Найти в Дзене
Паралипоменон

За час до рассвета. Как тангуты готовились встречать Чингисхана

1224 г. Западное Ся (Тангутское Царство). Промонгольская партия при Дворе Императора уступает прокитайским кланам. Проигравших сановников казнят. Членов их семей делают крепостными и отправляют на каторгу. Знакомиться со страной, которой правили. И с тем, как. Продолжение. Предыдущая часть (и королевские возможности) тщатся ЗДЕСЬ Общее начало ТУТ. Подписка на ТЕЛЕГРАММ Музыка на дорожку Хранящему верность тому, кто его убивает. Ничего доверять нельзя. Тело обнаружили на окраине Инчжоу, возле сливной канавы. В него тыкалась пятаком полубесхозная свинья хромого Юй Хуна. Цзиньского беженца, которыми разбухли тангутские города. Одних это радовало, других печалило, а третьих никто не спрашивал. Эй, Хромой Юй! Окликнул хозяина (свиньи) соплеменник Опять твоя чушка жрёт нечистоты. А мясо, старый мошенник! На базар понесёшь продавать! Хозяин поволочил ногу к травяным зарослям. Откуда довольно хрюкала годовалая свинка. Семнадцать лет назад (в 1207) на переправах у Хуанхэ, сунская алебарда перер
Оглавление
Государство, которое видит угрозу во всём. Всем угроза.
Государство, которое видит угрозу во всём. Всем угроза.

1224 г. Западное Ся (Тангутское Царство). Промонгольская партия при Дворе Императора уступает прокитайским кланам. Проигравших сановников казнят. Членов их семей делают крепостными и отправляют на каторгу. Знакомиться со страной, которой правили.

И с тем, как.

Продолжение. Предыдущая часть (и королевские возможности) тщатся ЗДЕСЬ

Общее начало ТУТ. Подписка на ТЕЛЕГРАММ

Музыка на дорожку

Хранящему верность тому, кто его убивает. Ничего доверять нельзя.

Тело обнаружили на окраине Инчжоу, возле сливной канавы. В него тыкалась пятаком полубесхозная свинья хромого Юй Хуна. Цзиньского беженца, которыми разбухли тангутские города. Одних это радовало, других печалило, а третьих никто не спрашивал.

Эй, Хромой Юй!

Окликнул хозяина (свиньи) соплеменник

Опять твоя чушка жрёт нечистоты. А мясо, старый мошенник! На базар понесёшь продавать!

Хозяин поволочил ногу к травяным зарослям.

Откуда довольно хрюкала годовалая свинка. Семнадцать лет назад (в 1207) на переправах у Хуанхэ, сунская алебарда перерезала ему сухожилия. Тогда дураки-генералы из Южной Сун, ничего не добившись, угрохали триста тысяч своего войска. Правильно учат последователи Учителя (Конфуций), что в военные идут недоумки. А человек разумный обучает сыновей мирным ремеслам. Но его ноге легче от этого не было. Да и как-то же он оказался в войсках. И у местных тангутов больше ценилась сила.

Что возьмёшь с варваров..

Увиденное в траве заставило Юя опешить. В глазах потемнело, хоть и видели они многое. Тех же монголов в Хэбэе. Но это.. Так нельзя. Так не должно быть. Обритый череп, свернутый нос, мослы обтянутые синюшной кожей как у цыплят-недокормышей, следы крысиных зубов на пальцах и пятках. Непонятная принадлежность тела. Женщина.. Он понял, что это она, ужаснувшись от следующего вопроса: кто это сделал с ней.

Женщины или мужчины. И не зная какой из ответов хуже

Следы на шее говорили об исключении естественной смерти. Постаралась некая Нелюдь. А крайняя худоба, сбритые волосы. провалившиеся в беззубый рот губы и щеки указывали туда, где подобные существа водились. Страшное место. Все его боялись в Инчжоу. И молчали о нём (в Инчжоу) все. Туда-то и придётся заглянуть нам, Читатель.

Если можешь, предупреждаю сразу - не читай.

Зло (а это оно как есть) в своей сущности яд душам. И услышанное (увиденное) в юности, порой до старости травит. Вдобавок лукавство подбивает приглядываться к дурным сторонам жизни. Когда человек собирает похожие истории, превращая душу в шкатулку мертвых летучих мышей. В лучшем случае не желая видеть добра вокруг. А в худшем теряя способность его видеть. И прося у Бога, лишь одного - отмщения.

Потому, Друг, повторюсь - не читай дальше.

Сочинители они народ отпетый. Как с гуся вода с них. Одна нога тут, другая там. И если дано описать что-то - Свыше, никуда не денутся - опишут всё. Но никто никого не заставляет читать. Лучше жить проще, сверять желтые ценники, водить в школу внуков. Не всегда неведение во зло, иногда оно благо.

В третий (последний) раз говорю - не читай.

