Тишина. Ледяная. Такая, что в ушах звенит. От всего, что было. От нашего «навсегда». Она попросила развода. Всего одно слово. Шесть букв. А я… я сделал «это».
Помню, как сейчас, её голос. Не крик, нет. Шёпот. Холодный, как февральское стекло.
– Миша… нам нужен развод. Ты же видишь, мы стали чужими…
Стояла на кухне, спиной. Смотрела в окно. Уже темнело. В руке – чашка с чаем. Безоблачно так сказала. Как прогноз погоды: «Завтра дождь». Только этот «дождь» смывал нас. Наши отношения. Все восемь лет. Смех под душем в ванной, поездки на юг, песочные пляжи, ночи, когда не спалось и болтали до рассвета… Всё – под этот шелестящий смертный приговор: «Раз-вод».
Я сидел за столом. Тот самый, дубовый, который мы выбирали вместе, споря о форме ножек. Под пальцами – шероховатость дерева. Реальная. А всё вокруг – плыло. Как в дурном кино.
– Что? – выдавил я. Голос – чужой, хриплый. – Что ты сказала?
Она обернулась. Глаза. Боже, эти глаза… Раньше в них тонул. Цвета моря у скал – глубокие, с золотыми искорками. Сейчас – плоские. Как олово. Ни волны. Ни искры. Только усталость. И… решимость. Холодная, отточенная.
– Ты слышал, Миша. Развод. Я больше не могу. Не хочу. Всё. Конец.
Каждое слово – как нож. Точенный. Без лишних движений. «Не могу». «Не хочу». «Конец». Просто. Жестоко. Как щелчок предохранителя.
– Не можешь что? – голос сорвался. Встал. Стол дрогнул. – Не можешь жить с тем, кто тебя любит?! Кто дышит тобой?! Что я сделал не так? Говори! Накричи! Что угодно! Только не это… не это ледяное «развод»!
Она не отступила. Не дрогнула. Поставила чашку на стол. Тихо. Слишком тихо.
– Всё, Миша. Просто… всё. Любовь кончилась. Ушла. Не ищи виноватых. Их нет. Есть факт. Я ухожу. Мне нужен развод.
«Уходит». Как вода в песок. Бесшумно. Безвозвратно. Одно слово – и рухнул мир. Наш мир. Построенный общими руками, смехом, слезами, ипотекой, мечтами о даче… Развод. Не просто бумажка. Это стирание. Всего. Что было.
И тогда… тогда во мне что-то перемкнуло. Не крик. Не слёзы. Не мольбы. Это было раньше. Сейчас – только тишина. Та самая, ледяная. Но внутри – извержение. Отчаяние? Да. Бессилие? Но сильнее всего – боль. Дикая, рвущая изнутри. Боль от предательства. Предательства нашего «мы». И гнев. Белый, ослепляющий гнев на это слово. На его лёгкость. На её холод.
Она уже повернулась, чтобы выйти. Шаг. Два.
– Подожди – сказал я. Тихо. Спокойно. Слишком спокойно.
Она остановилась. Не оборачиваясь.
– Что?
– Ты сказала своё слово – голос мой был ровным. – Теперь моя очередь. Ты хочешь развода? Хочешь стереть нас? Как старую запись? Хорошо.
Я прошёл мимо неё. В гостиную. К серванту. Тому самому, с хрусталем, который достался от её бабушки. И фотографиями. Кучей фотографий. Наши лица. Улыбки. Поцелуи. Море. Горы. Домашние дурачества. Вся наша жизнь – в этих бумажных квадратиках. За стеклом.
Она вошла следом. Посмотрела. Молча. Наверное, думала – буду рыдать над ними. Вымаливать прощение.
Я открыл сервант. Не спеша. Взял первую попавшуюся рамку. Молодые. Смеемся. У Эйфелевой башни. Помню тот день... Солнце, ветер в лицо, её смех – звонкий, как колокольчик… И её слова: «Мы навсегда, Миша!».
Навсегда.
Я посмотрел на неё. Прямо в эти ставшие чужими глаза.
– Ты просила развода – повторил я. – Ты сказала это слово.
Я поднял рамку выше. Выше головы.
Катя ахнула. Наконец-то – эмоция! Испуг? Непонимание?
– Миша! Что ты?! Стой!
Слишком поздно.
Я разжал пальцы.
Хруст стекла. Треск деревянной рамки. Фотография – лицом вниз на паркет. Улыбающиеся «мы» – под осколками.
