Алена стояла у раковины и смотрела на гору грязной посуды, которая накопилась после ужина. Тарелки, кастрюли, сковородки — все это нужно было перемыть, а завтра снова готовить, снова убирать, снова стирать. День за днем, месяц за месяцем.
За десять лет брака она привыкла к этому ритму. Утром — на работу в офис, где она работала. Вечером — домой, где начинался второй рабочий день. Виталий приходил примерно в то же время, ужинал тем, что она приготовила, и устраивался в кресле с телефоном или включал телевизор.
Раньше она не замечала этого неравенства так остро. Или не хотела замечать. Думала — ну что такого, женщина должна заботиться о доме. Мама тоже всю жизнь готовила и убирала, папа работал и отдыхал дома. Так принято.
Но в последние месяцы что-то изменилось. Может быть, усталость накопилась. А может, просто стало ясно, что Виталий даже не видит ее усилий. Для него это было само собой разумеющимся — дом чистый, еда готовая, белье выстиранное. Как будто все это происходило само собой.
— Виталий, — позвала она, не оборачиваясь от раковины. — Может, поможешь?
— Сейчас, — отозвался он из гостиной, где листал новости в телефоне.
Алена начала мыть тарелки. Горячая вода обжигала руки, жир не отмывался с первого раза. На работе сегодня был тяжелый день — проверка из налоговой, нервы на пределе, а дома снова горы посуды.
Прошло десять минут. Виталий по-прежнему сидел в кресле.
— Виталий! — позвала она громче.
— Что? — раздраженно откликнулся он.
— Помоги с посудой!
— Да иду уже!
Но не шел. Алена домыла тарелки, принялась за кастрюли. Противень от запеканки пришлось замачивать и тереть жесткой губкой. Руки покраснели, на пальцах появились заусенцы от моющего средства.
Когда она наконец домыла все и вытерла руки, в гостиной по-прежнему слышался звук уведомлений из телефона.
Алена зашла в гостиную. Виталий сидел в том же положении, в котором она его оставила полчаса назад.
— Ты видел, сколько там было посуды? — спросила она, стараясь сдержать раздражение.
— Видел. И что?
— А то, что я работаю весь день, прихожу домой и снова работаю. А ты что делаешь?
Виталий поднял глаза от телефона, на лице промелькнула досада:
— Я тоже работаю, между прочим. И устаю побольше твоего.
— Да, работаешь. А дома что? Сидишь с телефоном, пока я готовлю, убираю, стираю, глажу. Ты хоть раз за последний месяц предложил помочь?
— Алена, не начинай. У меня и так голова болит.
— У тебя всегда что-то болит, когда речь заходит о помощи! — голос ее повысился. — Ты знаешь, как я это называю? Эгоизм. Наглость. Обыкновенная лень!
Алена чувствовала, как внутри все кипит. Месяцы молчания, месяцы проглоченных претензий вырывались наружу.
— Я прихожу с работы мертвая, а ты даже тарелку за собой не унесешь! Носки раскидываешь где попало, я потом по всей квартире собираю! Ты думаешь, мне это нравится? Ты думаешь, я родилась для того, чтобы за тобой убирать?
Виталий резко встал с дивана, телефон упал на подушку. В его глазах мелькнуло что-то опасное.
— Лень? — переспросил он, и в голосе появились металлические нотки. — Это ты мне про лень говоришь? Ты, которая даже родным помочь не соизволила, когда действительно нужно было?
Алена почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Она знала, к чему он клонит. Эта история всплывала при каждой серьезной ссоре.
— Виталий, ну не надо...
— А вот надо! — он шагнул к ней ближе, и Алена невольно отступила. — Помнишь, когда отцу машина была нужна? Четыреста тысяч рублей. Мы с ним так долго искали подходящий вариант, наконец нашли.
Алена вспомнила тот день четыре месяца назад. Виталий пришел домой воодушевленный, глаза горели. Друг семьи предлагал продать свою машину — почти новую иномарку за полцены. Срочно нужны были деньги на операцию матери, и он готов был отдать авто за четыреста тысяч вместо восьмисот.
— Ален, это же подарок судьбы! — говорил тогда Виталий, расхаживая по кухне. — Такая машина, такая цена! Папе как раз нужно менять свою развалюху. А у меня кредитная история испорчена, банк не даст кредит.
У Виталия действительно были проблемы с банками. Несколько лет назад он влез в микрозаймы, потом не смог расплатиться вовремя, пошли просрочки, штрафы. Кредитная история испортилась настолько, что даже на небольшие суммы банки отказывали.
— Попроси у своей мамы взаймы, — просил он тогда. — Через полгода-год вернем с процентами. Обязательно вернем!
У матери Алены действительно были накопления. Она всю жизнь экономила, откладывала, копила на черный день. После смерти отца остались еще и страховые выплаты. Алена знала, что мама могла бы помочь, но боялась просить.
Когда она все-таки позвонила матери и объяснила ситуацию, та долго молчала.