А если уж всё-таки взялся, три молитвы выучи сперва: Иисусову, Богородице Дево и Ангеле Божий. Они будут для тебя антидотом. Спасут от увиденного, и не только. Выучил? Учи. А если нет, умоляю:

Не читай дальше.

Дочь моего Господина

Любящие люди рождают людей. Люди запуганные рождают страхи.

Батюшка в ней не чаял души. До крайности избалованная, она тем не менее не стала капризной дурой, как некоторые.. все! (ну почти..) кузины. Любезные сестрицы-насмешницы, с которыми коротали бесконечные часы в летних садах. Наполненных сладостями, пением птиц, плеском разноцветных рыбок в прозрачных прудах и шепотом заветных девичьих сплетен.

Время от времени розовый мирок заполнялся отцом.

Слуги ставили Сановнику плетеное кресло. В любимом месте на берегу пруда под персиковыми деревьями. Где он отрешался от дел, заранее попросив: не обращать на него внимания. А девичий щебет и птичьи переливы сливались для него в единый звук. Когда подружки расходились, она опускалась рядом с креслом и гладила отца по руке. Он размыкал веки, сжимал ладошку пальцами и в суровый взгляд возвращалась мягкость.

Самое счастливое было время.

Хорошо, когда у дочери есть отец и он её любит. Ей позволялось всё. Тетушек возмущала неслыханная вольность. Но о чём бы она батюшку не просила, он улыбался, щурил глаза и говорил:

Можно.

Одно это заставляло просить снова и снова.

Отец называл её Шэн (сокращенное от ШэнлИ, её полного имени ). Кроме него такое обращение дозволялось Лю Тай Ма - двоюродному братцу. Кузины дразнили Папиной дочкой. Но вообще, в Семье закрепилось прозвище - Мотылек. Она владела письменностью (тангутской и китайской), увлекалась каллиграфией, играла на лютне, разбиралась в тонкостях высокой поэзии Южной Сун. С некоторыми из поэтов вела переписку.

И в дополнение к свиткам, они присылали ей крупную вишню с Юга.

На цзюйинь (черешню) сестрицы и тетушки слетались быстрее, чем осы из Шуми (Тайной Службы) на письма. Серому племени все неизвестное представлялось враждебным, а в каждом иероглифе виделся шпионаж. Свою острую мордочку они норовили сунуть в каждый дом и каждую переписку. Нахалы дошли до того, что просили у батюшки. Разрешить им читать, что ей пишут.. Он ответил коротко:

Вон!

Но они все равно копошились как амбарные крысы.

Читали тайно. А однажды, кто-то из умельцев забыл про чистоту рук и на свитке остался след жирного пальца. Послание пришлось переписывать, но брезгливость не ушла сразу. Это жизнь, Шэн. - объяснял двоюродный брат.

Так жить нельзя, но люди живут так.

Не на каждые уши, найдутся слова. На каждые слова, найдутся уши.
Не на каждые уши, найдутся слова. На каждые слова, найдутся уши.

Лю Тай был на два года старше.

Разводил собак, фехтовал, вникал в дела управления. На ТЕЛЕГРАММ был подписан. Баловался (как сам называл это) сочинительством, но поэтом себя называть отказывался. - Поэт, Шэн - принадлежит поэзии как стихии. Он как дитя и требует опеки. А я всего лишь на досуге сочиняю стихи.

Лю Тай разительно отличался от сверстников их круга.

Беспутные юнцы, испорченные сунским вином и уйгурскими танцовщицами. До полудня валялись в постелях, не зная чем занять день. И оживлялись к вечеру, чтобы вновь пуститься в разгул и опустошить себя страстью. Не только юношей губило безделие. Для девиц высшего общества считалось зазорным любое занятие кроме. А грядущее замужество казалось выходом из скуки (и из всего) как будто жизнь заканчивается свадьбами. В основном подружки говорили о них, будто не видели к чему приходят старшие сестры.

Становившиеся мужьям, чем то вроде ручной обезьянки.

Которая радует (недолго), а потом только требует внимания и еды, изнывая от своей и его (особенно) скуки. Ох, сколько их поспивалось в раскрашенных теремах. И как туда мечтают попасть полевые девчонки. Что не принимают своих пастухов и не понимают своего счастья.

Все вы дуры, Шэн. Что в теремах, что в поле

Посмеивался нахальный братец и корчил рожу.

А она высовывала язык. Как же ей потом не хватало подтруниваний братца. У женщин всё просто. Хочешь наскучить, восхищайся. Хочешь понравиться, подразни. Но ведь большинство (дураков) утомляет. В 1221 году Лю Тай отправился на свою первую войну в Цзячжоу. Куда Император тангутов послал 50-тысячный корпус в помощь монгольскому генералу Мухали.

Ее жизнь оставалась прежней.

Наряды, развлечения, разговоры. Вздохи о судьбе несчастной Чахэ, тангутской принцессы отданной Варвару. Иные подружки принцессе даже завидовали, так измаялись от безделья. Лучше обмякать в варварских объятиях, чем в объятиях тоски. Кто его разберет девичье сердце.. Что успокоит.. Но вообще жизнь пела.

