Нечто замерло. Не просто остановилось. Замолкло. Как зверь, уставший после долгой погони. А перед ним… Она. Башня. Чёрный коготь, вонзенный в самое горло багрового неба. Выше самых высоких скал их прежнего мира. Выше облаков, которые клубились у её середины, как рваные бинты. Трещины зияли по её граням, сочась фиолетовым светом – холодным, чужим, как взгляд мертвеца. У подножия – хаос. Обломки чего-то, что могло быть каменными цветами невероятных размеров. И среди них… шевелились. Тени. Неясные, скользящие.
– Это не место для живых, – прохрипел Скер. Его пальцы, окровавленные, с ногтями, сломанными о камни, сжали древнюю кость – его Палку. – Но обратной дороги… нет. Ни для кого.
Их оставалось пятеро. Пять теней, выживших в лабиринтах, пекле и тлене. Лину они оставили в прохладной (относительно) темноте Зала Провианта, завернув в ткань. Они вылезли через ту же предательскую щель в обшивке Нечто. Песок под ногами… хрустел. Отвратительно. Как будто ступаешь по крошащимся костям гигантов. Воздух вонял озоном – резким, чистым, нездешним – и сладковатой гнилью сарн, чьи остатки валялись повсюду, словно принесенные этим проклятым ветром.
СХВАТКА: КРЫЛЬЯ И ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Первый удар пришел не с земли. Сверху. Из фиолетовой дымки, окутывавшей Башню.
Тени спикировали. Не птицы. Не летучие грызуны. Чёрные, угловатые силуэты с крыльями, похожими на пробитые, грязные паруса. Хвосты – хлысты, заканчивающиеся пиками. Длинными, тонкими, смертельно острыми. Как иглы древних мургов, но из чёрного стекла.
– ВНИЗ! – рявкнул Толик, бросаясь на песок.
Вейр замешкался. На миг. Достаточно. Пика одного из Стражей пронзила его плечо насквозь. Ни крика. Ни стона. Вейр замер. Прямо. Как статуя. Потом… медленно повернул голову. Его глаза… потемнели. Стали чёрными, бездонными, словно в них вылили смолу. Лицо – каменная маска. Он развернулся и со всей силы ударил кулаком в лицо Скера, стоявшего ближе всех.
– ОН НЕ СВОЙ! – заорал кто-то из бойцов сзади, молодой Дарк.
Но было поздно. Вейр, движимый чужой волей, с механической точностью набросился на Дарка. Сильные пальцы впились в горло. Дарк забился, синея, пытаясь вырваться. И тогда Вейр выхватил из-за пояса короткий клинок – свой же нож – и провёл им по горлу Дарка. Широко. Глубоко. Без тени содрогания.
Бой превратился в кромешный ад. Крылатые Стражи кружили, как стервятники, их пики вонзались в плоть. И каждый поражённый… замирал. Чернели глаза. И обращался против своих. Двое бойцов, раненные в ногу пиками, уже не разбирая своих, вцепились друг другу в глотки, катаясь по зловонному песку, душа противника с дикой, нечеловеческой силой. Скер, с окровавленным лицом, рванул к ним. Его Палка взметнулась – два точных, страшных удара. Головы отлетели. Мясорубка.
– НАЗАД! К НЕЧТО! – орал Толик, отбиваясь костью от твари, чьи стеклянные зубы впились ему в плечо. Боль резанула, горячая и острая.
Они побежали. Тащили за собой еще одного раненого, чья рука висела плетью. Бежали к спасительной щели. Один, самый молодой, споткнулся у самого входа. Страж спикировал, как чёрная молния. Когтистые лапы впились в плечи. Ещё один – схватил за голову. И взмыл вверх, унося жертву в фиолетовую мглу Башни. На песке остался лишь крик, оборвавшийся на полуслове, да длинный кровавый след.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО: ШЁПОТ В ТЕМНОТЕ
Внутри Зала Провианта было тихо. Слишком тихо. Только тяжёлое, хриплое дыхание Скера. И гул Нечто, ставший глуше, но не исчезнувший. Их осталось… двое. Толик, прижимавший окровавленное плечо. И Скер.
