпутаться. Спасибо, что Мишку забрала к себе.
Но деньги в достаточных количествах имелись – руку протяни. Это был общий с Кристиной счет, предназначенный для сбора средств на очередной отпуск.
А Кристина умотала в командировку, и вернуться должна была четыре дня спустя.
Иван попытался позвонить ей. Звонок был сброшен, а потом пришло грозное сообщение: «Ничего не хочу знать, я на совещании». И тогда Иван принял решение самостоятельно. И взял деньги без спросу.
Операция прошла успешно, а дальнейшее лечение Жанна Александровна должна была уже проходить по страховке. Иван успокоился. И оказалось, что зря. Вернувшаяся Кристина быстро обнаружила пропажу денег с «отпускного» счета, и не собиралась спускать ему это с рук.
И вот теперь жена орала на него, переходя на визг, а он отрешенно думал о том, что и правда взял ее деньги, она ведь переводила их на этот счет регулярно. И так ждала этого отпуска... Из этого своеобразного ступора его вывело очередное обвинение:
– Между прочим, я ни копейки из семьи не взяла, когда меня моя мамочка своим здоровьем шантажировать начала! Я вкладывалась в ипотеку и ремонт!
Ваня отмер и заинтересованно переспросил:
– Подожди-подожди... Ты хочешь сказать, что у твоей собственной мамы были проблемы со здоровьем, и ты отказалась ей помогать?
– Естественно! Я ей давно сказала, что мне в моей жизни она без надобности. Она достаточно попортила мне крови в юности. Туда не ходи, этим не занимайся, без того обойдешься. Курица кухонная, нищета безмозглая! Я еле-еле из этого болота выбралась!
– Стоп. Ты всегда говорила, что твоя семья никчемушники. И ты не желаешь иметь с ними ничего общего. Я так понял, что они алкоголики, или нечто в этом роде. А получается, дело просто в том, что твоя мать не все тебе в юности позволяла!
– Дело в том, что папаша мой всю жизнь получал копеечную зарплату, ибо он, видите ли, нашел свое призвание в педиатрии! А мамаша ему в этом потакала, танцевала вокруг него, как вокруг султана какого, и от меня того же требовать смела!
Иван перевел дух и обозвал себя разными нехорошими словами и выражениями. Это ж кем надо быть, чтобы выяснить такие подробности из жизни родной жены на десятом году брака?
– И теперь получается, что твоя мать больна, а я ни сном, ни духом. Ты не спросила моего мнения, когда отказывала ей в помощи. то есть распорядилась деньгами без спросу!
– В отличие от тебя, я берегу наши финансы!
– Нет уж, голуба! – рявкнул Иван так, что сам испугался. – Если общие деньги нельзя тратить без спросу, то и экономить их без спросу нехорошо! А что, если лично я хотел помочь твоей матери?
– С тебя бы сталось, потому и промолчала! – не осталась в долгу Кристина.
Иван снова перевел дух. Не хотелось самому сорваться на визг.
– Что ж, терять мне нечего. Видишь ли, мне уже не раз приходило в голову, что у нас в доме ничего нельзя делать, не спросив разрешения у тебя. А не спрашивать у меня – норма. Так что я намерен восстанавливать равновесие!
***
Когда уступчивый, смирный, неконфликтный человек все же срывается с поводка, натворить он может таких дел, что любой авантюрист и скандалист обзавидуется. Иваном даже бывалые адвокаты были озадачены!
Для начала он подал на развод. В суд. С требованием раздела имущества. Без спроса и не предупредив Кристину. Ей материалы по почте пришли.
Затем он попросил юриста попытаться выяснить, живы ли еще родственники его почти бывшей жены. И получил неожиданный результат: оказалось, у него все еще есть и тесть, и теща.
Без спросу Иван нанес им визит, чем несказанно удивил. Вскоре Андрей Васильевич и Ирина Викторовна уже знакомились с внуком и сватьей. У Ивана это не укладывалось в голове, но Кристина даже не сообщила родителям, что у них внук имеется! И ему доставляло немалое удовольствие без спросу менять это положение.
Раздел имущества шел тяжело, но снова Иван упрямо не желал договариваться и учитывать потребность Кристины в комфорте и личном пространстве. Он пользовался исключительно сухим языком юридических фактов и буквы закона, выдирая и выцарапывая каждую копейку для себя и для Мишки.
Конечно же, ни о каком «раздевании догола» Кристины и речи быть не могло. Все «раздевание» свелось по сути к назначению алиментов на Мишу. Квартиру по итогу пришлось продавать и делить деньги, а машины у них были — у каждого своя. Никто не остался нищим, а забирать Мишу Кристина сама не пожелала.
Но рассердил ее по-настоящему не развод и не раздел имущества сам по себе. Не очень-то и нужен ей был Иван, с его глупыми представлениями о жизни. Ошиблась, даже с лучшими это бывает. Самостоятельность всяко лучше. Жаль только, что согласилась рожать, теперь на содержание сына ее грабить будут.
Взбесилась Кристина потому, что Иван прямо в зале суда издевательски сообщил ей, что часть своей доли в их некогда общем имуществе намерен использовать на помощь ее родителям! Ибо не может бросить на произвол судьбы дедушку и бабушку Миши.