За власть дерутся цари.

Но по-настоящему, мир принадлежит молодым девушкам. Из-за их улыбок, старичье и дергает власть друг у друга. Вырывая полномочия вместе с кадыками. Никто так не рад жизни как молодые девицы, никому в жизни так не рады. А чья радость, того и мир.

Батюшка разрешил брать уроки врачебного искусства у лекаря.

Год спустя она лечила ручных собачек. Проворно лаявших, выпрашивая лепестки свинины. Еще через время сама вылечила слугу - стражника Сиби. Третий мужчина в её жизни, который в её присутствии не стеснялся. Другие впадали в неловкость, напускали на себя испорченность, хвастовство. Отъявленные наглецы терялись, говорливые проглатывали язык.

Из-за этого возникали сложности с женихами.

Врожденным свойствам женщин соответствуют лишь приобретенные добродетели мужчин. Стражник всегда оставался собой, это её смущало. И сам же дал понять, между ними - пропасть. Ей не надо там пропадать.

Похожее говорил Лю Тай.

Браки кузенов, в высшем обществе заурядное дело. Но предваряя двусмысленность отношений, двоюродный как-то запаршивленного, слезящегося щенка. Показав, чего стоят близкородственные связи. Даже у собак, а собакой жить проще.

Лю Тай гостил у них на побывке. Вместе с неким киданьским Принцем и варварами Болу и Долотаем, которые стали ему аньда (побратимы). Варвары оказались людьми удивительной непосредственности.

Не всегда сила упростит, всегда простота усилит.
Не всегда сила упростит, всегда простота усилит.

Охотно брали всё, что дарили. Считали рис изысканной пищей. И искренне удивлялись, что люди кормят рыб, которых не ловят..

Зачем кормить то, что не съешь сам?

Надоедал Болу.

Когда от него отмахивались, не обижался. К издёвкам варвары были нечувствительны. И все тонкие выходки её испорченных сверстников (тангутов) оканчивались предложением.. выйти. Побороться, попускать стрелы, а то и взапуски поскакать на конях. Кто быстрее проскочит, тот и прав. Изнеженные юнцы отказывались, и уже монголы снисходительно улыбались.

Ну? За кем правда..

Ты самая красивая, а я самый сильный. Моя жена будешь.

Осчастливил как-то признанием Долотай.

И Кузен с Елюем объяснили ему, что Сад не Степь. И свои порядки ему придётся оставить для дарлекинских кобыл. Они таким рады. Варвар смирился, но недоумевал. Уверяя, что самые видные и крепкие сыновья, у них будут!

Может быть.. это было бы и лучше. Чем маяться с утомленным, изнеженным мужем, который будет маяться с ней. Но жить во вшивой юрте и спать на конском потнике, увольте!

В то время (начало 1224-го) в государстве обозначился явный раскол. Часть генералов во главе с Убу Ганьбу - отцом Лю Тая приняла присягу Варварскому Царю. А Голубой Дворец (Резиденция крон-принца) собрал недовольных промонгольской политикой Императора. Заговорщики не скрывались. Знатные Дома принимали сторону и не ходили друг к другу в гости.

На её опасения, Лю Тай отвечал задумчиво

Понимаешь, Шэн. Они думают, что им помогут китайцы. Но им не поможет ничто, так у них всё устроено. А чжурчжени и себя не спасут. У Империи нет полевых армий, способных удержать войска Чингисхана. И сколько бы поселян он не выгнали в поля. Они останутся там удобрением.
Что до нас..
Как народ, выжить мы можем, как государство нет. Придётся стать монголами. Заново одичать, заново собраться, заново построить страну. Десятки лет на это уйдут, сотни.. Но держаться за старое - гибель. Не от хорошей жизни, мы и кидани им служим.

Сказанное не укладывалось в голове, тем более в сердце. Она воскликнула, возразила. Лю Тай кивнул

Шэн, ты выросла в саду. И не понимаешь как там (снаружи) всё перепутано. Порой мне кажется, что вместо страны у нас паутина. И все мы в ней мухи. Или.. мотыльки.

Всё таки Кузен был поэтом.

Она заметила морщинки в уголках глаз и первый седой волос. А ему было-то всего 23. Лю Тай уехал воевать дальше на рассвете. Рядом скакали Кидань и Варвары на разномастных конях. И провожая их взглядом вдаль, она сознавала, что жизнь никогда уже не будет прежней.

И вскоре изменения случились.

