Дождь застал меня врасплох. Я выскочила из поликлиники и поняла, что забыла зонт дома. Октябрьский ливень обрушился на город неожиданно и яростно, словно природа решила отыграться за тёплый, почти летний день. Небо потемнело за считанные минуты, а я стояла под козырьком остановки и мечтала только об одном — поскорее оказаться дома.
Часы показывали начало седьмого. Автобусы в наш дачный посёлок ходили редко, последний — в 18:15. Я напряжённо вглядывалась в дорогу, надеясь увидеть знакомый силуэт пазика. Рядом переминались с ноги на ногу ещё несколько таких же горемык: пожилая женщина с авоськой, парнишка в наушниках и мужчина средних лет с большим портфелем.
— А может, уже ушёл? — нервно спросила я у женщины с авоськой.
— Не должен бы, — она покачала головой. — Обычно минута в минуту.
Но автобуса всё не было. Телефон показывал 18:20, потом 18:25. Я начала мёрзнуть. Тонкий плащ не спасал от пронизывающего ветра, а туфли на небольшом каблуке, вполне уместные для похода к врачу, сейчас казались издевательством над здравым смыслом.
— Всё, ушёл, — вздохнул мужчина с портфелем. — Я звонил в диспетчерскую, сказали, что рейс был.
— И что теперь? — растерянно спросила я. — Следующий только утром?
— Выходит, что так, — кивнул он.
Паренёк в наушниках хмыкнул и побрёл под дождём к трассе — видимо, решил ловить попутку. Женщина с авоськой тяжело вздохнула:
— Придётся к дочке ехать, в город. А я курицу разморозила, думала, ужин приготовить...
Она достала телефон и начала кому-то звонить. Я осталась одна, растерянная и замёрзшая, с сумкой медицинских снимков и результатами анализов, которые с таким трудом удалось сделать в районной поликлинике. Завтра мне нужно было показать их своему терапевту, а это значило, что ночевать я должна дома.
— Такси вызвать не пробовали? — спросил мужчина, заметив мою растерянность.
— До нашего посёлка? — я невесело усмехнулась. — Это же тридцать километров. Никто не поедет, да и стоить будет космических денег.
Он кивнул — да, такси до пригорода влетит в копеечку. В нашем маленьком городке не было больших таксопарков с демократичными ценами, только частники, заламывающие цены за каждый выезд за черту города.
— А родственники? Друзья? — продолжил допытываться незнакомец.
Я покачала головой:
— Муж в командировке, а близких друзей с машиной у меня нет.
Это прозвучало жалко, но это была правда. В свои сорок с небольшим я вела довольно замкнутый образ жизни — работа в библиотеке, дом, книги, изредка встречи с подругами в кафе. Но подруги, как назло, тоже не автомобилистки.
Мужчина задумчиво потёр подбородок:
— Знаете что, я могу вас подбросить. Мне по пути.
Я с сомнением посмотрела на него. Высокий, крепкий, с сединой на висках и внимательным взглядом. Обычный костюм, чистые ботинки, потрёпанный кожаный портфель. Вроде не маньяк, но мало ли...
— Спасибо, но я лучше в гостиницу, — ответила я неуверенно.
— В нашей гостинице сейчас какой-то семинар, всё забито, — возразил он. — Я точно знаю, моя сестра там администратором работает.
Он словно прочитал мои мысли и добавил:
— Не бойтесь. Я не маньяк, просто сосед. Живу в соседнем посёлке, в Ольховке. Мимо вашего проезжать буду.
— А откуда вы знаете, где я живу? — насторожилась я.
— Так вы же сами сказали — последний автобус в дачный посёлок, — улыбнулся он. — У нас тут не так много дачных посёлков, а судя по тому, что вы к этому автобусу бежали, значит — «Солнечный».
Логично. Я колебалась. С одной стороны — садиться в машину к незнакомцу, с другой — перспектива ночевать на вокзале или выкладывать половину зарплаты за такси.
— Ладно, — решилась я. — Спасибо за предложение. Только давайте я хотя бы за бензин заплачу.