— Доченька, — сказала мама наконец, — не лезь в это. Я знаю, как бывает с деньгами между родственниками. Дашь — потом будешь виновата, что требуешь обратно. Не дашь — тоже виновата. А если не отдадут, что тогда? Отношения испортятся навсегда.
— Мам, но это же семья моего мужа...
— Именно поэтому и не надо. Пусть они сами решают свои проблемы. У них руки-ноги есть, могут заработать. А ты не лезь в чужие долги.
Мама была категорична. Она рассказала несколько историй из своей жизни, когда помощь деньгами заканчивалась ссорами и обидами. Убедила Алену, что это плохая идея.
И Алена послушалась. Сказала Виталию, что мама отказала. Был страшный скандал. Виталий кричал, что ее мать жадная и наглая, что она думает только о себе. Свекор долго не разговаривал с Аленой, а свекровь при каждой встрече делала ядовитые замечания.
— Четыреста тысяч, — продолжал сейчас Виталий, все больше распаляясь. — Для твоей мамаши — копейки. Но она предпочла оставить деньги в банке, чем помочь семье. А ты ее послушалась, как всегда.
— А что случилось потом? — возразила Алена. — Папа твой нашел другую машину, купил в кредит под залог дачи. И что? Теперь выплачивает проценты, которые в два раза больше суммы займа!
— Это не важно!
— Еще как важно! Мама была права! Посмотри, что происходит до сих пор! Каждый раз, когда мы ссоримся, ты это припоминаешь! Каждый раз твоя мать намекает мне, какая у меня жадная семья!
Алена вспомнила последний визит свекрови. Женщина зашла "просто так попить чаю", но весь вечер рассказывала, как тяжело им платить кредит, как дорого обходится содержание машины, как хорошо тем, у кого "денежки на счетах лежат без дела отложенные".
— Твоя мать, — продолжал Виталий, не слушая ее возражений, — она всегда знает, как другим жить. Всегда найдет причину не помогать. И ты в нее вся. Сидите в своих башенках, рассуждаете, а как до дела дойдет — у вас всегда отмазки найдутся.
— Мама хотела меня защитить!
— От чего защитить? От того, чтобы помочь семье моей? — Виталий усмехнулся, но без тепла. — Она вас с детства учила думать только о себе. Свои интересы превыше всего. А теперь ты мне лекции читаешь про эгоизм?
— Это совершенно разные вещи!
— Нет, не разные! — рявкнул он. — И там, и тут одно и то же — ты думаешь только о себе! Тебе удобно считать меня ленивым! Тебе удобно, чтобы я был виноватым во всем! А как самой что-то сделать, пожертвовать чем-то — так сразу в отказ!
Алена почувствовала, как внутри все холодеет. Она видела в его глазах что-то новое, незнакомое. Что-то жестокое и презрительное.
— А знаешь что, Алена, — сказал он тише, но каждое слово было как пощечина. — Если ты не хочешь быть одна, будь полезной, а не капризной, как твоя мать.
И тут он нагнулся, снял с ног носки и демонстративно бросил их под диван. Не в корзину для белья, которая стояла в ванной. Не на пол просто так. Именно под диван, туда, где их будет неудобно доставать. Смотрел ей прямо в глаза, когда делал это. Вызывающе, нагло.
— Вот твоя работа, — добавил он. — А мне лекции читать не надо.
Алена стояла и смотрела на эти носки под диваном. Такой простой жест, а сколько в нем было унижения. Он не просто бросил грязное белье. Он показал ей ее место в этом доме. Показал, что ее мнение ничего не стоит, что она здесь — обслуживающий персонал.
Виталий развернулся и пошел в спальню. Алена слышала, как он ходит по комнате, раздевается, ложится в кровать. Делает вид, что ничего особенного не произошло.
А у нее внутри все переворачивалось. Десять лет брака. Десять лет она строила эту семью, вкладывала силы, время, любовь. И вот итог — носки под диваном и фраза о том, что ее место быть полезной и молчать.
Она ничего не сказала. Развернулась и пошла в ванную. Заперла дверь, включила воду и долго мыла руки, глядя на свое отражение в зеркале.
Лицо осунувшееся, под глазами темные круги. Когда это произошло? Когда она превратилась из молодой, энергичной женщины в замученную домработницу?
Впервые за долгое время она не плакала. Не билась в истерике. Не планировала, как завтра поговорить с мужем, объяснить ему, извиниться, наладить отношения. Просто смотрела в зеркало и думала.
"Я не останусь здесь", — сказала она своему отражению. "Не буду жить как прислуга. Не буду терпеть, когда мою мать оскорбляют за то, что она пыталась меня защитить. И не буду доказывать свое право на уважение тому, кто считает меня функцией."
Когда она вышла из ванной, в спальне уже был выключен свет. Виталий лежал, отвернувшись к стене. Спал или делал вид — не важно.
Алена легла на самый край кровати и лежала с открытыми глазами до утра. В голове роились мысли, планы, воспоминания. Она думала о том, как они познакомились, как влюбились, как мечтали о совместном будущем. И о том, как это будущее превратилось в бесконечное настоящее, где она — обслуживающий персонал.