Тишина. Опять. Но теперь – тяжёлая. Насыщенная ужасом. Пониманием…
– Ты… сумасшедший… – прошептала она. Глаза – огромные. Не оловянные уже. Живые. Полные ужаса. Но не от сломанной рамки. А от того, что она поняла.
Я не ответил. Прошёл к следующей фотографии. Крупный план. Наши лица слились в поцелуе. Свадьба. Клятвы под дождем. «Пока смерть не разлучит нас…». Смерть не разлучила. Но разлучило одно слово.
Рука снова поднялась.
– Нет! – крикнула она. Бросилась ко мне. – Перестань! Это же память! Наша жизнь!
Я ловко уклонился. Глядя ей прямо в глаза.
– Твоя жизнь теперь – без нас, – бросил я. Холодно. – Ты же сама это выбрала. Словом. «Развод». Ты хочешь стереть нас? Я просто… помогаю. Ускоряю процесс.
И бросил вторую рамку. Ещё один удар стекла о пол. Ещё один щелчок – но уже в её сердце. Я видел это по тому, как она содрогнулась. Как побелела.
– Это безумие… – её голос дрожал. – Остановись…
– Почему? – я взял третью. Пикник. Одеяло, корзинка, я – с гитарой, она – смеется, запрокинув голову. – Ты ведь уже всё решила. Конец нашей истории. Прошлое. Зачем тебе эти… артефакты? Они же мешают двигаться вперёд. Без меня. – Я качнул рамку в руке, будто взвешивая. – Так?
– Ты не имеешь права! – в её голосе прорвалась истерика. Слёзы. Наконец-то. – Это наше! Общее!
– Было общим – поправил я. Спокойно. – Пока ты не произнесла «это» слово. «Развод». Оно перечеркнуло всё. И «наше». И «общее». Оно дало мне право. Сделать это. Убрать прошлое. Чтобы оно не мозолило глаза. Ни тебе. Ни… – я сделал паузу, – ни мне.
Я посмотрел на фотографию в руках. На её смех. На тот солнечный день. На нашу радость. Которая теперь – призрак. Больно. Адски больно. Но и… освобождающе. Я принял её выбор. Полностью. Без остатка.
– Ты хотела развода, Катя, – сказал я, глядя уже не на фото, а на неё. На её заплаканное, перекошенное от ужаса и непонимания лицо. – Ты получила его. Не на бумаге ещё. Но в реальности. Вот он. – Я указал рукой с рамкой на осколки на полу. – Цена твоего слова. Это только начало.
Она замерла. Словно парализованная. Слёзы текли по щекам, но она их не замечала. Смотрела то на меня, то на осколки, то на фотографию в моей руке. Понимание приходило. Жестокое, неотвратимое. Это не просто истерика. Это – ритуал. Уничтожение. Символическое и страшное в своей бесповоротности.
– Что… что ты собираешься делать? – выдохнула она. Голос – тоненькая ниточка.
Я улыбнулся. Без радости. Пусто.
– Что? – повторил я её вопрос. Пальцы сжали деревянную рамку так, что она скрипнула. – Я уже делаю. Плату принимаю. Осколок за осколок. Фотографию за фотографией. За твоё слово, Катя. За твой «развод». Пока не останется… ничего. Ничего, что связывало нас.
И рука с третьей рамкой снова поднялась. Выше. К потолку. Она вскрикнула, закрыв лицо руками. Но не бросилась останавливать. Поняла? Бесполезно. Приняла? Нет. Испугалась? Да. До дрожи.
Я замер. Над бездной. Над осколками нашего прошлого. В руке – ещё один кусок былого счастья, готовый разбиться вдребезги. А дальше? Дальше – следующая. И следующая. Пока сервант не опустеет. Пока пол не покроется слоем стекла и улыбок, навсегда искаженных падением.
Цена одного слова оказалась... выше, чем она могла представить. Гораздо выше. И платить... только начинаем.
Она смотрела на мою руку. На фотографию. На меня. Глаза – огромные, полные слёз и... какого-то нового, леденящего душу осознания. Осознания того, что сделал я. И что предстоит...
Тишина снова сгустилась. Прерываемая только её прерывистым дыханием и... моим собственным, ровным, как у автомата. Я чувствовал тяжесть рамки в руке. Хрупкость стекла. Недолговечность бумажной улыбки под ним. И неотвратимость.
– Ну что, Катя? – спросил я тихо. Почти шёпотом. Но в тишине это прозвучало как выстрел. – Готовься. Это... только первая страница нашего развода. Самая... яркая.
И пальцы разжались...
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