— Ерунда, — отмахнулся он. — Я всё равно еду. Меня, кстати, Павел зовут.
— Вера, — представилась я.
Мы пожали руки, и я почувствовала, что немного успокаиваюсь. Руки у него были тёплые и крепкие. Такие не могут принадлежать плохому человеку, подумалось мне. Хотя, конечно, это было глупое суеверие.
Машина стояла на парковке за поликлиникой — неприметный серебристый «Фольксваген», не новый, но и не старый. Чистый салон, никаких подозрительных деталей вроде верёвок или скотча на заднем сиденье. Я мысленно усмехнулась своим страхам — насмотрелась криминальных сериалов.
— Присаживайтесь, — Павел открыл пассажирскую дверь. — Только простите за беспорядок, не ждал гостей.
Беспорядком он назвал пару бумажных папок на заднем сиденье и пустой стаканчик из-под кофе в подстаканнике. По сравнению с машиной моего мужа, где вечно валялись какие-то инструменты, перчатки и прочий мужской хлам, салон был образцово чистым.
Мы выехали на трассу. Дождь усилился, и дворники едва успевали счищать потоки воды с лобового стекла. Павел вёл уверенно, не превышая скорость. В салоне было тепло, играла тихая музыка — что-то классическое, кажется, Вивальди.
— Вы любите классику? — спросила я, чтобы как-то завязать разговор.
— Да, особенно за рулём, — кивнул он. — Помогает сосредоточиться. А вы?
— Я больше по книгам, чем по музыке, — призналась я. — Работаю в библиотеке, так что это профессиональное.
— О, библиотекарь! — он заинтересованно взглянул на меня. — Всегда восхищался людьми, которые работают с книгами. А какая библиотека, если не секрет?
— Районная имени Горького, — ответила я. — Ничего особенного, обычная районная библиотека.
— Не скромничайте, — улыбнулся Павел. — Я там был пару раз, очень уютное место. И выставки интересные делаете.
Я удивилась. Нашу библиотеку посещали в основном пенсионеры и школьники, вынужденные брать книги по программе. Видеть там делового мужчину средних лет было редкостью.
— А вы, значит, читатель? — спросила я.
— Скорее, исследователь, — ответил он. — Я историк, преподаю в педагогическом. Иногда захожу в районные библиотеки — там порой такие сокровища в краеведческих отделах пылятся!
— Надо же, — я начала оттаивать. — И что же вы исследуете?
— Историю нашего края. Конкретно сейчас — послевоенный период, конец сороковых — начало пятидесятых.
— Непростое время, — заметила я.
— Очень непростое, — кивнул Павел. — Но интересное. Люди пытались заново строить жизнь после такой страшной войны. Кстати, а вы давно в «Солнечном» живёте?
— Года три, — ответила я. — Раньше у нас была квартира в городе, но потом решили перебраться поближе к природе. Муж отремонтировал старый дом, теперь там живём. А вы в Ольховке, говорите?
— Да, домик достался от бабушки, — он немного помолчал, а потом спросил: — А дом в «Солнечном» не с зелёной крышей, случайно? Двухэтажный, на улице Садовой?
Я напряглась. Откуда он знает?
— Да, именно такой. А что?
Павел бросил на меня быстрый взгляд и снова сосредоточился на дороге:
— Просто я, кажется, знаю этот дом. Там раньше жила семья Кравцовых.
— Верно, — я удивилась ещё больше. — Мы купили дом у Николая Кравцова. А вы его знаете?
— Не лично, — покачал головой Павел. — Но его семью — да. Точнее, знал. Его родителей.
Что-то в его голосе заставило меня насторожиться. Какая-то нотка... Печали? Напряжения?
— Вы были знакомы с Кравцовыми? — осторожно спросила я.
— Не я, — ответил он после паузы. — Моя бабушка. Она много рассказывала о них.
Мы проехали поворот на Михайловку. До нашего посёлка оставалось минут пятнадцать езды. Дождь начал стихать, и в просветах между тучами показались первые звёзды.
