– Моя Танька здесь обитает? – раздался с порога резкий, требовательный голос. Ярко накрашенная женщина в кричащей леопардовой кофте смерила хозяйку квартиры оценивающим взглядом. – Добренькие люди подсказали, что она тут у вас приживалкой устроилась. А мать родная, значит, побоку?
Елена Викторовна, интеллигентная женщина с тихим голосом, спокойно преградила ей путь. – Простите, вы кто?
– Я – мать ее! Анжела! – не унималась гостья, пытаясь заглянуть вглубь квартиры. – А ну зови ее! Доченьку мою! Воспитала, на ноги поставила, а она и носа не кажет! Совести у тебя нет, Татьяна!
Из комнаты вышла бледная девушка. За последние месяцы она расцвела, но сейчас ее глаза снова наполнились прежним, застарелым страхом. – Мама? Что ты здесь делаешь? Как ты нашла…
– Как нашла, как нашла! Язык до Киева доведет! – закричала Анжела. – Собирайся немедленно! У меня Вика заболела, Машка в школе, а младшенькую, Анжелу, оставить не с кем! А мне уезжать надо! Я мужчину встретила, серьезного! Захар его зовут, бизнесмен! Он меня в Сочи приглашает! Это мой шанс, понимаешь ты или нет? А ты тут прохлаждаешься!
– Мама, успокойся, – голос Тани дрожал. – Я никуда не поеду. Мой дом теперь здесь.
– Ах ты, неблагодарная! – взвизгнула Анжела. – Я на тебя лучшие годы положила! Ночей не спала! Хватит тут в прислугах жить!
И тут Елена Викторовна шагнула вперед. Ее спокойный голос прозвучал в прихожей оглушительно. – Во-первых, будьте добры, не кричите. А во-вторых, мы Татьяну в обиду не дадим. Она вам не прислуга и не бесплатная няня. Вы своих дочерей рожали для себя, а не для того, чтобы превращать жизнь старшей в бесконечный подвиг.
В тот момент Татьяна стояла за спиной свекрови, с бешено колотящимся сердцем, и впервые в жизни чувствовала за спиной не пропасть, а нерушимую стену. Она еще не знала, что этот день станет лишь прологом к настоящей буре, но именно он разделил ее жизнь на «до» и «после». А все, что было «до», напоминало затяжной, серый сон в душной комнате.
Детство Татьяны пахло кислой капустой, дешевым табаком случайных материнских ухажеров и пылью, которую она без конца вытирала с треснувшего комода. Она была первым, незапланированным проектом своей матери Анжелы в ее вечном квесте по поиску «женского счастья». Первым был заезжий коммерсант из Питера, обещавший золотые горы и оставивший после себя лишь туманное воспоминание и голубоглазую девочку. Анжела, с досадой глядя на дочь, констатировала: «Вся в отца, глазастая. Хоть какая-то от него польза».
Татьяна не помнила себя беззаботной. В четыре года она уже знала, как налить себе воды из-под крана и отломить горбушку от черствого батона – основной ее рацион, когда мать, нарядившись в лучшее платье, уходила «в люди». Вечерами она сидела на подоконнике их квартиры на окраине Нижнего Новгорода и смотрела на огни далекого центра, представляя, что там, в этих огнях, кипит настоящая, сказочная жизнь.
Соседи по лестничной клетке считали Анжелу женщиной «с трудной судьбой». Непьющая, работающая на местном почтамте, всегда с прической и маникюром. Ну а то, что ищет мужчину, – так разве это грех? Каждая женщина мечтает о крепком плече. Никто из них не знал, что за этой маской ухоженности скрывается панический страх одиночества, вбитый в нее еще в детдомовском детстве, и железная уверенность, что без мужчины женщина — пустое место. Никто не заглядывал в их холодильник, где неделями сиротливо стояла банка с солеными огурцами, и никто не видел испуганных глаз маленькой девочки, вздрагивающей от каждого шороха за дверью.
Второй акт драмы не заставил себя ждать. На этот раз «любовью всей жизни» оказался художник, торговавший своими пейзажами на набережной. Он прожил у них полгода, наполнив квартиру запахом скипидара и оставив после себя еще одну дочь – Марию. Узнав о беременности Анжелы, художник признался, что в родном Саранске у него есть законная жена и двое детей, и испарился так же внезапно, как и появился.
Так в шесть лет Татьяна стала матерью. Она научилась разводить молочную смесь, не обжигая рук, менять пеленки, укачивать кричащий сверток и петь колыбельные, которые сама никогда не слышала. Маша, ее младшая сестра, была болезненным и капризным ребенком. Она не признавала мать, постоянно пропадавшую на работе и свиданиях, и тянула свои ручонки только к Тане. «Ма-ма», – было ее первое слово, обращенное к сестре. Татьяна тогда горько расплакалась, уткнувшись лицом в подушку, чтобы никто не слышал.
