Объявление попалось мне совершенно случайно, когда я листала интернет в поисках жилья. После развода оставаться в нашей с Игорем квартире было невыносимо — каждый угол напоминал о прошлом. Денег на съём хорошей квартиры не хватало, поэтому приходилось рассматривать варианты попроще.
— Сдаю комнату в коммуналке, недорого, — прочитала я вслух. — Хозяйка пожилая, тихая. Район спокойный.
Номер телефона я набрала не раздумывая. Голос в трубке оказался приятным, бабушка говорила медленно, но чётко:
— Проходите завтра после обеда, посмотрите. Адрес записывайте — улица Садовая, дом пятнадцать, квартира двадцать три. Меня Антониной Сергеевной зовут.
На следующий день я стояла перед старой пятиэтажкой, разглядывая облупившуюся краску на подъездной двери. Поднявшись на третий этаж, нажала звонок. Дверь открыла худенькая бабушка в вязаной кофте, с аккуратно уложенными седыми волосами.
— Вы по объявлению? Проходите, милая, не стесняйтесь.
Квартира оказалась старой, но чистой. Пахло лавандой и свежевыпеченными пирожками. Антонина Сергеевна провела меня по длинному коридору, показывая кухню и ванную.
— А вот и ваша комната будет, — сказала она, открывая дверь. — Мебель вся есть, только постельное бельё своё привозите.
Комната была небольшой, но уютной. Старый диван, письменный стол, шкаф, тумбочка. Всё добротное, хоть и не новое. Я уже собиралась сказать, что беру, когда взгляд упал на стену напротив окна. Там висел портрет женщины лет тридцати пяти, написанный маслом. Красивое лицо, волнистые каштановые волосы, добрые карие глаза. Сердце у меня ёкнуло — женщина на портрете была поразительно похожа на мою маму.
— Красивая картина, — проговорила я, стараясь унять дрожь в голосе.
— Да, это моя дочь Лидочка, — вздохнула Антонина Сергеевна. — Давно уже её нет с нами. Художник хороший рисовал, ещё при жизни. Я везде её портреты развесила, чтобы не забывать.
Меня будто током ударило. Лидочка. Мою маму тоже звали Лидия.
— А можно поинтересоваться, что с ней случилось? — осторожно спросила я.
Бабушка присела на край дивана, потёрла виски усталыми пальцами:
— Авария была. Тридцать лет назад, представьте себе. Ехала с работы домой, а пьяный водитель на встречку выскочил. Лидочке всего тридцать шесть было, дочка маленькая осталась.
У меня перехватило дыхание. Мама погибла в аварии тридцать лет назад, мне тогда было восемь лет. И возраст совпадает — тридцать шесть лет.
— Внучку растить пришлось одной, — продолжала Антонина Сергеевна. — Девочка хорошая была, только потом куда-то пропала. Выросла, замуж вышла и словно в воду канула. Ни писем, ни звонков. Может, обиделась на что, не знаю.
Руки у меня дрожали так сильно, что пришлось сжать их в кулаки. Неужели это возможно? Неужели я нашла свою бабушку?
— Антонина Сергеевна, а как дочь вашу звали полностью? И девочку как?
— Лидия Андреевна Соколова. А внучку Светочкой. Светлана, значит. Хорошее имя, светлое.
Меня зовут Светлана. Мамины документы я помню наизусть — Лидия Андреевна. Фамилия у неё была Соколова, пока замуж не вышла.
— Вы не поверите, — прошептала я, опускаясь на стул. — Но, кажется, Светочка — это я.
Антонина Сергеевна замерла, уставившись на меня широко открытыми глазами:
— Что вы говорите такое? Как это может быть?
— Мою маму звали Лидия Андреевна Соколова. Она погибла в аварии тридцать лет назад. Мне было восемь лет. После похорон папа сказал, что родственников у мамы не осталось, и мы переехали в другой город.
Бабушка побледнела, схватилась за сердце:
— Господи боже мой... Неужели это правда? Светочка, ты ли это?
— Покажите фотографии мамы, — попросила я дрожащим голосом. — Тогда точно поймём.
Антонина Сергеевна кинулась к комоду, достала потрёпанный альбом. Дрожащими пальцами перелистывала страницы, пока не нашла нужную фотографию. Протянула мне альбом, и я увидела маму. Совсем молодую, смеющуюся, держащую на руках девочку лет пяти. Эту фотографию я помнила — она висела у нас дома в рамочке.
— Это я, — прошептала я, показывая на девочку. — А вот мама. Точно такая же фотография была у нас дома.