Вот надо же было упрямцу драться за каждую копейку этого самого общего имущества, чтобы так бездарно спустить полученное! Ну да ладно. Зато теперь уж точно никто не сможет тронуть что-то, принадлежащее Кристине, без спросу.
Автор: Мария Гончарова
---
Наталена
Машка с самого детства была бестолковой, бесшабашной растрепой. Мама ее это очень хорошо понимала и держала свою девицу в ежовых рукавицах. И то не всегда успевала за ней уследить.
Все девочки, как девочки, а эта...
С утра в тугую корзиночку на Машкиной голове вплетены матерью разноцветные ленты: глаза Машины от этого сделались по-китайски загадочными. На плечиках висит коричневое отглаженное платьице и черный свеженький передник. Гольфики ажурные, с помпончиками. Воротничок и манжеты аккуратно, с ревом (потому что под маминым присмотром) два раза отпороты, на третий раз пришиты как следует – от середины по краям. Туфельки начищены. Чудо, что за девочка, хоть в кино снимай.
А вечером домой является чудо-юдо-рыба-поросенок! Гольфы на ногах – гармошкой! Манжеты - испачканы. На коленях прислюнявлены листы подорожника (на носу – тоже, на всякий пожарный случай). Разноцветные ленты выбились из сложносочиненной корзиночки и развеваются хвостом. Да и вообще – вся прическа такая... такая... В общем такая романтичная лохматость вполне сошла бы, если бы не колючки от бурьяна, запутавшиеся в волосах.
На кармашке черного передника расползлось жирное пятно – Машка на обеде туда положила котлету с хлебом. Она, конечно, совсем не виновата, что любит есть, когда читает. После большой перемены по расписанию стоял урок чтения. И что, голодать ей? Изменять своим привычкам? Котлетка была такая ароматная, поджаристая. Хлебушек – мягкий. Ну и...
Училка, потянув носом, вытащила у Машки котлету из кармана двумя пальцами и выкинула в урну. Маша – в рев.
- Да как так можно еду выбрасывать! Вы же сами говорили!
Класс заволновался. Память у класса отличная. Учительница Галина Петровна, молоденькая, вчерашняя студентка, совсем недавно читала ребятам грустный рассказ «Теплый хлеб». И все плакали. А Мишка Григорьев – громче всех, так ему было жалко лошадку! И сейчас он тоже орал! Галина Петровна краснела и бледнела. Урок был сорван. Она что-то там бекала-мекала – бесполезно. Учительский авторитет падал стремительно в глубокую пропасть.
Пришлось ей врать ученикам, что хлебушек она «просто положила в ведро, а вечером отнесет птичкам». Да кто ей поверит! В итоге в Машином дневнике размашисто, с нажимом, жирнющее замечание: «Сорвала урок котлетами!!!»
И на погоны – Кол! Точнее, единица, подписанная в скобочках (ед.), чтобы Маша не умудрилась исправить оценку на четверку.
После вечерней взбучки и плача Ярославны в туалете, куда ее заперли на сорок минут, стирки манжет, гольфиков и передника – вручную, под материнским присмотром, Машка дала себе зарок никогда и ни с кем не спорить. Себе дороже. Думаете, она покорилась? Как бы не так! Она просто решила все делать по-своему, не спрашивая ни у кого советов. Взрослые врут – точка. Уж сама, как-нибудь.
Вот так столовская котлета определила нелегкий Машин жизненный путь.
Отца своего она не знала. Мама рассказывала, что он геройски погиб.
- На войне? – Машка округляла глаза, которые быстро заполнялись скорбными слезами.
- Э-э-э, ну не то, чтобы... - терялась мама, — ну...
- Попал в авиакатастрофу, — на голубом глазу четко оттарабанила бабушка, мамина мама, ответ на сложный вопрос, — ушел в крутое пике!
Ну, бабушка-то знала, в какое «пике» ушел папа Маши. Но разве стоило об этом говорить маленькой девочке, как две капли похожей на своего папашеньку? Пусть вспоминает его, как героя. Героя-любовника чертова!
Красивая и смелая дорогу перешла Машиному папе, когда Наталья была на седьмом месяце. Да какая там красота: курица с длинной жилистой шеей. И ходила эта курица... как курица: вытягивая ту самую длинную шею, словно высматривая, кого клюнуть. Балерина-а-а, черт бы ее драл! И ножки у балерины были длинные, желтые, куриные. Лапки несушки, а не ноги. С Натальей близко не сравнить.
Мама Маши светилась здоровьем и полнотой. Таких женщин хочется потискать и искренне засмеяться от удовольствия:
- Ах, душечка, Наталья Петровна!
Почти по Чехову. Те же полные плечи, те же ямочки на щеках, те же румяные губки бантиком. Лет сто назад любой бородатый купчина золотой прииск к ногам Наташкиным швырнул бы: "На! Пользуйся! Дай только ручку твою облобызать!"
А теперь в моде обтрепанные цапли с куриной походкой. . .
. . . дочитать >>