— А шторы-то у тебя безвкусные, дочка. Висят, как тряпки унылые. Надо бы поменять на что-то… богатое. Бархат, например. Винного цвета. И ламбрекен, обязательно с кистями!
Алина замерла с чайником в руке, чувствуя, как кипяток внутри него начинает резонировать с её собственным, закипающим раздражением.
Всего неделя прошла после их с Игорем возвращения из свадебного путешествия. Неделя. А свекровь, Тамара Петровна, уже чувствовала себя в её квартире полноправной хозяйкой.
— Мне нравятся эти, Тамара Петровна, — Алина постаралась, чтобы голос звучал ровно, без ноток металла. — Они лёгкие, пропускают много света.
— Света! — фыркнула свекровь, массивная женщина в цветастом халате, который, казалось, вот-вот лопнет на её необъятной груди. — Света ей мало! Счастье надо от чужих глаз прятать, а не выставлять напоказ. Вот мы с Аркадием всегда жили за плотными шторами, и ничего, тридцать пять лет вместе.
Рядом на диване, вдавленный в подушки, согласно кивнул Аркадий, свёкор. Он вообще редко издавал какие-либо звуки, кроме одобрительного мычания в адрес жены и звуков работающего телевизора.
Игорь, её прекрасный, её любимый муж, вышел из спальни, потягиваясь. Он окинул взглядом мать, отца, а затем виновато улыбнулся Алине.
— Мам, ну что ты опять начинаешь? У Алины прекрасный вкус.
— Вкус! — Тамара Петровна не унималась. — У неё квартира, а не вкус! Двушка в новом доме! А у вас что? Ни кола, ни двора. Скитаетесь по съёмным углам.
Алина похолодела. Она знала, к чему идёт этот разговор. Последние полгода Игорь жаловался на хозяина их съёмной квартиры, на внезапные повышения платы, на то, как тяжело им с родителями и семьёй сестры ютиться в старой «двушке» на окраине.
— Мам, мы же договорились, — Игорь подошёл к матери и заговорил тише, но Алина в звенящей тишине кухни слышала каждое слово. — Погостим и съедем. Просто перекантоваться, пока я вариант не найду. Хозяин — зверь, дал неделю на сборы. Куда нам? На улицу? С ребёнком?
Из-за двери выглянула заплаканная Светлана, сестра Игоря, держа за руку своего сына, восьмилетнего Витю. Витя смотрел на всё это широко раскрытыми, слишком умными для его возраста глазами.
— Алинка, прости нас, — запричитала Светлана, шмыгая носом. — Мы тебе не в тягость будем. Я убирать буду, готовить… Мы тихонечко, в одной комнате. Витечка у нас спокойный.
Алина посмотрела на Игоря. В его глазах плескалась такая мольба, такая любовь и надежда, что её сердце дрогнуло. Он подошёл, обнял её за плечи, уткнулся носом в волосы.
— Родная моя, единственная. Ну войди в положение. Это же моя семья. Я не могу их бросить. Всего на пару месяцев, максимум. Я уже ищу варианты, честно. Я всё решу. Ради нас.
И она сдалась. Растаяла под его напором, под его нежными словами, под тяжестью коллективной вины, которую они так умело на неё взвалили. Что она за жена, если выгонит семью мужа на улицу?
— Хорошо, — выдохнула она. — Конечно, оставайтесь. Места всем хватит.
В этот момент она не видела торжествующего блеска в глазах Тамары Петровны. Не заметила, как облегчённо выдохнула Светлана, тут же перестав плакать. Она видела только счастливое лицо своего мужа. И это казалось ей самым главным.
«Пара месяцев» превратились в кошмар наяву, которому не было видно конца. Квартира Алины, её уютная, светлая крепость, спроектированная и обустроенная ею с такой любовью, превратилась в подобие цыганского табора или привокзальной площади.
Родственники мужа не просто жили у неё. Они её оккупировали.
Тамара Петровна с первого же дня взяла на себя командование кухней. Она выбросила её оливковое масло («отрава заморская!»), заменив его на пахучее подсолнечное с рынка. Закупила гору жирной свинины и начала готовить тяжелые, пропитанные луком и майонезом блюда, запах которых, казалось, въелся в стены навсегда. Все попытки Алины приготовить что-то своё натыкались на снисходительное:
— Ой, ну что ты там опять со своей травой возишься? Мужика надо мясом кормить, а не этой ботвой! Игорь вон совсем отощал с тобой.
