Марина закрыла ноутбук, потёрла глаза и с усталостью посмотрела в окно. За стеклом — вечерняя Москва: пробки, красные фонари машин, серый декабрь, как будто налитый усталостью. На кухне тикали часы, на столе остывал чай, забытый час назад. А в квартире, несмотря на все включённые батареи, было пусто и холодно.
— Мам, ты в магазин не собиралась? У нас молока нет, — крикнула из своей комнаты Ксюша.
Марина вздрогнула. Ей показалось, что она одна. Впрочем, в какой-то степени так и было. Дочь, хоть и жила с ней, давно перестала быть «рядом». У каждого — своя жизнь, свои двери, закрытые изнутри.
— В холодильнике есть сливки, — устало ответила Марина.
— Сливки — не молоко! Я кофе пью с молоком, ты ж знаешь!
Марина сдержалась. Хотелось напомнить, что ей 26, что она взрослый человек, который вполне может выйти за угол и купить себе хоть корову. Но вместо этого она встала, взяла сумку и тихо сказала:
— Сейчас схожу.
Она не ссорилась с Ксюшей. Просто не хотела больше. Слишком много лет они жили вместе: развод, детство, болезни, школа, институт, первая работа… Всё через неё. А теперь дочь — как соседка по коммуналке. Только требовательная.
Когда Марина возвращалась домой с пакетом молока и апельсинами, у подъезда её окликнул кто-то сзади:
— Осторожно! Скользко!
Она обернулась. Высокий парень лет под тридцать, в куртке нараспашку и с открытой улыбкой. Подхватил сумку, помог перешагнуть. Глаза — светлые, наглые и добрые одновременно.
— Алексей, — представился он.
— Марина, — сдержанно ответила она, чуть растерявшись.
— А я вас, кажется, на конференции видел. По недвижимости?
— Да, я риэлтор.
— Я строитель. Бизнес по ремонту квартир. Если нужен будет кто-то — обращайтесь, — сказал он, протягивая визитку.
Марина взяла карточку, поблагодарила — и ушла. Уже в лифте поймала себя на мысли, что улыбается. А потом — что сердце стучит сильнее обычного. Глупо. Она — взрослая женщина. А он — мальчишка. Ну, почти.
С того вечера всё пошло как-то само собой. Алексей написал в мессенджере, предложил кофе. Потом было ещё одно свидание. Потом прогулка. Потом кино. Он шутил, касался её руки, смотрел в глаза и не делал вид, что он — благотворитель, а она — нуждающаяся в утешении. Он просто был рядом, будто всё между ними — нормально.
Марина никому не рассказывала. Даже подруге Ирине. А уж Ксюше — и подавно. Что скажет? Что подумает? Она и так часто намекала, что маме пора «завести кота», а не искать «вторую весну».
С Алексеем всё было странно и просто. Он не спрашивал про её прошлое, не интересовался, почему одна. Он смеялся над её рабочими историями, приносил кофе на встречу, однажды даже забрал с работы под дождём. Просто так. Без повода.
— Мам, ты куда всё время уходишь? — спросила как-то Ксюша за ужином.
— Работа. Объекты. Ты ж знаешь.
— Ты даже губы красишь иначе. И туфли надела, которые в коробке пылились год. У тебя кто-то появился?
Марина отвела взгляд:
— Нет, не выдумывай.
— Жаль, — неожиданно улыбнулась Ксюша. — А то ты как будто жива стала. Раньше ходила как тень.
После ужина дочь ушла к себе, а Марина долго сидела на кухне с бокалом вина. «Жива», — эхом отозвалось в голове. Да. Она чувствовала себя живой. И это было страшно и сладко.
Всё разрушилось так же внезапно, как началось.
В пятницу вечером Алексей приехал за ней на машине — они собирались поужинать в ресторане. Он припарковался у подъезда, и Марина вышла, накинув пальто. Она не заметила, как за ней вышла Ксюша — выбросить мусор. Их взгляды пересеклись.
Ксюша прищурилась, усмехнулась, подошла к машине и заглянула внутрь:
— Добрый вечер. Вот ты и попалась, мама?
Алексей вышел, улыбнулся, подал руку Марине, но глаза его были настороженные.
— Ты Алексей, верно? — спросила Ксюша.
— Да. Мы знакомы? — задумался мужчина.
— Очень приятно. Ксюша, дочь Марины. А ты… давно с ней встречаешься?