Скер опустился на колени. Не от усталости. Как будто молился. Его лицо было изрезано царапинами от песка и когтей. Но глаза… Огонь в них был странным. Незнакомым. Горячим и… пустым одновременно.
– Прости, брат, – прошептал он. Голос был его. Но интонация… чужая. Плоская. Он достал из-за пояса кинжал. Короткий, с зазубренным лезвием. Знакомый.
Толик отпрыгнул назад, сердце колотилось как бешеное. В голове пронеслось: «Пика! Его тоже ранили! В спину? В руку? Когда?!». «Никому. Никому нельзя верить. Никому». Он сжал свою кость, готовясь к последней схватке.
Но удар не последовал. Не потому, что Скер передумал.
В этот миг Нечто вздрогнуло. Не просто задрожало. Взревело. Стены вокруг них завибрировали с такой силой, что по воздуху пробежали искры статики. Пыль поднялась столбом. Скер замер, кинжал занесённый над грудью Толика. Его лицо… исказилось. На миг в глазах мелькнуло знакомое – боль, ужас, осознание. И… облегчение? Глубокое, страшное облегчение.
Толик понял. Скер хотел убить его. Не потому что предал. Потому что уже не был собой. И знал это. И пытался остановить себя. Пока мог. Пока Нечто не тронулось снова. Этот удар… он был бы милосердием.
ПАДЕНИЕ: ТЬМА И ХРИПЛЫЙ ГОЛОС
Когда Нечто рвануло вперёд, Толик не сопротивлялся. Силы кончились. Воля иссякла. Пустота.
Зачем? – пронеслось в голове. Если даже братья становятся врагами? Если само Нечто – лишь клетка в чужой игре?
Он отпустил выступ, за который цеплялся. Ветер – не ураган, а могучий, горячий поток – подхватил его и понёс вглубь. В лабиринт тёмных коридоров, куда они не заглядывали. Стены здесь пульсировали. Ровно. Мощно. Как огромное сердце. Или ловушка.
Падая в темноту, он видел вспышки:
— Вейр, улыбающийся своей каменной улыбкой сквозь маску крови.
— Лину, её бледные губы шепчут: «Кристалл… смотри… в кристалл…»
— И небо за прозрачной стеной, разрываемое на кроваво-фиолетовые полосы.
Потом – удар. Жёсткий. Оглушающий. Тьма. Густая и сладкая.
И… хватка. Чья-то рука. Сильная. Горячая. Цепкая. Схватила его за запястье. Вырвала из объятий падения.
ВОЗВРАЩЕНИЕ: ТЕНЬ ИЗ ПРОШЛОГО
Когда мир перестал вращаться, а дрожь Нечто сменилась привычным гулом, Толик лежал на полу. В кулаке, судорожно сжатом, – кристалл мурга Лины. Он был липким от крови. Его. Или чужой? Не важно.
Над ним склонился силуэт. Смутный в полутьме. Запах… знакомый. Пыль, пот, боль. И что-то ещё. Глубокая, старая гниль.
– Ты… дышишь? – прохрипел голос. Хриплый. Изношенный. Но… до боли знакомый. Знакомый до слёз.
Толик заставил глаза сфокусироваться.
Колька.
Он был прижат к стене огромным обломком… чего? Части обшивки? Камня? Непонятного тёмного сплава. Его нога… была зажата под ним по колено. И всё ниже колена… почернело. Кожа лопнула, обнажая тёмную, сочащуюся плоть. Запах тления исходил именно оттуда.