Антонина Сергеевна заплакала. Слёзы текли по морщинистым щекам, а она всё повторяла:
— Внученька моя, родная моя... Как же я тебя искала, как ждала...
Я тоже не смогла сдержать слёз. Обняла бабушку, и мы сидели, плача и не в силах поверить в произошедшее.
— Расскажи, как жила, деточка, — попросила она, когда мы немного успокоились. — Где пропадала столько лет?
— Папа сказал, что у мамы родственников нет. Мы переехали в Томск, жили там. Я выросла, училась, работала. Замуж вышла, но недавно развелась. Вот и решила сменить обстановку, вернуться в родной город.
— А отец твой где? Почему не приехал на похороны?
— Говорил, что работа не отпускает. Что мамины родители давно умерли, а других родственников нет. Я ему верила, была же маленькая.
Антонина Сергеевна покачала головой:
— Лидочку всю жизнь искала какая-то женщина. Звонила, говорила, что дочь её. Но Лидия отвечала, что родители у неё есть, живы-здоровы. А та женщина всё твердила: мол, в роддоме подмену сделали. Лида не верила, конечно. Думала, мошенница какая-то.
— Что за женщина?
— Не помню уже имени. Только помню, плакала в трубку, просила хоть раз встретиться. Лидочка боялась, что обманут. В те времена много было разных авантюристов.
Мы просидели весь вечер, рассматривая фотографии и рассказывая друг другу о прожитых годах. Бабушка показывала мамины детские вещи, которые бережно хранила, школьные дневники, письма от подруг.
— А ты на маму очень похожа, — говорила она, не сводя с меня глаз. — Та же улыбка, те же глаза. Только волосы светлее, это в папу, наверное.
— Расскажите мне о маме, — попросила я. — Я так мало о ней знаю.
— Девочка была золотая. Училась отлично, помогала по дому, никогда не грубила. Мечтала стать учительницей, детей любила. В институт поступила легко, на филологический факультет. Там и познакомилась с твоим отцом.
— А каким он был?
Антонина Сергеевна нахмурилась:
— Поначалу нормальным парнем казался. Вежливый, воспитанный. Лидочка в него влюбилась по уши. Только потом стал ревнивым очень. Не разрешал подругам звонить, к нам в гости ездить реже стала. А после свадьбы и вовсе будто отрезало.
— Как отрезало?
— Приезжала изредка, да и то украдкой. Говорила, что муж не любит, когда она время на родственников тратит. Я сердилась, ругалась с ней. А теперь понимаю — он её изолировал специально.
— Поэтому папа и сказал, что родственников нет, — поняла я. — Он не хотел, чтобы я вас нашла.
— Видимо, так. Боялся, что правду расскажем.
— Какую правду?
Бабушка помолчала, потом тяжело вздохнула:
— Лидочка последний раз приехала за неделю до аварии. Плакала, говорила, что хочет от мужа уйти. Что он пьёт, руки распускает. Ты синяки на маме не замечала?
Я задумалась. Помню, мама часто носила одежду с длинными рукавами, даже летом. Говорила, что простужается легко. А ещё у неё иногда были синяки на лице, но папа объяснял, что мама неловкая, часто ударяется о мебель.
— Были, — призналась я. — Но папа говорил, что мама просто неаккуратная.
— Он её бил, — с горечью сказала Антонина Сергеевна. — И я ей советовала уходить, забирать тебя и возвращаться домой. Но она боялась. Говорила, что он угрожает отнять ребёнка, если она попробует уйти.
— Значит, мама хотела вернуться к вам?
— Конечно, хотела. Мы же договорились, что она соберёт документы и приедет к нам жить. Только не успела...
Слёзы снова потекли по моим щекам. Выходит, мама не бросила нас, как говорил папа. Она пыталась спасти себя и меня, но не успела.
— А папа после похорон что говорил?
— Ничего не говорил. Просто исчез. Я на кладбище приехала, а мне сказали, что похороны уже прошли. Соседи рассказали, что какой-то мужчина с девочкой приезжал, вещи забирал, а потом больше их не видели.
— Он специально всё скрыл, — поняла я. — Чтобы я никогда вас не нашла.
— Получается, так. Но теперь ты дома, внученька. Наконец-то дома.
Той ночью я не смогла заснуть. Лежала на диване в комнате, где висел мамин портрет, и думала о том, как изменилась моя жизнь за один день. Тридцать лет я считала себя сиротой, а оказывается, у меня есть бабушка, которая всё это время меня искала и ждала.
