Загадочная фигура первой любви Петра I
Стоит только представить: ночь, Немецкая слобода укутана в таинственный полумрак, шёпот за окнами —
— Это она… Анна Монс…
Такая ли уж простушка — или умела затмить столичных красавиц?
Имя её словно разлитое вино — вскипает, захватывает. Почему? Да потому, что она стала первой большой любовью Петра — мальчишки-царя, будущего великого императора, который в свои семнадцать был не менее загадочен, чем она сама.
Обычно – короны, титулы, портреты в золочёных рамах… А тут — просто девушка, дочка иностранца, ещё и не из высшего света!
Как такое случилось на фоне кремлёвских интриг и боярских домостроев? Почему её образ, лишённый даже портрета, тревожит умы три века спустя?..
Происхождение и детство Анны Монс
В самом сердце Немецкой слободы — Москвы конца XVII века — стоял дом Монсов. Иоганн Монс, отец Анны, был вовсе не ювелиром, как ошибочно полагают некоторые досужие комментаторы, а виноторговцем — честным западным купцом.
Его лавка пропахла сырой древесиной и дорогим, терпким вином, его дом был наполнен немецкими песнями, переливами смеха и строжайшей материнской моралью — всё по католическим обычаям. Братья, сёстры, смотрящие в будущее иначе, чем московские соседи.
Анна выросла в этой атмосфере межкультурности, шумной, свободной и упрямой. Она знала, как отвечать на вопрос с дерзкой интонацией и смотрела в глаза взрослым, не опуская взгляд в пол, как подобало в старорусских палатах.
Рассказывали: Монсов дом был совсем не роскошным — но люди в нём всегда были разные, шумные, со своими историями и мечтами о дальних землях…
Разве такую не заметишь?
Судьбоносное знакомство с Петром Алексеевичем
История будто шепчет через века: февральский вечер, царь Петруша идёт к старому другу — Францу Лефорту, капитану, наставнику, с которым делятся тайнами и винами.
Барон, улыбаясь, подталкивает Петра в этот вихрь немецкой жизни:
— Вон Анна, дочка Монса, не робей — посмотри на неё…
Анна — чуть младше самого Петра, около двадцати, он — только-только повзрослевший царь, чужой и свой между двумя культурами. В ней нет столичной пыльной манерности, зато есть лёгкость, смех, живой взгляд.
И всё. И зацепил.
— Вам не надоело жить скучно? — смеётся Анна.
В глазах царя искры — он давно такого не видел дома. Притяжение, мгновенное, никуда не деть. Всё остальное — уже детали…
Как простушка стала первой любовницей царя
Петру наскучили московские обычаи: косынки, тёмные хоромы, вечная строгость. Его молодая жена Евдокия Лопухина — добра, покорна, но чересчур предсказуема…
Анна же — будто воздух свежий после грозы. Она не боится голосов, не выказывает рабской учтивости, не отводит глаз — воплощённый вызов старому укладу.
Дом Монсов — это европейская мини-страна с разговорами о модах, винах, музыке и политике… Споры, игры, танцы. И в этом новом мире Пётр чувствует себя не царём, а просто человеком.
— Какая девушка! — удивлялись те, кто встречал Анну впервые.
Анна — другой воздух Москвы. И даже если бы бояре и матушки срывались на крик, царь был увлечён по-настоящему.
Любовь случается внезапно — в этом оба виноваты.
Долгие годы отношений и влияние на Петра Великого
Двенадцать лет — столько длилась эта связка судеб. Не просто связь тайных визитов, но и разговоров о жизни, о будущем, о том, какой должна стать Россия.
Анна Монс в эти годы не раз становилась настоящей тенью Петра, частью его нового, европейского мира. Она позволяла ему быть собой, не царём, а человеком с желаниями и мечтами.
Пётр всерьёз думал — а не развестись ли с Евдокией и не сделать ли Анну супругой? Но… мать, строгий двор, боярские страхи. Царь не мог переступить через традицию — ещё не тогда.
Анна ждала и надеялась, но — царский выбор всегда труднее простого человеческого.
Тени измены и падение фаворитки
Но даже сказки не длятся вечно...
Анна — женщина страстная, глубокая, с амбициями. Краем уха Пётр слышит слухи: саксонский дипломат Кёнигсмарк увивается за Анной, она отвечает на письма. Разумеется, ревность. Разумеется, скандал.
Пётр в ярости:
— И ты, Анна?..
Любовь уступила место подозрению. Домашний арест, упрёки, слёзы ночами.
Хроники утверждают: Анна кается письменно, историки до сих пор находят письма, хранящие эту драму.
И драма, конечно, была настоящей…
Новые отношения и завершение романа
Жизнь не замерла.
Пётр понял: отпустить — значит всё закончить красиво, но честно.
В жизнь Анны приходит новый посланник — прусский, важный, в меру светский — Вильгельм Кейзерлинг.
Пётр дает согласие на этот брак — шумный когда-то роман теперь завершался почти формально, простым разрешением.
Свадьба прошла сдержанно, без особых празднеств — уже никто не ждал чудес.
Но счастья не получилось. Кейзерлинг быстро умер, Анна осталась одна. Болезнь, уныние, одиночество.
В 1714 году Анна Монс умирает в возрасте около сорока лет. Этот рубеж — почти незаметный для громких летописей, но для памяти — вечный символ завершения эпохи.
Мифы вокруг Анны Монс и реальная судьба
Потом началось самое интересное — мифы, слухи, путаница.
Кто-то приписал Анне судьбу Марии Гамильтон — будто Пётр отдал её палачу за измену (это ложь!).
Кто-то утверждает — мол, она вернулась к Петру в последние месяцы. Но нет: как тихо исчезла — так и погасла.
Портреты её не сохранились — быть может, намеренно: новая Россия не спешила брать прошлое в новые залы. Не ценили любовниц?.. Ценили меньше, чем жен, но иногда говорили о них больше!
Художники, писатели, историки три столетия лепят из Анны то ангела, то беса. Правда — где-то между строк переписки, забытым письмом, обрывком семейной хроники.
Но образ не исчезает…
Как простушка из Немецкой слободы стала первой и единственной большой любовью Петра I
Так в чём секрет, спросите вы?
Выйти из заштатной Немецкой слободы и стать не просто любовницей, а первой — навсегда! — женщиной в сердце великого царя.
Анна Монс не вела войск, не творила законов, не была даже знатна — но именно она, простая виноторговская дочь, изменила сам воздух вокруг Петра.
Без Анны, пожалуй, не было бы того Петра, который поверил в Европу и собственное право на выбор.
Любовь — штука своевольная… Цари ломают судьбы, но и их судьбы порой зависят от простой, живой девушки, которая умеет смотреть в глаза.
Чёрт возьми, иногда история творится не там, где сверкают мечи. Часто она начинается дома — в шумном доме, пахнущем западным вином…