— Устроить сердечный приступ на старости лет решила?!
— С твоим сердцем хоть в космос лети! А с характером меня в могилу загонишь и на похоронах станцуешь.
Больше ноги моей в твоем доме не будет, и знай — ни помощи, ни денег не проси больше никогда.
— Один бы прекрасно жил, ничего со мной не случилось бы, — всю дорогу ворчал Максим на заднем сиденье отцовской машины.
— Знаем ваши "ничего не случилось", — привычно парировал Владимир. — Было бы тебе лет пятнадцать-шестнадцать, тогда можно о самостоятельности говорить. А в десять, уж прости, никаких "один дома".
Тем более на две недели. Извини, в лагерь устроить не успели, хорошо хоть бабушка Галина согласилась присмотреть.
— Лучше бы к бабушке Вере поехал. Ее я знаю, а эту раз в год вижу, и то она меня избалованным называет.
— Не переворачивай с ног на голову, — покачала головой Елена. — Мама говорила, что мы тебя слишком балуем. Это совсем другое.
— По-моему, одно и то же. Какое ей дело, балуют меня или нет?
— Вот кстати да. Не за ее деньги банкет, а волнуется. Как бы проблем не было, — метнул на жену красноречивый взгляд Владимир.
Елена закатила глаза и тяжело вздохнула.
— Мама растила меня в тяжелое время. Конец девяностых, начало нулевых — не самый радостный период, если помнишь.
— Первую половину девяностых помню, вот это жесть была. А нулевые уже нормальные — отец неплохо зарабатывал, не бедствовали.
— Меня мать одна тащила. Привыкла каждую копейку считать, лишнего ничего не покупать ни себе, ни мне.
С Максимом проблем не будет, деньги на содержание оставим с запасом, тратиться ей не придется.
— Дай Бог. На всякий случай, если что-то случится, звони сразу, — Владимир показал сыну телефон. — Минуты и интернет оплачены до конца месяца.
— Вы всего на неделю уезжаете, зачем до конца месяца?
— Уезжаем на неделю, но связь у тебя будет постоянно, имей в виду.
— Понятно, — настроение Максима явно ухудшалось по мере приближения к бабушкиному дому.
Мальчика можно было понять. Одноклассники хвастались, что остаются одни, когда родители работают в ночные смены. Соседки "приглядывают", но скорее на случай пожара, чем для постоянного контроля.
Дети сидят сами, смотрят фильмы, играют в компьютер, делают домашние задания. Почему его родители не доверяют ему? Максим уже большой, не малыш. Квартиру не спалит, гулять не пойдет, летние задания уже выполнил — контролировать нечего.
И ладно бы отдали к бабушке Вере, так нет — к маминой матери везут. А Максим ее за всю жизнь несколько раз видел.
По обрывкам взрослых разговоров понимал — бабушку тоже не радует, что внука к ней везут.
Но выбора нет, командировки совпали, значит, Максиму придется смириться и попытаться поладить с почти незнакомой бабушкой.
— Явились наконец. Заходите в дом, раз пришли, — встретила их Галина Петровна без особого энтузиазма.
— Мам, прости, что так получилось, — сразу начала оправдываться Елена. — У Володи командировка месяц назад была назначена, а меня срочно отправили, коллега заболела. Больше некому ехать — все в отпусках.
— Конечно, в отпусках, а я отдувайся. У меня, видишь ли, ни работы, ни дел нет. Только и думаю, как проблемы себе на голову найти.
— Мама, перестань, никаких проблем не создаю. Готовую еду привезла, замороженную, на неделю хватит. Разогревай и корми.
Деньги оставлю, купишь фруктов, овощей. Максим, бабушку слушайся, понятно?
— Понятно, мам, — происходящее мальчику нравилось все меньше.
Деваться некуда, поэтому Елена извинилась за неожиданную нагрузку, пожелала матери и сыну удачи, вернулась к мужу в машину. Владимир в дом заходить не стал — теща его недолюбливала.
Она, если честно, никого особо не любила. Стоило ли такому человеку доверять ребенка? Но выбора не было.
Перед вылетом Елена, как положено, включила авиарежим на телефоне.
Отключила только через шесть часов. Шесть пропущенных от Максима — с чего бы это? Неужели Володя был прав насчет проблем?
— Мама, бабушка меня не кормит! — закричал в трубку ребенок. Раздался шум, бурчание на фоне: "Давай, жалуйся матери, прячься под юбку, избалованный..."
— Максим, что значит "не кормит"? — возмутилась Елена.
— Она специально сварила суп с тыквой, перловкой и салом. Сказала, пока не съем — ничего другого не получу.
А еду, которую ты оставила, разморозила и выбросила. Говорит, научит меня не перебирать харчами и нормально себя вести.
— Максим, дай трубку бабушке, — потребовала женщина. Выслушала поток возмущений от матери про избалованного внука.
— Мама, я же сказала, что тыкву, перловку и сало он не ест! Всего три продукта, которые не переносит, а ты именно их и приготовила.
Что за самодурство с моей едой? Деньги и продукты оставила не для экспериментов над ребенком.
— Приезжай, забирай сына и больше не приводи, раз я такая ужасная.
— Ты прекрасно знаешь, что я на другом конце страны. Специально решила измываться, зная, что помочь не смогу?
— Не выдумывай, никто не издевается. Просто ты его разбаловала донельзя, вот и капризничает.
Была бы нормальной матерью — ел бы все подряд. Вот ты в детстве у меня...