Игорь, к слову, молчал и с аппетитом уплетал мамины котлеты.
Свёкор Аркадий прочно занял диван в гостиной. С утра до ночи он смотрел телевизор на максимальной громкости — сначала новости и политические ток-шоу, потом бесконечные сериалы про бандитов. Он раскладывал на журнальном столике газеты, стряхивал пепел в цветочное кашпо и оставлял после себя кружки с недопитым чаем.
Но главным источником хаоса была Светлана. Она оказалась патологически ленивой и неряшливой. Обещания «убирать и готовить» забылись в первый же день. Она часами висела на телефоне, обсуждая с подругами свою «тяжкую долю», разбрасывала по всей квартире свою одежду, оставляла в ванной лужи воды и комки волос. Её комната, которую Алина раньше использовала как кабинет, превратилась в склад грязного белья, косметики и фантиков.
Единственным светлым пятном в этом тёмном царстве был Витя. Мальчик был тихим и на удивление чистоплотным. Он часами сидел в своей комнате, читал книги или рисовал. Иногда он подходил к Алине, когда та оставалась одна на кухне, и тихонько говорил:
— Тётя Алина, а почему бабушка говорит, что вы теперь должны освободить для дяди Игоря большую комнату, а сами переехать в мою?
— Что, Витенька? — переспрашивала Алина, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Она сказала, что муж — глава семьи, и ему нужна самая лучшая комната. А жена должна быть скромнее.
В этот момент в кухню влетала Светлана, отвешивала сыну звонкий подзатыльник и шипела:
— А ну, марш в комнату! Не лезь ко взрослым со своими глупостями! Я тебе сколько раз говорила язык за зубами держать?
Витя, не плача, с каким-то взрослым достоинством потирал затылок и уходил. А Алина оставалась, глядя ему вслед, и чувствовала, как её терпение истончается, превращаясь в тонкую, звенящую нить.
Она пыталась говорить с Игорем. Сначала мягко, потом всё более настойчиво.
— Игорь, послушай, я больше так не могу. Твоя мама хозяйничает на моей кухне. Твой отец превратил гостиную в свой личный кабинет. Света не делает абсолютно ничего, только создаёт беспорядок. Мы так не договаривались.
Игорь вздыхал, тёр переносицу и выдавал одну и ту же заученную мантру:
— Алин, ну потерпи ещё немного. Ну куда они пойдут? На улицу? Это же мои родители. Моя сестра. Ты же знаешь, у Светки жизнь не сложилась, муж бросил, одна с ребёнком…
— Но при чём здесь моя квартира? — взрывалась Алина. — Почему я должна расплачиваться за их неустроенность? Я работаю, прихожу домой и хочу отдохнуть, а не попадать в филиал Курского вокзала!
— Перестань! — повышал он голос. — Не смей так говорить о моей семье! Они простые люди, они не привыкли к твоим… дизайнерским замашкам! Они делают как умеют. Ты должна быть мудрее, ты же женщина.
После таких разговоров он обычно уходил «прогуляться», чтобы «остыть», и возвращался поздно ночью, пахнущий чужими духами и алкоголем. Он ложился на самый краешек кровати и отворачивался к стене. Алина лежала без сна, слушала храп свёкра из гостиной и чувствовала себя бесконечно одинокой в собственном доме.
Её единственной отдушиной были разговоры с подругой Ольгой. Они встречались в кафе после работы, и Алина, захлёбываясь словами, вываливала на неё всё, что накопилось.
Ольга, резкая и прагматичная брюнетка с острым умом, слушала, хмуря брови, и стучала наманикюренными пальцами по столу.
— Алина, ты святая или идиотка? — без обиняков заявила она после очередного рассказа. — Я склоняюсь ко второму. Ты позволила сесть себе на шею и свесить ножки. Они тебя выживают из твоего же дома.
— Но что я могу сделать? Игорь…
— А что Игорь? — перебила Ольга. — Твой Игорь — маменькин сынок и тряпка. Ему удобно. Мама рядом, борщ горячий, а жена-дурочка всё это терпит. Он привёл их, ему и разгребать. Ставь ультиматум: или они, или ты.