На аудиенции Императора сановник Лэн Де И из Юйшитай (Цензората) выступил с речью. Его поддержали первые лица Чжуншу (Госсекретариата) и Тайного Совета - Шуми. Царедворец лупил наотмашь:

Страна воюет больше десяти лет. Поля разорены, народ оказался в тяжелом положении. Хотя даже женщины и дети знают, что государство находится на краю гибели, чиновники во дворце распевают хвалебные песни, а по ночам устраивают пиры. У них связаны языки, а рты словно зажаты клещами.
Сам наследник престола печалится о своем отце и алтаре предков. Он предложил широкий план действий, но его слова не были услышаны. В одно прекрасное время, престол будет уничтожен, а его обладатели позорно изгнаны и заключены в тюрьму.
Разве небо ежегодно не предвещает несчастья?
Я надеюсь что Вы, Государь, окажете помощь народу и восстановите мир с соседними странами. Призываю вернуться в Голубой дворец и пополнить запасы. Тогда вскоре и сановники и народ охотно повинуются и опасности будут преодолены.

Он прямо намекал на отставку.

Сановника сослали в деревню, но расправиться с ним не было сил. Вскоре государственный переворот состоялся. К власти пришел принц Дэ Ван и на головы противников посыпались угли.

На их пороге оказались неизвестные люди. А из своих людей, лишь стражник Сиби преградил им путь, выхватив меч из ножен.

Назад! Все назад!
Она дочь моего Господина.

Три копья одновременно вошло ему в грудь.

И на смену розовому миру явился серый.

Silent Hill

Когда злу некого бояться, добру нечем дышать

Место подавляло тишиной и страхом. Грубый возница лян (простой человек, не раб) всю дорогу державшийся с высокомерием простолюдина по отношению к поверженной знати, вдруг посмотрел с теплотой. А его волы жалобно замычали.

Пространство в несколько ли было огорожено частоколом. Вокруг шелестела сухая трава. К земле жались чахлые деревца и ни одной птицы на них она не увидела. Их ввели в приземистые ворота, с которых на путника смотрела мертвоглазая рыба. Проходя внутрь каждый сгибал голову и невольно кланялся образу. Ворота захлопнулись за спиной и в скрипе безошибочно угадывалось:

Бойся!

И шепот сей заставлял цепенеть.

Они оказались внутри Большого Двора с отдельным огороженным пространством. Постройки темнели вдали. А первое увиденное в этом месте, показало перевёрнутый мир - наизнанку. Нахального вида молодая баба в красном (одежда служивых) халате, мясистыми ручищами хлестала по щекам старуху. Тощее существо с обритыми волосами, из бывших знатных. Кукольная голова качалась в стороны, что мучительницу забавляло и злило одновременно.

Несколько десятков ползали на четвереньках.

Смахивая небольшими метёлками пыль. Над ними (по ним) расхаживали надсмотрщики с палками. Попеременно лупя по тощим задам с визгом:

Лети!

Ударенный вскакивал.

И размахивая руками, нёсся по двору с вороньим криком. Отчего скучающие лица истязателей искажала улыбка.

Беги!

Означало собачьи прыжки.

Вернувшийся каторжник преданно смотрел в глаза. И тяжело дышал, высунув язык. Ему могли бросить кусочек хлеба, пойманный ртом. Или пнуть в челюсть, чтобы привыкал к дарам и побоям сверху.

Собаке простят, что собака. Человеку - нет.
Собаке простят, что собака. Человеку - нет.

Одному крикнули:

Ползи!

Но треснули так.

Что треснула кость и сломалась палка. Он пытался, честно, змейкой извиваясь в пыли. Но нижняя часть тела отказала, заставив Господина Привратника засопеть. Грузный, крепко сбитый, средних лет медведь мужчина. Сохранявший подвижность несмотря на вес. Одной рукой он поднял ползунка за дерюгу, а второй влепил такого тумака, что тот испустил дух.

Шэн еще предстояло знакомство с кулаком офицера. Который и женщин то же бил по-мужски. Позже он сломает ей нос и скулу. Увидев смерть, сестрицы заскулили в голос. Как и её, их взяли по принципу Юаньцзо (общесемейная ответственность), гласящим:

Дети, жены, внуки. правнуки и невестки мятежника, совершившего или еще не совершившего преступление. Независимо от того живут ли они с ним одной семьей или не живут. А также его родители, дед и бабка, братья и сестры, еще не выданные замуж, если эти родственники живут в одной семье с мятежником. Все подлежат наказанию - должны быть сосланы и включены в число пастухов и земледельцев.

Который и привёл их из садов Чжунсин (столица) на окраину Инчжоу.

Как ни странно, она оставалась твёрдой. Сохраняя верность тому предрассветному часу. Когда тело наиболее податливо неге, а дух подчинён телу. Лучшее время для арестов и казней, хорошо известное палачам и мучителям всех времен.

Сиби уже пронзили.

А ей насильно поднимали веки. Чтобы видела, как батюшке молотком дробят колени молотком. И он ползает во всём, что в такие моменты выходит из человека. Очей, они ей не раскрыли (только повредили глаз). И из всего запомнилось только:

Люблю тебя, Шэн! Будь сильной, дочка!

Любовь отца оказалась сильнее боли и страха.

