Я смотрела на справку о рождении ребёнка и не могла понять, почему руки дрожат. Обычная справка, печать областного роддома. Но память что-то царапала.
— Марина, чего застыла? — Людмила Васильевна забрала документ. — Давай собирайся, Андрей едет.
Началось всё три месяца назад. Людмила Васильевна резала салат и говорила, не поднимая глаз:
— В областном центре врачи совсем другого уровня. Первые роды — дело серьёзное.
Я работаю в соцзащите, каждый день вижу семейные драмы. Знаю: когда свекровь начинает фразу с "дело серьёзное" — она что-то скрывает.
— Людмила Васильевна, наш роддом нормальный. Галина Петровна принимала половину города.
— Мам права, — Андрей взял мою руку. — Зачем рисковать?
Слово "рисковать" для обычных родов прозвучало странно. Но когда муж со свекровью заодно — не переспоришь.
В областном роддоме меня поместили в четырёхместную палату — Людмила Васильевна доплатила за лучшие условия. Соседки обсуждали мужей, я думала о работе. Сколько женщин приходило с жалобами: "Он скрывал детей от первого брака", "Не говорил про алименты". А я поверила в сказку про "лучших врачей".
Соню родила ночью, быстро. Андрей приехал через три дня с букетом и мамой.
— Головку поддерживай правильно, — командовала Людмила Васильевна. — Ой, копия тебя в младенчестве!
Смотрела, как они передают мою дочь друг другу, и чувствовала: что-то не так. Будто меня забыли пригласить на собственный праздник.
Три года прошли тихо. Соня росла, я вернулась на работу, свекровь помогала с внучкой. "Образцовая семья" — её любимые слова при соседках.
В четверг искала справки для детского пособия. В письменном столе Андрея, в папке "Страховки", лежал конверт с детскими документами. Решила проверить — может, уже есть что-то нужное.
Под медицинскими полисами — свидетельство о рождении. Не Сонино.
"Горохова Василиса Андреевна. Отец: Горохов Андрей Михайлович."
Дата — шесть лет назад.
Я сидела на полу среди бумаг и перечитывала. На работе насмотрелась, как мужчины прячут детей от прежних жён, но чтобы со мной...
— Зачем роешься в личных вещах? — Андрей стоял в дверях, красный от злости.
Я подняла свидетельство:
— Кто такая Василиса?
Он опустился на диван, закрыл лицо руками:
— От первого брака. Развелись, когда ей было два. Не хотел нагружать тебя чужими проблемами.
Чужие проблемы. Его дочь — чужая проблема.
— Мама в курсе?
По лицу поняла — ещё как в курсе.
Людмила Васильевна пришла к ужину с привычными пакетами. Я ждала на кухне, свидетельство лежало на столе.
— Поговорим о внучке Василисе.
Пакеты упали. Она медленно села напротив:
— Откуда знаешь?
— Случайно нашла. Теперь объясни главное — зачем отправляли рожать в область?
Людмила Васильевна сжала губы, потом устало вздохнула:
— Защищала семью от ненужных разговоров.
— Каких разговоров?
— В роддоме работает Света Комарова. Она с Леной, первой женой Андрея, училась вместе. Могла проболтаться про Василису. Начались бы сплетни, вопросы...
Пазл сложился. Никаких "лучших врачей". Только семейная тайна.
— Значит, настояли на областном центре, чтобы я не узнала о существовании падчерицы?
— Чтобы семья не развалилась! Андрей тебя так любил, зачем портить из-за прошлого?
— Где она живёт?
— С матерью. В Новоселках.
Полчаса на автобусе. Три года могла знать о Василисе.
Вечером нашла в социальных сетях Елену Горохову — по фото поняла, что она. Написала: "Добрый день, я жена Андрея. Хотела бы поговорить о детях."
Ответила через час: "А о чём говорить?"
"У нас с Андреем трёхлетняя дочь. Считаю, сёстры должны знать друг о друге."
Встретились в кафе на автовокзале. Лена оказалась обычной женщиной — чуть старше меня, уставшие глаза, простая стрижка. Села напротив, даже кофе не заказала.
— Честно говоря, думала, ты в курсе про Васю, — она нервно теребила салфетку. — Когда Андрей женился снова, решила: раз не звонит, значит, новая жена против общения.
— Я три года не знала о её существовании.
Лена подняла удивлённые глаза:
— Серьёзно? А я дочке объясняла, что папа занят новой семьёй и не хочет встречаться.
Мы сидели молча. Две женщины, которых годами обманывали одни люди.
— Покажешь свою малышку? — спросила Лена тише.
Я достала телефон — Соня на качелях, в жёлтой кофточке.
— Красавица, — улыбнулась Лена впервые за разговор. — Вася таких деток любит. Может, познакомим их?
В субботу сказала Андрею:
— Едем в Новоселки. Соне пора встретиться с сестрой.
— Мариш, давай сначала обсудим...
— Обсуждать нечего. Собирайся.
Людмила Васильевна сидела на кухне, когда мы вернулись. Соня спала у меня на руках — день был долгий, девочки играли в песочнице, Андрей неловко разговаривал с шестилетней дочерью.
— Ну как всё прошло? — осторожно спросила свекровь.
— Хорошо. Теперь каждые выходные будем ездить к Василисе.
— Марина, но это же усложнит отношения в семье...
Я повернулась к ней:
— Людмила Васильевна, время семейных тайн закончилось. Василиса — дочь моего мужа, значит, часть нашей семьи. Хотите или нет.
Она отвела взгляд. Впервые за три года видела её растерянной, без готовых фраз.
Поздно вечером Андрей зашёл в спальню, где я складывала Сонину одежду:
— Ты сильно на меня злишься?
— Не злюсь. Разочарована.
— Я правда хотел как лучше...
— Для кого лучше? — я не подняла головы от стирки. — Для Василисы, которая три года считала себя брошенной? Для меня, которая жила в обмане? Или для твоей мамы, которая решала за всех?
Он молчал.
— Завтра звонишь Лене и договариваешься о регулярном общении с дочерью. Без обсуждений.
На кухне Людмила Васильевна мыла уже чистую посуду — её способ справляться со стрессом.
— Всё равно ты меня не простишь, — сказала, не оборачиваясь.
— Прощу, — я села за стол. — Но больше не будете решать за меня, что мне знать, а что нет.
Она кивнула, продолжая тереть тарелку.
Утром, собирая документы, я в последний раз посмотрела на справку о рождении с печатью областного роддома. Три года назад руки дрожали, когда её получала. Теперь понимала почему.