— А что она рассказывала? — поинтересовалась я, чтобы поддержать разговор.
Павел помедлил, словно решая, стоит ли продолжать.
— Знаете, странная история. Возможно, вам даже будет интересно, учитывая, что вы сейчас живёте в их доме.
— Расскажите, — попросила я, внезапно заинтригованная.
— Иван Кравцов, отец Николая, был директором школы в нашем районе в пятидесятые годы. Его жена, Анна, преподавала литературу. Они считались образцовой советской семьёй — уважаемые педагоги, активисты. А моя бабушка работала у них домработницей.
— У учителей была домработница? — удивилась я.
— В те времена это не было чем-то необычным, — пояснил Павел. — Сельская девушка, приехавшая в город, часто шла в услужение. Бабушка помогала по хозяйству, готовила, присматривала за маленьким Колей. И вот однажды...
Он прервался, словно собираясь с мыслями.
— Однажды в доме случился пожар. Среди ночи. Бабушка спала в маленькой комнатке при кухне и проснулась от запаха дыма. Она успела схватить ребёнка и выбежать во двор. Иван и Анна тоже спаслись. Дом тогда сильно пострадал, но его восстановили.
— Ужасно, — я поёжилась. — Хорошо, что все выжили.
— Да, все выжили, — эхом отозвался Павел. — Но дело в том, что пожар был не случайным.
— Поджог? — я широко раскрыла глаза.
— Нет, — он покачал головой. — Хуже. Бабушка видела, как Анна, мать Николая, сама разлила керосин по коридору и подожгла. А потом спокойно вышла на улицу и стала ждать.
Я оторопела. Такого поворота не ожидала.
— Но зачем? Это же безумие!
— Вот именно, — кивнул Павел. — Безумие. Анна Кравцова страдала психическим расстройством. Периодами всё было нормально, а потом случались... эпизоды. Иван скрывал это как мог. В те времена такой диагноз был фактически клеймом. Директор школы, коммунист — и жена с психическим заболеванием? Немыслимо.
— И что случилось дальше? — спросила я, ощущая неприятный холодок по спине.
— Бабушка молчала, — продолжил Павел. — Иван умолял её никому не рассказывать. Обещал помочь устроиться в педучилище, дать рекомендации. Она согласилась — по молодости, по глупости. И потому что... была влюблена в него.
Машина свернула на дорогу, ведущую к нашему посёлку. Фары выхватывали из темноты мокрые кусты и деревья.
— А Анна? Ей помогли? Лечили?
— По-своему, — горько усмехнулся Павел. — Иван запирал её в подвале во время обострений. Там была оборудована комната — кровать, стол, книги. Всё прилично, но по сути — тюрьма. Бабушка носила ей еду, когда никого не было дома.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. В нашем доме действительно был подвал — довольно просторный, с кирпичными стенами. Муж оборудовал там мастерскую, поставил верстак, развесил инструменты. А в дальнем углу была странная ниша, заложенная кирпичом. Мы собирались разобрать её и расширить пространство, но руки так и не дошли.
— Вы уверены, что это правда? — с сомнением спросила я. — Может, ваша бабушка... приукрасила историю?
— Бабушка не из тех, кто выдумывает, — твёрдо сказал Павел. — К тому же, у меня есть доказательства.
— Какие? — я уже не скрывала любопытства.
— Дневник Анны Кравцовой, — просто ответил он. — Бабушка забрала его из подвала после... после того, что случилось.
— А что случилось? — тихо спросила я, уже догадываясь, что услышу что-то страшное.
Павел глубоко вздохнул:
— В 1953 году Анна исчезла. Иван заявил, что она уехала к родственникам в Ленинград. Но на самом деле...
Он не закончил, но я поняла. Меня бросило в жар, несмотря на работающий кондиционер.
— Вы хотите сказать, что он...
— Я ничего не хочу сказать, — перебил меня Павел. — Просто рассказываю историю, которую слышал от бабушки. Она верила, что Анна никуда не уезжала. Что она осталась в доме. Навсегда.