А через три года в их женском царстве появилось новое пополнение – Виктория. Об ее отце Анжела говорила туманно, отмечая лишь, что «характер у нее будет тяжелый, весь в папашу-военного». Теперь на плечах девятилетней Тани было уже двое детей. Она напоминала маленького, изможденного генерала, командующего армией, которая ее не слушалась. Она забирала Машу из садика, кормила обеих, гуляла с коляской во дворе, пока ее сверстницы играли в классики и прыгали через резиночку.
Именно тогда окружающий мир начал что-то замечать. Учительница в школе, Ирина Сергеевна, несколько раз вызывала Анжелу на разговор. «Татьяна засыпает на уроках, она выглядит такой уставшей. У нее совсем нет детства». Анжела лишь отмахивалась: «Она у меня помощница, ответственная девочка. Что плохого в том, что старшая помогает младшим?»
Однажды к ним даже нагрянули из опеки. Две строгие женщины в серых костюмах. Но Анжела была готова. В холодильнике чудом появились сосиски и йогурты, на плите дымилась кастрюля с борщом, а девочки сидели на диване, наряженные в чистые платьица, с бантиками в волосах. – Мама вас не обижает? – спросила одна из женщин, глядя на Таню. Таня испуганно посмотрела на мать, стоявшую в дверях со скорбным лицом, и отрицательно покачала головой. Она знала: если их заберут, будет только хуже. Кому они нужны, кроме нее? Визитеры ушли, удовлетворенные фасадом благополучия. А Таня после их ухода еще яростнее принялась драить полы и следить за сестрами, панически боясь повторения визита.
Шли годы. Анжела не оставляла попыток устроить свою судьбу. Большая часть ее скромной зарплаты уходила на новую косметику, кофточки и походы в кафе. Дочери были для нее фоном, досадной помехой. Собираясь на очередное свидание, она бросала Тане через плечо: – Чтобы к моему приходу все было убрано, уроки с Машкой сделаны, и Вика чтобы не орала. Она ни разу не спросила, как дела у самой Тани, есть ли у нее друзья, о чем она мечтает. А Таня мечтала. Мечтала об учебе. Она обожала читать. Запоем глотала книги из школьной библиотеки, прячась с ними в ванной. Она хотела стать дизайнером или архитектором, рисовать красивые дома, в которых всегда тепло и уютно. Но реальность была иной.
Когда Тане исполнилось шестнадцать, Анжела вернулась домой посреди дня, необычно взбудораженная. Ее щеки горели, а в глазах плескалось что-то среднее между триумфом и отчаянием. – Танька, иди сюда, – позвала она. – В общем, так. Жди пополнения. Врачи говорят, поздно рыпаться. Опять девка будет. Мир под ногами Татьяны качнулся. Еще один ребенок? Еще одни пеленки, бессонные ночи, крики? Она так устала. Одноклассники давно перестали звать ее гулять, за спиной хихикали, называя «мамашей». – Мам… а кто? – только и смогла выдавить она. – Тимур, с рынка. Фруктами торгует. Клялся, что замуж возьмет, а его на днях депортировали. Ну ничего, прорвемся. Ты же у меня есть. Школу закончишь, устрою тебя к себе на почту, посылки сортировать. Работа непыльная, ума много не надо.
Слова матери о почте и «непыльной работе» стали последней каплей. Это был не просто бунт, а акт самосохранения. Всю ночь она лежала без сна, и в ее голове впервые созрел план — дерзкий, пугающий, но единственно верный. Она дождалась, когда все уснут, собрала в старый рюкзак свои немногочисленные вещи, все сбережения – около трех тысяч рублей, которые ей тайно давала на карманные расходы сердобольная учительница Ирина Сергеевна, – и написала записку: «Мама, я так больше не могу. Я уезжаю. Пожалуйста, позаботься о сестрах. Таня».
На рассвете она сидела в плацкартном вагоне поезда, уносившего ее в Москву. В город, который казался ей единственным шансом на спасение.
Москва оглушила ее ревом метро, в котором она поначалу боялась заблудиться, и безразличием тысяч лиц. Первые недели слились в один серый день: скрипучая койка в комнате с тремя такими же приезжими, безвкусная лапша, ставшая основной едой, и десятки отказов на собеседованиях. Наконец, ей повезло. Ее взяли бариста в небольшую, но уютную кофейню «Зерно Истины» недалеко от центра. Работа была тяжелой, но впервые за долгие годы Татьяна чувствовала себя на своем месте. Она научилась разбираться в сортах кофе, делать латте-арт и улыбаться посетителям, даже когда на душе скребли кошки.
Он появился через месяц. Высокий, серьезный молодой человек с задумчивыми серыми глазами. Он всегда садился за один и тот же столик у окна, заказывал двойной эспрессо и что-то рисовал в своем блокноте. Татьяна заметила, что он рисует городские пейзажи – старые московские улочки, детали фасадов. Он никогда не пытался заговорить с ней, только кивал и тихо благодарил.