— Я не могу… Он скажет, что я не люблю его, не уважаю его семью…
— Да пусть говорит что угодно! — вскипела Ольга. — Ты себя не уважаешь, когда позволяешь вытирать об себя ноги! Они съедят тебя и не подавятся. А он будет стоять и смотреть. Открой глаза, Алина! Это не семья, это стая саранчи!
Алина возвращалась домой после этих разговоров, полная решимости. Она репетировала в голове грозные речи, которые скажет Игорю. Но стоило ей переступить порог и окунуться в привычный хаос, как вся её решимость улетучивалась. Она видела усталое лицо мужа, слышала ворчание свекрови, и ей казалось, что проще потерпеть ещё немного. Ведь он обещал. Он всё решит.
Развязка наступила внезапно и буднично, как это часто бывает с катастрофами. Прошло уже почти четыре месяца. Алина задержалась на работе — сдавали важный проект. Она вошла в квартиру около десяти вечера, уставшая и голодная. В нос ударил густой запах жареной картошки с салом.
В гостиной, как всегда, гремел телевизор. На кухне Тамара Петровна и Светлана пили чай с тортом. Увидев Алину, свекровь даже не повернула головы.
— О, кормилица наша явилась, — процедила она. — Мы уж думали, не придёшь. Ужинать будешь? Хотя тебе наша еда не по нутру, поди опять свою траву жевать станешь.
Алина молча прошла в спальню. Игоря не было. Это стало уже привычным. «Задерживается на встрече», «помогает другу с машиной», «устал, заехал к родителям». Она открыла шкаф, чтобы достать домашнюю одежду, и её взгляд упал на его полку. Она была полупуста. Пропала большая часть его рубашек, джинсы, свитера. Зато на полке сиротливо лежал одинокий носок и старая, выцветшая футболка.
Внутри что-то оборвалось. Она метнулась к комоду. Его ящик с бельём был пуст. Исчез его ноутбук с рабочего стола. Пропал его любимый парфюм с полки в ванной.
Она вышла в коридор, чувствуя, как дрожат ноги. Светлана как раз шла из кухни, доедая на ходу кусок торта.
— Света, а где Игорь? — спросила Алина, и её собственный голос показался ей чужим.
— Как где? — удивилась та, облизывая пальцы. — Уехал.
— Куда уехал?
— Ну… к ней, — Светлана отвела глаза. — К Ленке своей. Он что, тебе не сказал?
Мир накренился и поплыл. Алина прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— К какой… Ленке?
— Ну, к любовнице своей, — с каким-то даже раздражением пояснила Светлана, будто говорила о чём-то само собой разумеющемся. — Он с ней уже год почти. Она его давно к себе звала. Вот, видимо, решился наконец. Сказал, устал от скандалов.
В этот момент из кухни вышла Тамара Петровна. Она смерила Алину тяжёлым, презрительным взглядом.
— Что, допрыгалась, интеллигенция? Довела мужика! Вечно недовольная, вечно с кислой миной. А мужику ласка нужна, уют. Вот он и нашёл себе нормальную женщину. Простую, душевную. Не то что ты, карьеристка бесчувственная.
Алина смотрела на них — на самодовольное лицо свекрови, на безразличие золовки — и не могла произнести ни слова. Воздуха не хватало. Она чувствовала себя так, словно её окунули в чан с грязью, а потом выставили на всеобщее обозрение. Предательство было тотальным, всеобъемлющим. Не только со стороны Игоря. Вся его семья была в курсе. Они жили в её доме, ели её хлеб и за её спиной наблюдали, как рушится её жизнь. Они были соучастниками.
— Так что ты это… не рассчитывай на него больше, — подытожила Тамара Петровна, направляясь в гостиную к мужу и телевизору. — Он теперь новую жизнь строит. А мы уж тут поживём пока. Не выгонишь же ты нас, нелюдь какая. Мы всё-таки родители его, семья.
Она ушла, оставив Алину стоять посреди коридора. Шок начал проходить, уступая место чему-то новому. Холодному, острому и твёрдому, как ледяной осколок в груди. Это была ярость.
Она медленно прошла в свою спальню, закрыла дверь и достала телефон. Первым делом она набрала Ольгу.
— Оля, ты была права, — сказала она в трубку спокойным, почти безжизненным голосом. — Он ушёл к любовнице. А его семья осталась здесь.
— Твою мать! — раздался на том конце провода голос подруги. — Я сейчас приеду!
— Не надо, — остановила её Алина. — Не сейчас. Я позвоню Андрею.