Машина въехала в посёлок. Знакомые улицы, фонари, заборы. Всё такое привычное, уютное. И вдруг — такая жуткая история.
— Почему вы мне это рассказываете? — спросила я, пытаясь справиться с дрожью в голосе.
— Потому что вы живёте в этом доме, — просто ответил Павел. — И, возможно, замечали что-то странное.
Я хотела возразить, сказать, что всё это выдумки, старые сплетни, не имеющие отношения к реальности. Но вдруг вспомнила. Странные звуки по ночам. Скрипы, шорохи. Муж списывал их на старый дом, на ветер, на перепады температуры. А ещё — запах. Иногда, особенно после дождя, из подвала поднимался странный запах. Не сырости, нет. Чего-то... медицинского.
— Вы хотите сказать, что в моём доме... в нашем подвале...
— Я ничего не хочу сказать, — снова повторил Павел. — Просто рассказал историю.
Мы подъехали к моему дому. Двухэтажный, с зелёной крышей, с аккуратным палисадником. Такой уютный, родной. Я никогда не замечала, каким зловещим он может выглядеть в сумерках, под мокрыми от дождя деревьями.
— Спасибо, что подвезли, — сухо сказала я, открывая дверь. — И за... историю.
— Не за что, — кивнул Павел. — Простите, если расстроил вас. Не думал, что так получится.
Я уже собиралась выйти, когда он добавил:
— Кстати, я бы хотел показать вам дневник Анны. Возможно, вам будет интересно.
Я замерла с рукой на дверце:
— Зачем?
— Там есть записи о доме. О тайниках, о скрытых комнатах. Может быть, это пригодится.
Я колебалась. С одной стороны, мне хотелось уйти и забыть весь этот разговор как страшный сон. С другой — червячок любопытства уже точил мою душу.
— Хорошо, — наконец сказала я. — Когда?
— Я могу заехать завтра после работы, — предложил Павел. — Часов в шесть. Заодно познакомлюсь с вашим мужем.
— Муж в командировке, — напомнила я. — Вернётся через неделю.
— Тем лучше, — улыбнулся Павел. — Спокойно поговорим.
Что-то в его улыбке мне не понравилось. Что-то хищное, затаённое.
— Знаете, — медленно сказала я, — лучше не надо. Я передумала.
Его лицо на мгновение изменилось — словно маска соскользнула, обнажив что-то... другое. Но лишь на мгновение.
— Как скажете, — он пожал плечами. — Это ваше право.
Я вышла из машины, стараясь не показывать, как дрожат колени. Достала ключи, открыла калитку. Обернулась — Павел всё ещё сидел в машине, наблюдая за мной. Я быстро прошла к дому, открыла дверь и юркнула внутрь.
Дома было темно и тихо. Я включила свет, бросила сумку на диван, осмотрелась. Всё как обычно — книги на полках, фотографии на стенах, цветы на подоконниках. Никаких призраков, никаких ужасов.
«Глупости, — сказала я себе. — Страшные сказки. Байки старой женщины».
И всё же... Я прошла на кухню, включила чайник. Из окна был виден кусочек улицы и машина Павла — всё ещё стоящая у калитки. Почему он не уезжает?
Я задёрнула шторы и набрала номер мужа. Гудки, гудки... Ответил.
— Привет, дорогая! Как ты? Как доктор?
— Всё нормально, — солгала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Просто хотела услышать тебя. Когда ты вернёшься?
— Послезавтра, — ответил он. — Заканчиваем раньше, чем планировали.
Я почувствовала, как отпускает напряжение.
— Это хорошо. А скажи... — я замялась, — ты не замечал ничего странного в нашем подвале?
— В смысле? — удивился муж.
— Ну, запахи там, звуки... — я понимала, как глупо это звучит.
— А, ты про сырость? Да, надо вентиляцию доделать. И эту нишу разобрать, давно собираюсь. А что?
— Ничего, — я попыталась рассмеяться. — Крысу вроде слышала.