Его звали Константин. Однажды вечером, когда кофейня уже закрывалась, а за окном лил проливной дождь, он все еще сидел за своим столиком. – Мы закрываемся, – мягко сказала Татьяна, подойдя к нему. Он поднял глаза, словно очнувшись ото сна. – Простите, я задумался. «У вас нет зонта?» —вдруг спросил он. – Нет, – растерянно ответила Таня. – Тогда позвольте мне вас проводить. У меня большой. Под одним зонтом, идя по сверкающим от дождя улицам, они разговорились. «Вы так смотрите на город, будто видите его насквозь», — неожиданно для себя сказала она. Он улыбнулся: «Пытаюсь. В каждом здании — история, в каждой линии — чей-то замысел. Это как читать книгу, которую никто не замечает». Он говорил увлеченно, и Татьяна, слушая его, впервые за долгое время почувствовала не одиночество, а эхо собственных, давно похороненных мечтаний.
Так начались их встречи. Костя оказался удивительно чутким и деликатным. Он не лез в душу, но Таня чувствовала, что он видит ее насквозь – ее усталость, ее застарелую боль, ее отчаянное желание тепла. Она понемногу рассказывала ему о своей жизни, опуская самые страшные подробности, но он, казалось, понимал все без слов. Он влюбился в ее серьезность, в ее недетскую мудрость и в ту хрупкость, которую она так тщательно скрывала.
– Я рассказал о тебе родителям, – сказал он однажды. – Мама очень хочет с тобой познакомиться. Приходи к нам на ужин в воскресенье. – Костя, я боюсь, – честно призналась Таня. – Что я им скажу? Кто я? Бариста из кофейни, сбежавшая из дома… Твоя мама, наверное, представляет для тебя совсем другую партию. – Моя мама – самый мудрый человек на свете, – уверенно ответил он. – Просто будь собой.
Елена Викторовна, мать Кости, оказалась именно такой. Интеллигентная, с тихим голосом и невероятно проницательными глазами. Она не засыпала Таню вопросами, а просто создала вокруг нее атмосферу такого уюта и принятия, какого девушка не знала никогда. Она хвалила ее скромное платье, подкладывала на тарелку лучший кусок пирога и говорила с ней о книгах и музыке. Татьяна, привыкшая быть невидимой или нужной только в качестве рабочей силы, в тот вечер впервые почувствовала себя просто человеком. Интересным человеком.
Через год Константин сделал ей предложение. Свадьба была тихой и скромной. Они расписались и перевезли вещи Тани из ее каморки в просторную квартиру Костиных родителей. Елена Викторовна и ее муж, профессор истории, настояли, чтобы молодые жили с ними. «Дом большой, места всем хватит, а вам нужно на ноги встать», – сказал отец Кости.
Елена Викторовна стала для Татьяны наставницей и самым близким другом. Она не поучала, а делилась мудростью. Научила ее готовить не потому, что «жена должна», а потому, что «это творчество, которое приносит радость». Она настояла, чтобы Таня бросила работу и поступила на вечернее отделение в тот самый архитектурный институт, о котором мечтал Костя. «У тебя талант, девочка, – говорила она, разглядывая Танины робкие наброски. – Не зарывай его в землю».
Жизнь превратилась в сказку, о которой Таня не смела и мечтать. Любящий муж, учеба, которая приносила огромное удовольствие, и женщина, которая стала ей настоящей матерью. Она почти забыла о прошлом, оно казалось далеким, кошмарным сном.
Но прошлое не забыло о ней.
И вот оно стояло на пороге ее нового дома. После того как Елена Викторовна выставила Анжелу за дверь, в квартире повисла тишина. Таня медленно сползла по стенке и заплакала – впервые от облегчения. Константин обнял ее, а Елена Викторовна гладила по голове. Казалось, кошмар закончился. Навсегда.
Они ошибались.
Прошло две недели. Жизнь вошла в свою спокойную колею. Таня готовилась к сессии, Костя работал над дипломным проектом. Об Анжеле не было ни слуху, ни духу.
Однажды поздно ночью, когда они уже спали, на мобильный Татьяны поступил звонок с незнакомого номера. Она сонно ответила. – Алло? – Таня? – раздался в трубке испуганный, срывающийся шепот. – Таня, это я, Маша… Татьяна села в кровати. – Маша? Что случилось? Почему ты звонишь так поздно? Где мама? – Мама… она уехала с этим Захаром… неделю назад. Сказала, на пару дней. И не вернулась. Телефон отключен, – Маша зарыдала в трубку. – Таня, нам страшно! Этот Захар вчера ломился в дверь. Он кричал, что мама украла у него деньги и что он «вытрясет их из ее щенков», если ее не найдет. Он сказал, что вернется сегодня ночью... Таня, забери нас, пожалуйста! Он нас убьет! Холод сковал сердце Татьяны. Она посмотрела на спящего Костю, на тихую, мирную комнату, и поняла, что война, которую она считала выигранной, только начинается. И на кону теперь стояли не только ее счастье и свобода, но и жизни ее сестер.
Продолжение этой истории ждите в самое ближайшее время!