Утром они не разговаривали. Виталий встал, позавтракал тем, что Алена приготовила накануне, и ушел на работу, не попрощавшись. Как будто вчерашнего разговора не было.
Алена дождалась, пока он уедет, и села за компьютер. Стала искать квартиры для краткосрочной аренды. Посуточно, понедельно — не важно. Главное — уйти отсюда как можно быстрее.
Объявлений было много. Цены кусались, но она была готова переплачивать за возможность жить одна. Выбрала несколько вариантов в своем районе, созвонилась с хозяевами, договорилась о просмотре на вечер.
На работе она еле сосредоточилась. Коллеги спрашивали, все ли в порядке — видимо, выглядела она неважно. Алена отвечала, что просто устала, но внутри уже принимала решения.
После работы поехала смотреть квартиры. Первая не понравилась — грязная и пропахшая. Вторая была слишком дорогой. А третья — однокомнатная в спальном районе, мебель простая, но чистая — показалась подходящей.
— Можно снять на месяц сначала? — спросила Алена у хозяйки, женщины средних лет с добрым лицом.
— Конечно. А что, временные трудности?
Алена кивнула. Временные трудности — так можно было назвать развал десятилетнего брака.
— Беру, — сказала она, не раздумывая. — Когда можно заселяться?
— Хоть завтра. Предоплата за месяц плюс залог.
Алена достала карту. Сумма была немаленькой, но она готова была платить за свободу любые деньги.
Дома Виталий еще не вернулся с работы. Алена быстро собрала две сумки — документы, одежду на первое время, косметику, лекарства. Остальное можно было купить или забрать потом, если понадобится.
Она ходила по квартире и смотрела на вещи, которые покупали вместе. Диван, на котором проводили вечера первых лет брака. Сервиз, который подарили на свадьбу. Фотографии из путешествий, когда они еще были счастливы.
Странно, но грусти не было. Только облегчение. Как будто с плеч упал тяжелый груз.
Перед уходом она подняла носки из-под дивана и аккуратно положила их на журнальный столик. Чтобы Виталий сразу увидел, когда придет домой. Чтобы понял — его послание получено и обработано.
В съемной квартире было тихо и пустовато. Мебель чужая, на окнах занавески в цветочек, холодильник гудел каким-то особенным звуком. Но Алена чувствовала невероятное облегчение.
Впервые за много месяцев она могла просто сидеть. Не готовить ужин, не стирать, не убирать. Не слушать недовольное бурчание и не оправдываться за каждый свой поступок.
Она заказала пиццу через приложение — в холодильнике была только вода. Ела, сидя на диване, и думала о том, что завтра нужно будет купить продукты, посуду, постельное белье. Начать жизнь с нуля в тридцать два года.
Виталий начал звонить около семи вечера. Сначала часто, каждые пять минут. Потом реже. Алена смотрела на экран телефона, но не брала трубку.
Потом пошли сообщения:
"Алена, что происходит? Где ты?"
"Перестань, возвращайся домой"
"Мы же можем все обсудить как взрослые люди"
"Прости, если вчера что-то не так сказал"
"Ты же понимаешь, что я не со зла. Просто устал"
"Алена, ответь хотя бы, что ты жива"
Она читала, но не отвечала. Что тут обсуждать? Все уже было сказано в тот вечер, когда он бросил носки под диван и объяснил ей правила игры в их семье.
На следующий день Виталий приехал к ней на работу. Ждал у входа, пытался поговорить. Коллеги с любопытством наблюдали за сценой.
— Алена, ну что за детский сад? — говорил он, идя рядом с ней к машине. — Из-за какой-то глупой ссоры устраивать театр!
— Это не театр, Виталий.
— А что? Ты серьезно думаешь бросить меня из-за того, что я носки не туда положил?
Она остановилась и посмотрела на него. Он действительно не понимал. Для него то, что произошло — мелочь, случайная ссора, которую можно замять и забыть.
— Дело не в носках, — сказала она тихо. — Дело в том, что ты показал мне мое место. И я поняла — это не то место, где я хочу быть.
— Какое место? О чем ты говоришь?
— Место прислуги. Места человека, чье мнение ничего не стоит. Места женщины, которая должна быть "полезной".
Виталий растерялся. Видимо, он надеялся, что она вернется после одной ночи в съемной квартире, и все наладится само собой.
— Алена, ну не будь как твоя мать...
— Стоп, — остановила его она. — Больше никаких слов про мою мать. И вообще больше никаких слов. Мне нужно время подумать.
Через неделю хозяйка квартиры предложила заключить договор на год со скидкой. Алена согласилась без раздумий. Она поняла — назад дороги нет. И не нужно.
Она купила новую посуду, постельное белье, несколько растений в горшочках. Квартира постепенно становилась домом. Ее домом, где она сама решала, что делать и когда.
Виталий еще несколько раз пытался наладить контакт. Приезжал, звонил, писал. Но с каждым днем его послания становились все реже, а тон — все более равнодушным.
Через месяц он написал последнее сообщение: "Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти."
Алена прочитала и удалила. Не передумает.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