— Мама, в моем детстве картошка на столе была счастьем, а сейчас другие времена и уровень жизни.
Если могу позволить кормить ребенка не тем, что он ненавидит — буду так делать. И ты должна была, потому что мы специально...
— Все, заладила. Вернешься — увидишь, как перестал перловку с тыквой не любить. Все лечится и поддается воспитанию.
Елена готова была заплакать от бессилия. С Володей не посоветоваться — вне зоны доступа на всю неделю.
Его мать в санатории, тоже не поможет. Разве что...
Мысль пришла внезапно. Подруги говорили, что могут, если понадобится, забрать ребенка на несколько дней. Приглашали даже — одного или с ней вместе.
Но стоит ли воспринимать всерьез? За годы жизни Елена усвоила — не всегда радостное "заходите в гости" означает настоящее приглашение. Скорее дань вежливости, которую люди надеются не соблюдать.
Показали себя гостеприимными, лицо сохранили, а теперь покажите такт и не приходите. Впрочем, если не захотят помочь — найдут отговорки.
Изложив ситуацию в групповом чате, тут же получила личное сообщение от единственной подруги онлайн.
"Макс ветрянкой болел? У меня младшая из садика притащила, сидит зеленая дома."
"Болел три года назад. Помнишь, садик закрывали на карантин? Это из-за нас было."
"Спасибо за тогда, Денис меня с ума сводил эти две недели. Где забирать?"
Елена назвала адрес, заверила, что оплатит бензин, расходы на проживание Максима, просто за беспокойство.
"Забей. Еще за каждый кусок хлеба считать. Запара у тебя — помогу, у меня что случится — ты подскочишь. Друзья для того и нужны. Звони мальчишке, скажи, приеду за ним."
Елена позвонила, обрадовала расстроенного Максима.
— К Денису в гости? Вот это другое дело! Тетя Света хорошая, не как бабушка. Мама, почему сразу к ним не отправила?
— Максим, у тети Светы много хлопот. Дочка ветрянкой болеет, понимаешь — вести себя надо тихо, не шуметь...
— Мама, если телефон есть и интернет в доме — шума не будет, ты меня знаешь. Почитаю, поиграю, мультики посмотрю — идеально для тишины.
Бабушка, кстати, телефон отобрать пыталась, но я не дал, — похвастался Максим. — И я очень голодный. Она говорит, пока суп не съем, ничего не получу, а я его совсем не хочу.
Бабушка считает, если не такой голодный, значит, хотел бы есть — камни грыз бы. А я камни готов, а ее суп — нет...
Выслушав жалобы, пообещав, что теперь все наладится, Елена дождалась Светиного звонка с подтверждением — Максима с вещами забрала, едут к ней домой. Через четыре часа получила звонок от матери.
— Ребенок пропал! Взял — и сбежал куда-то, вещи с собой утащил! Всю деревню обегала, даже на кладбище заглянула, вдруг там прячется, но нигде нет...
— Чего ты хотела? Над детьми издеваешься — они убегают.
— Ты знаешь, где он! — тут же поняла мать по голосу. — Проучить меня решила?! Сердечный приступ устроить на старости лет?!
— С твоим сердцем хоть в космос лети! А с характером меня в могилу загонишь и на похоронах станцуешь.
Больше ноги моей в твоем доме не будет, и знай — ни помощи, ни денег не проси больше никогда.
Первый раз за несколько лет попросила помочь, причем только быть с Максимом в одном доме ночью, чтобы под присмотром был, а ты умудрилась превратить это в кошмар. Так и знай...
Мать бросила трубку. Елена мысленно выругалась, поставила телефон на беззвучный режим, попыталась уснуть.
Завтра работать, нужна свежая голова. Свете обязательно привезет коробку хорошего шоколада и игрушки детям — непонятно, что без нее делала бы.
Когда Владимир вернулся и узнал, через что прошли жена с сыном из-за тещиного воспитательного спектакля, полностью поддержал решение никогда больше теще не помогать.
Раз так с ними поступает — пусть не надеется, что зять крыльцо починит и в бане крышу поправит.
Про денежную помощь и говорить нечего — деньги им самим пригодятся, незачем отдавать человеку, который за их финансы над их ребенком издевается.
Максим решению родителей только радовался — желанием общаться с этой бабушкой никогда не горел, а после пищевого террора демонстративно даже не здоровается при встрече.
Галина Петровна считает, что дочь растит маменькиного сыночка, которому во всем потакает, потому из внука ничего хорошего не выйдет.
Да и из дочери не вышло, раз на старости лет родительницу решила сначала нагло эксплуатировать, а потом взять и вычеркнуть из жизни. Суп не тот сварила, видите ли!
А что теперь одиноко живет в своем доме, что здоровье подводит, что помощи ждать неоткуда — это уже не важно. Главное, что внучек теперь ест только то, что хочет, а не то, что полезно.
Вот только почему тогда по вечерам так тоскливо становится? И почему каждый раз, видя во дворе чужих детей с бабушками, вспоминает Максимовы глаза, полные страха и голода?
Может, действительно перегнула с воспитанием? Но ведь хотела как лучше — научить мальчика не капризничать, быть благодарным за любую еду...
Только теперь поздно что-то менять. Дочь слово сдержала — больше не звонит, не приезжает, денег не присылает. И внук вырастет, так и не узнав свою бабушку.
А она будет доживать в одиночестве, вспоминая тот единственный день, когда могла стать для мальчика родным человеком. Но выбрала строгость вместо тепла, принципы вместо любви.
И теперь расплачивается за это каждый божий день.