Может быть и её любовь, чего-то, да стоит. Истязатели повернулись на девичий писк. Подавляя десятками наглых, зловещих взглядов. От которых стучали зубы, а колени тряслись. Всех сестриц разобрали прислужники. Порочные существа из преступников обоего пола, с противоестественными наклонностями по большей частью. Тюремные власти их берегли, но время от времени опускали в массу. Чтобы не забывали себя.

В отдельном дворике со всех новоприбывших содрали одежду.

И на обнаженных, с поводков срывались брызжущие яростью и слюной собаки. Если у кого-то из них смелость еще была, там она и осталась. Всех обрили, неважно женщин, мужчин. Сделав исключение для красивых девиц. Здесь таких называли вошки, за согласие копошиться в жизни и живность, копошащуюся в волосах. Их проигрывали, перекупали, меняли на рисовую водку, свинину, тряпки и другие доступные избранным вещи.

В этот же день (тогда же) всем выдали серую дерюгу, надевавшуюся через верх. И уничижительное прозвище, на которое человек обязан был отвлекаться. И откликнувшись немедленно становился другим человеком. Шэн, например, назвали труднопроизносимым словом, означавшим

Выкидыш дворняжек, мнящих себя людьми.

Это она должна была повторить, на вопрос прислужника:

Кто ты!

Но произнесла другое

Для тебя, пхинга (несвободный человек, раб) Госпожа и Княжна. И тебе отрежут всё, чем ты посмеешь ко мне прикоснуться.

Рабы её не тронули, но поводок у собаки ослабили.

Оставив с куском вырванным из бедра. И всё же это было лучше надругательства, которому подверглись (и подвергли себя) остальные. Еще от того дня осталась чесотка из-за грубой мешковины и следы от крысиных зубов. Они спали рядами на гнилой соломе на изрытой норами земле. И между телами носились полчища голодных зверьков. Так уж повелось, что тюрьма, крыса и вошь держатся вместе.

Мужчин и женщин не разделяли.

И вообще не следили за тем. Не было ни мужчин, ни смысла. Пробывший здесь просто не мог быть с женщиной, оскопленный голодом и страхом. И ломались мужчины раньше, и глубже. Она могла представить женщину, вернувшуюся к жизни из этого места. Мужчину нет. Да и откровенно сказать, если бы на земле были мужчины, разве остались бы на ней (земле) пыточные тюрьмы. И разве женщин истязали бы там.. Некоторые женщины понести умудрялись. Но ни одна, от бескормицы и побоев, не доносила плод. Умирали раньше.

Случались и вещи предосудительные.

Иной мужчина вдруг отрывал от себя хлеб, помогал в тяжелой работе или иным образом облегчал участь. Естественный позыв, который отбивали как пятки. Таких истязали насмерть и унижали, последовательно и долго. Чтобы у других не возникло соблазна становиться людьми и помогать людям. Надругательства были обычным делом, все сторонились всех.

На второй день тюрьмы всех повели к Господину Доктору.

Робкому человечку с напускной испорченностью и стальными набойками на башмаках. Он выдумал себе прозвище - Железноногий. Надоедая повторяющейся шуткой про лекарство от всех болезней, которое изобрёл. Лекарство заключалось в приказе задрать подол и нагнуться расставив ноги. Следом сияющий доктор лупил башмаком. На осмотре, всем кроме неё выдали снадобье. Она обнажаться и гнуться не стала.

Хватило взгляда, чтобы низвести труса в пресмыкающееся, коим и был. Но неповиновение без последствий не осталось. Доктор пожаловался Господину Привратнику и громила жестоко избил её кулаками, сломав нос и скулу. Чуть не убил, чего она собственно и добивалась. Но (в этот день) тщетно. А Доктор еще слонялся и слонялся по каторге, спрашивая

Ни у кого ничего не болит?

С загадочной, как (ему) представлялось улыбкой

Даже местные офицеры тюремщики его сторонились. Приходилось водиться с прислужниками из преступников, с зевотой слушавших шутку. Он был Старший и отказать в дружбе ему не могли. А еще у него водились свинина и водка. Да и Нелюдь ценил этого человека.

А Нелюдь был всем.

Ни одному пауку, наличие креста. Не мешало плести паутину
Ни одному пауку, наличие креста. Не мешало плести паутину

Начальник тюрьмы - Господин Исполнитель.

Небожитель смыкавший на себе зримые и незримые нити. Имевший в Собачьем городе (каторга на жаргоне Инчжоу) безраздельную власть над душами и телами. В своё время, его сослали сюда из вспомогательных войск (что-то типа военных поселений) за какой-то проступок. И врожденный дар раскрылся здесь в полной мере раскрылся. Сидело в нём что-то нечеловеческое, напоминавшее демона-кровососа из страшных сказок.

Люди не сговариваясь, называли его - Нелюдь.