Марина стояла между ними и чувствовала, как горит лицо.
— Мы… познакомились не так давно, — сказал Алексей, отводя взгляд.
— Ясно, — сказала Ксюша. — Удачного вечера, мам.
Она ушла быстро, почти беззвучно.
— Я не знал что у тебя есть дочь? — спросил Алексей, когда они сели в машину.
— Да. Я не хотела… Не знала, как сказать. У нас… сложные отношения. Она взрослая, но живём вместе. Я боялась, что она не поймёт.
— Такое лицо знакомое, — пробормотал он.
— Что?
— Не важно. Может, показалось, — сказал он, и в этот момент Марина впервые почувствовала у него в голосе холод.
Именно с того вечера всё изменилось. Алексей стал отвечать на сообщения позже. Говорил, что завал на работе. Реже предлагал встречи. И на одной из них проговорился, что его пригласили на фотосъёмку интерьеров, где визажисткой была Ксюша.
Он не сказал, что они общались. Но что-то в его лице дёрнулось, когда произнёс её имя.
Марина не спала ночами. Мысли крутились, как белка в колесе. Она никому не рассказывала. Просто ждала. Когда всё либо прояснится, либо… закончится.
Прояснилось в один вечер.
Ксюша пришла домой раньше обычного. Вошла в комнату, не снимая пальто, и сказала:
— Завтра мы с Лёшей едем на выставку. Я думала, ты будешь против, но решила — ты не имеешь права.
— Что? — Марина поднялась со стула, как будто её ударили.
— Ты слышала. Мы с ним — вместе. А ты… ты для него — случайность. Ошибка. Ты ему в матери годишься. Не надо себя унижать.
Марина не ответила. Просто стояла, глядя на дочь, которая улыбалась с каким-то злорадным торжеством.
— И ещё, — добавила Ксюша. — Ты мешаешь. Я хочу чтоб он сюда переехал. Квартира оформлена на меня, ипотеку плачу я. Если ты хочешь сохранить хоть тень уважения, собери вещи и уходи. Ты — лишняя.
Марина ощутила, как земля уходит из-под ног. Будто она всю жизнь строила прочный, пусть и неидеальный, дом — а теперь его просто снесли одним предложением. Не крикнули, не обвинили, а просто… вытолкнули. Холодно, аккуратно. Словно она — пыльный чемодан, который стоит вынести в подъезд.
— Ты не можешь… — прошептала она.
— Могу. И делаю, — Ксюша развела руками. — Я больше не обязана делить с тобой пространство. Это мой дом. Моё личное. А ты вторгаешься.
Марина, не помня себя, прошла в спальню. Села на кровать. Сердце било в висках, руки дрожали. Слез не было — они застряли где-то глубоко внутри. Вместо этого пришло странное, притуплённое ощущение: будто она давно умерла, а сейчас ей просто объявили дату похорон.
Через час она собрала чемодан. Аккуратно, без истерик. Вещи — в пакеты, документы — в сумку. Остановилась только у старого фотоальбома. Там — Ксюша в пелёнках, в первый класс, выпускной, море, театр, выпускной в университете… Улыбки. Радость. Иллюзия, что всё это — любовь.
Она закрыла альбом и не взяла его с собой.
Вечером она стояла на улице, у подъезда, с чемоданом и непониманием в глазах. Было сыро, холодно, начинался мелкий снег. Под фонарём кружились редкие снежинки, прилипая к ресницам. Она стояла и не знала — куда.
Позвонить Ирине? Сказать, что её выставила из дома собственная дочь? Она не могла.
Она сняла комнату на окраине. Маленькая, с кроватью, столом и запахом пыли. Владелица — тётка в халате и с бигуди, с подозрительным взглядом. Но Марине было всё равно. Она спала одетой, с телефоном под подушкой, просыпаясь каждый час.
Иногда по ночам она смотрела в потолок и шептала: «Ты не виновата. Ты не виновата…» Но не верила.
На четвёртый день позвонил Алексей.
— Я был у вас… дома. Тебя не было.
— Меня и не будет, — ответила Марина. — Меня выгнали.
Молчание в трубке было долгим.
— Ксюша?
— А ты как думал?
— Я… я не знаю, как так получилось. Серьёзно. Мы встретились случайно. В фотостудии. Ещё до тебя. Сперва я думал показалось.
— А потом ты просто решил… что моложе — лучше?