Утром Антонина Сергеевна приготовила завтрак и мы снова долго разговаривали. Она рассказывала о маме, показывала её вещи, делилась воспоминаниями. А я рассказывала о своей жизни, о том, как выросла, училась, работала.
— Знаешь, а папа никогда не женился больше, — сказала я. — Всю жизнь прожил один. Говорил, что мама была единственной любовью.
— Может, и правда любил, — вздохнула бабушка. — Только любовь у него какая-то больная была. Собственническая.
— Теперь понимаю, почему он так тщательно скрывал всё, что связано с мамой. У нас дома почти не было её фотографий, личных вещей. Говорил, что слишком больно вспоминать.
— А на самом деле боялся, что ты правду узнаешь.
— Получается, всю жизнь меня обманывал. И я даже на мамину могилу не могу прийти — не знаю, где она похоронена.
— Знаю я, родная. Завтра съездим вместе. Цветочки маме купим, расскажем ей, что нашли друг друга.
На кладбище мы ехали молча. Антонина Сергеевна держала букет белых роз — мамины любимые цветы, как она сказала. Могила оказалась ухоженной, с красивым памятником из чёрного гранита.
— Я каждую неделю сюда приезжаю, — объяснила бабушка. — Цветы меняю, могилку прибираю. Рассказываю Лидочке новости, спрашиваю, где дочка её пропадает.
Мы долго стояли у могилы, каждая думала о своём. Потом я положила руку на памятник и тихо сказала:
— Прости меня, мама. Что так долго не приходила. Не знала, где ты. Но теперь знаю. И бабушку нашла. Она тебя очень любит и помнит.
Дома мы разбирали мамины вещи. Антонина Сергеевна настояла, чтобы я взяла себе мамины украшения, любимые книги, дневники.
— Это всё твоё по праву, — говорила она. — Лидочка бы хотела, чтобы у дочки остались её вещи.
Среди маминых бумаг я нашла письмо, написанное её рукой. Дрожащими пальцами развернула пожелтевший листок.
— Бабушка, посмотрите, — позвала я. — Письмо какое-то.
Антонина Сергеевна надела очки, прочитала:
— Это она мне писала незадолго до смерти. Говорила, что если что случится, то я должна найти тебя и рассказать правду. Что она любила тебя больше жизни и мечтала вернуться домой.
В письме мама просила бабушку позаботиться обо мне, если с ней что-то случится. Писала, что боится мужа, но не может оставить дочь. Что надеется найти способ уйти и вернуться к родным людям.
— Она знала, что папа может сделать что-то плохое? — спросила я.
— Видимо, чувствовала. Женская интуиция подсказывала. Только вот не успела ничего изменить.
— А как вы думаете, папа специально... то есть, авария могла быть не случайной?
Антонина Сергеевна покачала головой:
— Этого мы уже никогда не узнаем. Тот водитель пьяный был, это точно. А вот подстроил ли кто встречу или нет — одному богу известно.
Несколько дней мы провели вместе, словно пытаясь наверстать упущенные годы. Бабушка готовила мои любимые блюда — оказалось, что вкусы у нас с мамой совпадают. Рассказывала семейные истории, показывала старые фотографии.
— А знаешь, деточка, — сказала она однажды за ужином. — Я всегда чувствовала, что ты жива и обязательно найдёшься. Сердце подсказывало.
— И я всегда мечтала найти мамину семью, — призналась я. — Особенно после развода, когда осталась совсем одна. Думала, что все родственники умерли.
— Теперь ты не одна. У тебя есть я, есть дом, куда можно вернуться.
— Антонина Сергеевна... то есть, бабушка, можно я останусь? Не буду комнату снимать, а просто приеду к вам жить?
Глаза у бабушки заблестели от слёз:
— Конечно, оставайся, родная. Это и твой дом тоже. Всегда был твоим.
Мы обнялись, и я поняла, что наконец-то обрела то, чего искала всю жизнь — семью, дом, место, где меня любят и ждут. А мамин портрет на стене теперь не казался мне случайной находкой. Это была судьба, которая привела меня туда, где я должна была оказаться.
Папа умер два года назад, так и не рассказав мне правды. Но теперь это было неважно. Главное, что я нашла свою настоящую семью и узнала, какой была моя мама на самом деле. Не слабой и несчастной женщиной, какой её описывал отец, а сильной, любящей, готовой бороться за своё счастье и счастье дочери.
Каждый вечер я подолгу смотрела на мамин портрет и рассказывала ей о своей жизни. А она словно улыбалась мне с холста, радуясь тому, что её дочь наконец нашла дорогу домой.