Выглядел он как насекомое-паучок, и вёл себя также. Всё перемешал, перепутал, всюду сплел ловушку и расставил сеть. Имел тысячи глаз и бесчисленные уши. Скучал. Был скучен. А отраду полагал в истязании человеческой сущности. В чём не знал устали, проявляя редкостную изобретательность и такую же исключительную кропотливость. Истязал сутками, истязал годами. Мучил душу, мучил тела. Не спешил, не торопился, потягивая удовольствие маленькими глотками. Пропадал, исчезал из виду, давал жертве дойти. Чтобы вдруг явиться из ниоткуда с горящими глазиками. Выпить агонию и снова по невидимой ниточке удалиться.

Ни намёка на великодушие. Мелочный. Слабый.

Двигал жвалы, измельчая, перетирая, перемалывая жертв. Чинил боль, всё знал о боли. Был важнейшей частью, ценнейшим в собственном роде инструментом, тончайшей из всех наук. Которые только есть на свете, и которую так любит тьма. Науки любить.

Науки любить мучителя.

Что мы тут делаем?

Спрашивал Господин Воспитатель. Монах, чья жизнь только-только наклонялась к закату. Сочетавший пристальный взгляд с выражением лица понимающих большее.

Что мы тут делаем!?

Спрашивал он громче.

Болея и скорбя о черствости падшего люда. Стоявшего тут же голодным, изнасилованным, побитым. Дошедшим до крайности, когда жизнь еще теплится в теле, но разума в голове уже нет. Кого только не было перед ним. Бывшие люди. Знать. Этих не так много. Прирожденные преступники. Воры, убийцы, растлители всех мастей. Эти стояли на положении (и довольствии).

Будут такие такое (такого) слушать..

Но вот составленная из безликой мелочи масса.. Все эти покинувшие гвон (дом, хозяйство - административно-территориальная единица Тангутского Царства) землепашцы. Скотоводы, отправившиеся без разрешения (все перемещения осуществлялись с государственной санкции) по стране. Самовольно поступившие в монастырь послушники.

Сердобольный люд их приютивший.

За укрывательство беглых давали от 3 лет. Казнить могли, если беглецов было много. А плата доносчику осуществлялась из средств обвинённого. И можно только гадать, сколько (при всеобщей грамотности) каждый день было кляуз. еще и бесчисленные дезертиры, бежавшие от ужасов монгольской и чжурчженьской войн. Государство уже не могло ни защитить, ни обогреть их. Тюрьма единственное, что у него оставалось.

Чтобы люди помнили, что оно есть.

И оно касалось их, вызывающей чесотку мешковиной. Накинутой на голое тело, без исподнего. Чтобы одежда сбрасывалась быстрее, по первому требованию. И каждый усвоил, что он никто. И тело его - чужая собственность. Затейливые стражники вовлекали незадачливых поселян в игры. Хитро спрашивая какого-нибудь сельского паренька, понятия не имевшего о притче про белую обезьяну:

Зачем тебе палец?

И так до бесконечности.

Пока неокрепший ум не поддавался навязанной мысли и связанному с неё противоречию. Которого нет. И человек сам приходил, сам говорил, что палец ему не нужен. И соответствующе его лишался. И это был один из самых безобидных способов сводить с ума. Вообще здесь стремились, чтобы человек сам всё делал. И сообщником своего поругания был сам.

Подталкивая к падению, как подталкивают к нему злые духи.

Господин Воспитатель объяснял, что цель этого всего - научить их любить. Вернуть душам Сяо (широкое понятие любви, иерархии, долга в их противоречиях и сочетании). - Но вы же не любите! - изрекал он протяжно.

Но ты же не лююбишь! Не лююбишь!

Взывал он по-отечески к человеку.

И рыдал вместе с ним, когда тот размазывал грязные сопли по тому, что еще оставалось от лица. Лица у всех были почти одинаковы. Все на одно лицо. Серые, впавшие щеки. Череп обтянутый кожей. Тусклый блеск глаз. Блажная улыбка помешанного у самых слабых. Как-то Господин Воспитатель попытался обрабатывать Шэн. Подступился так, что стало понятно - не всё у них ладно. Значит не показалось ночью, что вдали гудела земля и ржали кони.

Воспитатель постарался разжалобить. Начал с рассказов о любви (вообще). Любви к месту. Любви долгой, любви долга, любви к долгу. Плавно заговорив о любви.. к Нелюдю. И о любви Нелюдя, которому тяжелее всех.

На самом деле..

Или ты думаешь ему легко!? Легко мучить!?

Щурил он взор.

Ты хоть раз задумывалась, что он чувствует! Когда такое с людьми вытворяет. И вынужден это творить, подчиняясь долгу! Задумывалась ты о его чувствах! Не о своих! Об этом ты задумывалась, Шэн!

Донесли и об этом..

Для тебя пхинга (раб) я Госпожа, и Княжна.

Ответила она холодно, голос был уже слаб.