— Нет! — вспыхнул он. — Всё не так. Она сама проявила инициативу. Я был в шоке, когда узнал, что вы родственницы. Хотел тебе всё сказать, но… струсил. А потом закрутилось. Я просто не знал, как поступить.
— А теперь?
— Теперь знаю.
Они встретились в том же кафе. Марина пришла без макияжа, в простом пальто, с пустыми глазами. Алексей смотрел на неё с болью и виной.
— Я не с Ксюшей, — начал он. — Всё закончилось. Я просто… я дурак. Я позволил ситуации управлять мной. Но я не мог перестать думать о тебе.
— Поздно, — тихо сказала Марина. — Всё сгорело.
Он взял её за руку.
— Не сгорело. Просто больно. Но это не конец.
Она долго смотрела на их переплетённые пальцы. Потом отвела взгляд.
— Ты понимаешь, что будет, если мы будем вместе? Ксюша нас не простит.
— А ты готова всю жизнь жить ради её одобрения?
Несколько дней Марина металась. Жила на автомате. На работе делала ошибки, забыла о встрече с клиентами, однажды ушла, не выключив ноутбук. Внутри всё горело.
На восьмой день она написала Алексею: «Если ты не передумал — приходи».
Он пришёл с букетом, который она не взяла.
— Брось, я не девочка. Не надо цветов. Только правду.
— Правда в том, что я хочу быть с тобой. Без оглядки. Без игры. Без лжи.
Она долго молчала. Потом сказала:
— Я не знаю, простила ли тебя. Но я больше не хочу быть одна.
Они начали жить вместе — в той же комнате на окраине. Без удобств, с одной плиткой, старым холодильником и скрипучей кроватью. Но были вдвоём. Готовили макароны, ели с одной тарелки, смеялись.
Иногда она просыпалась ночью от кошмаров — будто Ксюша стоит над ней с криком: «Ты мне всё разрушила!» Алексей обнимал, гладил по голове, шептал: «Я рядом».
Однажды Ксюша всё-таки позвонила. Голос был холодный:
— Передай, чтоб он больше не писал. И чтоб не приходил к дому. Ты всё равно останешься одна. Он не с тобой. Он с твоим возрастом играться захотел, но быстро надоест.
Марина не ответила. Стерла номер. Заблокировала. Впервые за многие месяцы она почувствовала себя не слабой — сильной.
Не злой. А свободной.
Но судьба решила сыграть иначе.
Однажды, возвращаясь с работы, Марина увидела Алексея, сидящего на скамейке у подъезда. Лицо — бледное, губы сжаты. В руках — телефон. Она подошла и поняла всё без слов.
— Что? — выдохнула она.
Он показал экран. Там было сообщение от Ксюши.
«Жаль, что ты выбрал её. Но знаешь — она не всегда была такой, как ангел. Она не сказала тебе, почему отец ушёл, да?»
У Марины закружилась голова. Она схватилась за перила.
— Прости… Я не знал, как тебе показать, — сказал Алексей.
Марина села рядом. Смотрела вперёд. Молчала.
— Ты правда… что-то скрывала?
Она посмотрела ему в глаза.
— Хочешь знать?
Он кивнул.
Она рассказала. Что не всегда выглядела как с картинки. Как её муж ушёл к любовнице, оставив с двухлетней Ксюшей на руках. Как она билась за алименты, ночами работала, а днём сидела с больным ребёнком. Как на суде бывший заявил, что «такую женщину никто не захочет» — и Ксюша это слышала. Как она прятала слёзы, чтобы дочь не выросла в страхе. Как отказалась от личной жизни, потому что каждый новый мужчина был «лишним» в их семье. И как однажды просто замкнулась — чтобы не разрушить всё то, что ещё держалось на честном слове.
— А теперь она считает, что я должна уйти. Чтобы ей не мешать.
Алексей долго молчал. Потом обнял её.
— Ты никому ничего не должна. Ни ей. Ни мне. Ни себе двадцатилетней давности. Просто живи.
Эти слова будто отперли дверь, которая много лет скрипела под замком. Простое «живи» оказалось сильнее всех упрёков, всех «мама, ты мешаешь» и всех забытых «я тебя люблю». Марина вцепилась в его куртку, уткнулась лбом в плечо и позволила себе впервые за долгое время — расплакаться. Не от боли. От облегчения.