Андрей был её старым университетским другом, а теперь — первоклассным юристом по семейному праву. Он ответил сразу.
— Алинка, привет! Что-то случилось? У тебя голос странный.
Алина, не давая себе времени на слёзы и истерику, чётко и по пунктам изложила ситуацию. Андрей слушал молча, не перебивая.
— Так, — сказал он, когда она закончила. — Первое и главное: успокойся. Ты в своей квартире, которая куплена до брака. Она твоя и только твоя. Никаких прав ни он, ни его родственники на неё не имеют. Это сто процентов.
— Они не уходят, — сказала Алина. — Его мать заявила, что они будут здесь жить.
— Они много чего могут заявлять, — в голосе Андрея появились стальные нотки. — Второе. Ни в какие переговоры с ними не вступай. Ничего не обсуждай. Завтра утром я подготовлю официальное уведомление о выселении. И мы начнём бракоразводный процесс. Третье. Собери все его оставшиеся вещи в мусорные мешки. Все до единой. И выставь за дверь.
— А если они не откроют? Если устроят скандал?
— Тогда ты вызываешь полицию. Участкового. Говоришь, что в твоей квартире находятся посторонние люди, которые отказываются её покидать. Паспорт с пропиской и документы на собственность держи наготове. Алина, слушай меня внимательно. С этой минуты ты — кремень. Никакой жалости. Они перешли черту. Теперь всё будет только по закону. Жёстко и без сантиментов. Ты меня поняла?
— Поняла, — выдохнула Алина. И впервые за последние месяцы почувствовала под ногами твёрдую почву. Ледяной осколок в груди перестал ранить. Он превратился в стержень.
Ночь Алина провела в кресле, не раздеваясь. Она не спала, а сидела в темноте, слушая звуки чужой жизни в её квартире: храп Аркадия, покашливание Тамары Петровны, скрип кровати в комнате Светланы. Она больше не чувствовала боли или унижения. Она чувствовала странное, холодное отстранение, словно смотрела на всё со стороны. Словно готовилась к сложной хирургической операции по удалению злокачественной опухоли.
Утром, когда в квартире началось привычное броуновское движение, она вышла из спальни. Она была одета в строгий брючный костюм, волосы собраны в тугой узел. На её лице не было и тени вчерашней растерянности.
Тамара Петровна, уже гремевшая на кухне сковородкой, окинула её оценивающим взглядом.
— Ишь, вырядилась. На работу свою бежишь? Беги, беги. Работай. А то кто ж нас кормить-то будет.
Алина молча налила себе стакан воды. Её спокойствие, казалось, нервировало свекровь больше, чем могли бы нервировать слёзы или крики.
— Ты что, язык проглотила? — не унималась та. — Или думаешь, мы тут без тебя пропадём? Ничего, Игорёк нам поможет. Он свою семью не бросит.
— Поможет, — ровным голосом согласилась Алина, глядя прямо в глаза Тамаре Петровне. — Он обязательно вам поможет. Найти новое жильё.
В этот момент в коридоре появился Витя. Он был уже одет для школы и держал в руках портфель. Он подошёл к Алине и тихо, чтобы не услышала бабушка, прошептал:
— Тётя Алина, а дядя Игорь вчера по телефону ругался. С той, другой тётей. Он кричал, что она его обманула и что у неё тоже есть дети. Двое. И что они все будут жить в её однокомнатной квартире.
Светлана, выскочившая из ванной, схватила сына за плечо.
— Витька, я тебе!..
Но Алина её остановила. Она положила руку на плечо мальчика и мягко сказала:
— Спасибо, Витя. Ты очень умный мальчик. Иди в школу.
Она посмотрела на опешившую Светлану, на застывшую со сковородкой в руке Тамару Петровну. В их глазах она впервые увидела не наглость, а растерянность. И даже страх.
Алина не стала ничего говорить. Она просто развернулась и вышла из квартиры. На улице её уже ждал Андрей с папкой документов. Битва только начиналась, и Алина знала, что она будет тяжёлой. Но она также знала, что больше никогда не позволит никому превратить её жизнь и её дом в руины. Она шла по улице, вдыхая свежий утренний воздух, и впервые за долгое время чувствовала себя свободной. Впереди её ждал развод, выселение чужих людей и новая жизнь. И где-то на задворках сознания мелькнула мысль: закон бумеранга ещё никто не отменял. И её бумеранг только начал свой полёт.