О любви, ты знаешь не больше, чем твой паршивый подельник о врачебном искусстве. А Шэн я для батюшки, и двоюродного брата.
Который где-то рядом.
Судя по тому как ты, червь, вокруг меня вьешься. Он найдет вас всех. Одного за другим. Можешь не сомневаться. И твоего страдальца-выродка найдёт тоже. И ты даже не представляешь, какие мужчины с ним рядом.
И что такие делают, с такими как вы.

Ты не лююбишь!

Оставалось взвопить, и вопль не смог скрыть страха. В тот день случились еще две знаменательные вещи. Мордатая дрянь всё-таки забила старуху. А Господин Привратник - медведь подошел к Шэн, заблеяв какое-то косноязычие.

Я сделал то, которое на самом деле не то. Что хотел и что должен был сделать. Но сделал по-другому. Всё, что сделать мог. На самом деле..

Трясутся до судорог.. Все стало ясно.

Еще и вечером, Нелюдь позвал. Время он проводил с опаской, кого попало не приближал, и всего берёгся. Даже женщин к Нелюдю водили тех только, у кого были дети. Чтобы в случае непредвиденного, было кому страдать. а еще он шаги постоянно слышал

Кто-то идёт!

Казалось Нелюдю

С чем соглашались (а не согласись-ка, попробуй) все, а кто-то и начинал слышать. Шэн подняли среди ночи. Скорее всего, до утра она бы и так не дожила. Тело уже не могло принимать пищу. Выпали зубы, ногти. Волосы (последний раз обрили три месяца как) торчали клочьями.

Всё говорило о том, что всё скоро.

Смерть не всё, все до смерти
Смерть не всё, все до смерти

Нелюдь попытался предстать вальяжным князем.

Мужчиной среди которых она выросла и цвела. Извинившись сходу за причиненные неудобства. Он посетовал на занятость, помешавшую проследить за действиями помощников. Которые столько всего натворили!

Вокруг дураки и скоты!

Возмущался Нелюдь.

Заверяя, что с рук это им не сойдёт. Тут же предложил оскопить, ослепить, обездвижить - кого она хочет. Сделать с любым всё. Не должна земля носить таких негодяев. А для неё у него есть подарок. Нелюдь распахнул пыльный сундук и щедро бросил к её ногам несколько чужих платьев. В восторге от себя, и того какой жест сделал.

Выходи за меня.. Госпожа!

Развалился, нога на ногу, в кресле. Вывалив нехитрое добро, которым жил

Человечишка существо путаное. Жалкий, взбалмошный род - людишки. За маленькую боль, влюбится немножко. За большую, по уши. За исключительную, божеством тебя посчитает. Сам будет бегать за унижением и пинком, как за мясом на нитке собака.
Ты не лююбишь!

Рассмеялся он, передразнив Воспитателя

Понимаешь.. (назвать по имени, трус не рискнул). Человек это больной, брошенный кутенок. Ему легко навязать безумие, навязать зло. Назвать зло его мамой. Вину навязать. Внушить, что это он маму обидел. Мама плачет из-за него. Всю жизнь будет сидеть на цепи, рвать кого скажут. Лишь бы

Нелюдь хохотнул

Искупить вину перед мамой.

Губы поджались

Я уже папа для них. Хочешь стать им мамой?

У неё отпали последние сомнения, что этот человек не сам по себе.

Через него говорит злой дух. Он злым духам служит. И всё происходящее здесь одно большое жертвоприношение демонам. И если вначале, хотелось его уколоть. Посмеяться по-женски, по-девичьи. Плюнуть в харю. Сказать, что свободна и сама выбирает, кого любить, а что нет. Что знай он, какие мужчины к неё сватались (хотя бы те варвары-побратимы). И от страха у него спиной мозг высохнет. Но всё было лишним. Он и так уже у него (от страха внутри) вытек. А страх снаружи, укреплял страх внутри.

Это они за тобой идут.

Сказала Шэн.

Те, кому ты служишь.

И это были последние слова, произнесенные Шэнли (в земной) жизни.

Нелюдь бросился вперед, пальцы сомкнулись. У размеренных истязателей случаются срывы. Когда они теряют контроль, совершая глупости. Подобные той, за которую ему пришлось оставить вспомогательные войска. А она была измождена настолько, что хватило и его тщедушных силёнок.

Закрывая глаза она увидела персиковый сад, горячую ванну, холодную черешню, батюшку. А Нелюдь забился в угол и трясся от шагов там. И по стенам стали плясать рогатые тени.

В таком состоянии, застал Нелюдя Воспитатель. Не первый раз, находивший Господина Исполнителя в каморке с трупом.

Он всё понял! Сразу!

Это игра! В очередной раз, Нелюдь его проверяет! Он не хнычет, нет! Просто приоткрылся, чтобы проверить ответную способность к любви. Раньше бил только он. По ребрам пинал, колотил сжатыми ладошками по-девчачьи. А теперь смотрит, сможет ли он полюбить в ответ. Монаху вдруг захотелось пнуть Нелюдя, унизить его, посмеяться. Он ждал только еще одного тайного знака, чтобы раскрыть любовь и в любви скрыться.