Они переехали. Алексей настоял — сняли небольшую, но уютную двухкомнатную квартиру ближе к центру, рядом с метро. Марина сперва сопротивлялась — «зачем нам дорогое жильё, я не девочка, мне и на окраине хорошо» — но потом сдалась. Просто потому, что устала от компромиссов. Хотелось тишины. И новых стен, в которых не отзовутся крики дочери и звон фотоальбомов, падающих с полки.
Они обустраивали всё вместе. Алексей предложил ей выбрать шторы. Потом — лампу для чтения. Потом кухонный гарнитур. Он не навязывался, не контролировал, просто был рядом — тихо, надёжно, терпеливо. Словно цемент под её трещинами.
Спустя месяц на почту Марины пришло письмо: «Вы зарегистрированы в качестве созаёмщика по ипотечному договору №…». Она перечитала несколько раз. Рука задрожала. Именно тот договор — квартира, которую они с Ксюшей оформляли вместе.
Оказалось, Ксюша решила переоформить кредит. В справке о созаёмщиках числилась и она, и Марина. Хотя та давно не платила — всё тянула дочь. Но формально — подпись стояла.
Марина хотела позвонить, выяснить, зачем ей снова втягиваться в старые долги. Но Алексей остановил:
— Не надо. Это её способ удержать. Связать тебя снова. Ты же знаешь, она не отпустила — просто отодвинула.
— А если банк подаст в суд? — тревожно спросила она.
— Мы справимся. Главное — не возвращайся туда ни мыслями, ни словами. Она не заслужила.
Через пару недель Ксюша появилась у её работы. Стояла внизу, у парковки. Молодая, красивая, уверенная. Как будто и не было той сцены в коридоре, ни унизительных слов, ни слёз. Просто стояла и курила.
— Мам, поговорим?
Марина сжалась внутри, но кивнула. Они прошли в ближайший двор, сели на лавку.
— Я была зла, — начала Ксюша. — Я… ревновала. Понимаешь?
— К мужчине, который встречался с твоей матерью? — уточнила Марина, не пряча иронии.
— Не только к нему. К тебе. Ты вдруг стала живой. Красивой. Ты вернулась. Я не была к этому готова.
Марина молчала. Она слушала, как дочь говорит — красивыми, выверенными словами. Но между ними — пустота.
— Я не прощу, — наконец ответила она. — Не сейчас. Может, когда-нибудь. Но ты должна понять: ты разрушила то, что мы строили годами. Просто выкинула меня, как мусор. Только потому, что тебе не понравилось, с кем я пью кофе.
Ксюша отвела взгляд.
— Я всё равно тебя люблю, — тихо сказала она.
— А я — себя. И это впервые за много лет.
Они расстались без поцелуев и без объятий. Словно две соседки, которым больше не по пути.
И это было правильно.
Прошло три месяца.
Весна. Всё таяло, капало, цвело. Марина подстриглась. Сменила очки на линзы. Подала заявку на повышение. Снялась в рекламной съёмке для агентства. Смеялась, когда визажист спросила:
— Вам правда 44? Не верю!
— Я тоже раньше не верила, — ответила она и впервые не почувствовала боли от своего возраста.
Алексей продолжал быть рядом. Он не требовал, не уговаривал, не лез в душу. Он просто любил. Тихо. По-настоящему.
Иногда они лежали вечером на диване, он гладил её волосы, и она думала: «Так, наверное, и выглядит счастье. Без фейерверков. Без драмы. Просто тепло. Просто покой».
Однажды Марина всё же встретила Ксюшу. В торговом центре. Случайно. Та шла под руку с каким-то парнем, смеялась, была красива. Их взгляды пересеклись.
Ксюша кивнула. Без улыбки. Без слов.
И Марина… не остановилась. Не подошла. Не расплакалась. Просто пошла дальше.
Вечером она рассказывала об этом Алексею.
— Ты не чувствуешь себя предателем? — спросил он.
— Нет, — ответила она. — Я чувствую себя человеком. Который наконец выбрал себя. Это, наверное, самый трудный выбор. Но самый важный.
Марина перестала ждать писем от дочери. Перестала проверять соцсети, надеясь на лайк под старым фото. Перестала сжиматься, когда видела её имя в списке контактов.
Память не стёрлась. Но перестала жечь.
Теперь она знала: семья — это не всегда родство. И любовь — это не всегда про жертву. Иногда, чтобы стать счастливой, нужно принять самое страшное: ты никому не обязана быть удобной. Ни дочери. Ни обществу. Ни себе прежней. Только себе настоящей.