– Я… ждал, брат, – прошептал Колька, его пальцы впились в руку Толика с силой утопающего. Глаза горели лихорадочным блеском в грязном, осунувшемся лице. – Знал… не бросишь. Чую… дойдёшь. Обязательно… найдёшь. – Он кашлянул, и в кашле слышался хрип смерти. Но в глазах – только надежда. Упрямая. Животная.
Толик молча встал на колени. Кость отбросил. Взялся за край обломка. Металл (или камень?) был холодным, неподатливым. Он уперся ногами, напряг спину. Сухожилия горели огнём, мышцы рвались. С тихим скрежетом, миллиметр за миллиметром, камень поддался. Колька выдернул ногу с тихим стоном. Она была безжизненной, чёрной палкой. Но он был свободен.
Опираясь на плечо Толика, он встал. Шатко. Как новорождённый флюр. Его взгляд упал на ближайшую трещину в стене, за которой виднелся свет. Не фиолетовый. Золотой.
– Где… мы? – выдохнул Колька, щурясь.
ЗАКАТ: ПОЛЯ И ВЕЧНАЯ
Они выбрались. Вылезли через новый пролом, пробитый при последнем рывке Нечто. И замерли.
Дыхание перехватило.
Нечто стояло… у края поля. Их поля. Поля сарн. Высоких, волокнистых стеблей, колышущихся под ласковым (Ласковым! После стольких кругов ада!) ветром. Шёпот колосьев был музыкой. Знакомой. Родной. Солнце клонилось к горизонту, заливая всё золотом и багрянцем. Чуть поодаль, у подножия знакомого холма… Селение. Мириады земляных нор, вросших в склон, как всегда. Тень гигантского каменного ствола ложилась длинной и прохладной.
И там. У самого края поля. Стояла Она.
Королева-Мать. Длинные седые волосы, сплетённые с гибкими веточками крумов, развевались на ветру. Её стан был прямым, как копьё. Она подняла руку – жест, полный власти и ожидания. И несколько земледельцев, бросились к подножию Нечто. Туда, где на белую, теперь потрёпанную обшивку, сыпалось… Провиант. Сарны. Крумы с их небесно-голубыми плодами. Даже пара мелких, живых флюров, мычащих от страха. Всё это падало из каких-то щелей в Нечто, как дар. Как плата? Как возврат?
– Они… знали, – прохрипел Колька, опираясь на брата, его голос дрожал. – Ждали… возвращения. Знать ведали…
Толик не ответил. Он поднял руку. В ней пульсировал кристалл мурга. Он ловил лучи заходящего солнца, и внутри его глубины… мерцало. Не карта. Не узор. Лицо. Лицо Королевы-Матери. Увиденное словно сквозь толщу воды. И на нём… улыбка. Тёплая. Грустная. И… слёзы. Слёзы, стекающие по древним морщинам.
ЭПОХА? ИЛИ ПАУЗА?
Когда первые бойцы селения, осторожные, с копьями наготове, подбежали к подножию Нечто, Толик и Колька стояли у пролома. Спинами к закату. Два силуэта на фоне ослепительного света уходящего солнца. Два выживших.
– Вы… одни? – спросил старейшина, его взгляд скользнул по пустому пространству за их спинами, по их израненным телам, по чёрной, мёртвой ноге Кольки.
Толик кивнул. Один раз. Твёрдо. В его глазах, отражающих пламя заката, не было сомнения. Не было страха. Была… усталость. Глубокая. Каменная. И знание.
Потому что в тот самый миг, когда Нечто замерло у родных полей, когда запах сарн ударил в ноздри, а не смрада тления, он понял:
Великая Ночь отступила.
Время Потопа ушло в песок.
Цикл завершил свой круг.
Но Башня осталась. Где-то там. В иных мирах. В иных безднах. И её фиолетовый свет всё ещё сочился в его памяти. А кристалл в руке пульсировал, напоминая о слезах на лице Вечной. О слезах радости? Или предупреждения?
Эпоха Возрождения начиналась. Или лишь передышка перед новым витком Вечного Круга?