И вот ты, читатель, смеёшься.

А они так, читатель, живут.. Все психопаты-мучители, и жертвы их с ними. И у них там никому не до смеха. Когда Нелюдь откинулся (уснул) за час до рассвета, оттащил тело за ворота и бросил в канаву, собаки сожрут. Ему показалось, что так хочет Нелюдь. Намеренно открывая через него свои тайны. Тело лежало нетленным и животные его не трогали.

А люди предпочитали никуда не смотреть и ничего не видеть. Первым не выдержал Хромой Юй, обратившийся к Небу.

Если увидев это, я не увижу отмщения. То зачем Ты создал мне глаза?

На что, как ни странно, ему ответили.

Да пойми ж ты, старый дурак. Ради тебя и твоей свиньи, возмездие до сих пор не наступает. Куда ты, хромой, от него побежишь.

Юй был непреклонен.

А потом солнце взошло.

Заря новых времён

На что ставил человек, с тем и остаётся.

Надежды прокитайской партии быстро рухнули прахом. Сил у Цзинь оказалось немного, а желания помогать младшему брату и того меньше. Ставка на Золотую Империю для Западного Ся превратилась в стратегическую ошибку. Какую в своё время (в похожих условиях) не совершит Александр Невский. Сумевший понять, что от папских легатов не получит ничего, кроме лести. Отказавшись от коалиции, где одни красиво улыбаются.

А другие красиво подыхают.

Если альтернатива, согнутой перед ханами шее, кому интересна. Пусть наберёт в поиске Хара-Хото. Тем паче город этот (то что осталось), Князь мог видеть во время поездки в Каракорум. Еще до того, как Союз предложил Папа.

Внутренние репрессии и дипломатические демарши тангутов. Вызвали немедленную реакцию у расквартированных в Северном Китае монгольских войск. Удары последовали в двух направлениях. На отвлекающем, Западное Ся имело временные успехи. На основном - пал Инчжоу. Крупный город, чей захват отсекал государство от Империи Цзинь.

Его гарнизон выманили в поле и оставили там. Полководцы Лю Тай Ма и Болу.

А когда город пал, Кузену представили тело.

Всё так у людей, Шэн. Всё не так..

Он только и прошептал.

Отказавшись даже наказывать Воспитателя. Тот и так сошёл с ума, чем тут сильнее накажешь. И вообще, Небо часто хранит негодяев от человеческого наказания, чтобы покарать Самому. И когда Болу предложил, требуху всем им выпустить и набить нутро крысами, молодой Князь отвечал

Всё баловство, всё пустое. Всё не до конца у людей. Всё ограничено. Всё не то. Месть и та, той не бывает.

А вообще, варвары не искусны во зле. И рис всё больше Болу окультуривал.

Пострадали Доктор, Красномордая и Привратник. Что стало с неё опустим, Доктору свои же преступники отрезали ноги. Какие шутки - такие и друзья. Какие друзья - такие и шутки. А Привратника, Долотай тщетно вызывал на поединок

Вставать, Шакал! Вставать! Один на один, драться!

Пока тот скулил на земле, и жалобно объяснялся. Дождавшись, что монгол зарубил его попросту.

Нелюдь пропал из вида.

Поговаривают, его видели в пыточных тюрьмах-лагерях Цзинь. Испанские конкистадоры вылавливали в ацтекских жертвенниках сельвы. Наблюдали в Освенциме. А после в Аргентине, куда он бежал с фальшивым паспортом по крысиным тропам. Шепчут люди, до сих пор за ним охотится вездесущий Моссад. Но как и мерзавца Менгеле, его будто берегут. Свыше. Чтобы земным наказанием не отменить вечной кары.

Чем страшнее жизнь, тем умирать страшнее. Все они слышат шаги, это смерть за ними шагает.

Топ-топ. Не слышишь? хорошо!

А они (все) слышат. И это хорошо, тоже.

P.S. А ведь предупреждал, учи молитвы! Хотя бы теперь, учи.

Подписывайтесь на канал и на ТЕЛЕГРАММ. Продолжение ЗДЕСЬ

Поддержать проект:

Мобильный банк 7 903 383 28 31 (СБЕР, Киви)

Яндекс деньги 410011870193415

Карта 2202 2036 5104 0489

BTC - bc1qmtljd5u4h2j5gvcv72p5daj764nqk73f90gl3w

ETH - 0x2C14a05Bc098b8451c34d31B3fB5299a658375Dc

LTC - MNNMeS859dz2mVfUuHuYf3Z8j78xUB7VmU

DASH - Xo7nCW1N76K4x7s1knmiNtb3PCYX5KkvaC

ZEC - t1fmb1kL1jbana1XrGgJwoErQ35vtyzQ53u