— Не переживай, — успокоил он. — У нас нет крыс. А будут — заведём кота.
Мы поболтали ещё немного, и я повесила трубку. Выглянула в окно — машины Павла уже не было. Уехал.
Я налила чай, села за стол. В голове крутились обрывки странного разговора. Женщина, запертая в подвале. Пожар. Исчезновение. Всё это казалось бредом, страшной сказкой.
И всё же... Я открыла ноутбук и набрала в поисковике: «Иван Кравцов директор школы 1950-е». Несколько статей, старые фотографии. Вот он — высокий мужчина с прямой спиной и строгим взглядом. А рядом — женщина. Худая, с тёмными волосами, собранными в пучок, и странным, отсутствующим выражением лица.
«Директор школы №3 И.С. Кравцов с супругой на первомайской демонстрации, 1952 год».
Значит, не выдумка. Они существовали.
Я закрыла ноутбук и обхватила голову руками. Что делать? Бежать из дома? Вызвать полицию? Смешно. «Здравствуйте, мне случайный попутчик рассказал, что в моём подвале может быть закопана женщина, пропавшая 70 лет назад».
А может, это просто совпадение? Может, Павел ошибся домом? Или всё выдумал, чтобы напугать меня?
Но зачем?
Мысль пришла внезапно, заставив меня похолодеть. Я снова открыла ноутбук, пролистала фотографии. Вот групповой снимок педагогического коллектива, 1951 год. Иван Кравцов в центре. А рядом с ним...
Я всмотрелась в молодое лицо на чёрно-белой фотографии. Затем открыла телефон, нашла номер, с которого звонила мужу, и вбила его в поисковик.
«Павел Иванович Кравцов, доктор исторических наук, профессор кафедры отечественной истории педагогического университета».
Сын. Не Николай — другой сын. Которого не было в официальной биографии Ивана Кравцова.
Я вздрогнула от резкого звука — кто-то постучал в дверь. Три чётких удара. Я замерла, не дыша.
Снова стук. И голос — тот самый, спокойный голос Павла:
— Вера, откройте. Я забыл отдать вам кое-что. Это важно.
Я не двигалась. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен во всём доме.
— Вера, я знаю, что вы дома. Откройте. Я просто хочу отдать вам дневник. Он принадлежит этому дому. И вам.
Дверь в кухню была приоткрыта, и через щель я видела входную дверь. Массивную, дубовую, с хорошими замками. Она выдержит, если он попытается вломиться. А телефон уже в руке, готовый набрать 112.
— Хорошо, — сказал голос за дверью после паузы. — Я оставлю его здесь, на крыльце. Прочтите. Особенно последние страницы. О ребёнке.
Шаги, удаляющиеся от дома. Звук заводящегося двигателя. И тишина.
Я просидела на кухне до утра, не сомкнув глаз. А когда первые лучи солнца пробились сквозь шторы, осторожно подошла к двери и выглянула в глазок. На крыльце лежал пакет.
Я не стала его брать. Вызвала такси, сложила необходимые вещи и документы. Через полчаса я была уже на вокзале, а ещё через час — в поезде, идущем в областной центр, к маме.
Мужу я позвонила из поезда, сказала, что плохо себя чувствую и решила на пару дней уехать к родителям. Он не стал спорить, только попросил не волноваться и пообещал вернуться как можно скорее.
Я не рассказала ему о Павле. Не рассказала о дневнике. Не рассказала о странной истории дома, в котором мы прожили три года.
Не рассказала, что пока сидела на кухне той ночью, слышала шаги из подвала. Тихие, осторожные. И женский плач, едва различимый, но пробирающий до костей.
Возможно, это была просто усталость. Или разыгравшееся воображение. Или ветер в старых трубах.
А возможно...
Я не знаю, вернусь ли в тот дом. Не знаю, что расскажу мужу. Не знаю, что было в том дневнике.
Знаю только, что получасовая поездка с незнакомцем перевернула мою жизнь с ног на голову. И тот мир, который казался таким понятным и безопасным, вдру