Мир накануне: затишье перед бурей
В конце XIII века до нашей эры цивилизованный мир Восточного Средиземноморья напоминал роскошный, залитый солнцем базар. Это был мир великих империй, связанных тысячами невидимых нитей дипломатии, торговли и войн. В долине Нила могущественные фараоны Нового царства, такие как Рамсес II, строили гигантские храмы и считали себя владыками мира. В Анатолии, на территории современной Турции, Хеттская держава, первая научившаяся ковать железо, ревниво охраняла свои границы и торговые пути. В микенской Греции бородатые цари-ахейцы, герои будущих гомеровских поэм, пировали в своих циклопических дворцах, увешанных золотом, и отправляли свои корабли во все концы моря. А между этими гигантами, на побережье Сирии, процветали богатые торговые города-государства, главным из которых был Угарит — Вавилон своего времени, космополитичный порт, где говорили на десятках языков и поклонялись десяткам богов.
Это был первый в истории опыт глобализации. Дворцы фараонов были отделаны ливанским кедром и эгейским серебром. Хеттские цари писали египетским «братьям» письма на глиняных табличках на аккадском, международном языке той эпохи, договариваясь о поставках зерна и династических браках. Микенские купцы везли на восток оливковое масло и вино, а обратно — медь с Кипра, олово из далёкого Афганистана и янтарь с берегов Балтики. Это был сложный, взаимозависимый мир, который казался вечным и незыблемым. Конечно, они воевали. Битва при Кадеше, где сошлись колесницы Рамсеса II и хеттского царя Муваталли II, была величайшим сражением своего времени. Но даже войны велись по определённым правилам. После битвы заключался «вечный мир», цари обменивались подарками и принцессами. Это была игра равных, большая геополитическая шахматная партия.
Но на окраинах этого сияющего мира уже сгущались тучи. Первые раскаты грома прозвучали ещё при фараоне Мернептахе, преемнике Рамсеса Великого. В его надписях рассказывается о вторжении в дельту Нила ливийцев, которые пришли не одни, а в союзе с какими-то новыми, доселе невиданными народами, пришедшими «из моря». Египтяне перечисляют их имена, звучащие странно и чуждо: Шардана, Шеклеш, Акаяваша, Лукка, Тереш. Мернептах хвастается, что разгромил эту коалицию и усеял поле битвы их телами. Победа была полной, и казалось, что угроза миновала. Египет вздохнул с облегчением и снова погрузился в свои внутренние дела. Никто тогда не понял, что это была лишь первая волна, разведка боем перед настоящим цунами, которое через несколько десятилетий обрушится на этот мир и смоет его до основания.
Что заставляло этих людей срываться со своих мест и отправляться в опасное путешествие через море? Учёные до сих пор спорят. Возможно, это было изменение климата. Длительная засуха, неурожаи и голод могли толкнуть целые народы на поиски новых земель. Возможно, это были внутренние войны где-то на задворках цивилизованного мира, в Западной Анатолии или на Балканах, которые вызвали эффект домино, срывая с места одно племя за другим. А может быть, это был технологический прорыв. Появление нового, более дешёвого и эффективного железного оружия могло дать ранее отсталым народам преимущество над старыми, бронзовыми империями.
Какими бы ни были причины, в конце XIII века до н.э. огромные массы людей пришли в движение. Это была не просто армия, идущая в поход. Это была великая миграция. Целые народы — мужчины, женщины, дети — грузили свой скарб на корабли и в повозки, запряжённые волами, и отправлялись в путь, чтобы огнём и мечом отвоевать себе новое место под солнцем. И их путь лежал на юг и восток, в тёплые, богатые и, как им казалось, беззащитные земли старых цивилизаций. Золотой век бронзы подходил к концу. Начиналась эпоха огня, железа и хаоса.
Шторм с моря: кто вы, пришельцы?
Кто же были эти таинственные «народы моря»? Египетские источники, в первую очередь, грандиозные рельефы и надписи в заупокойном храме Рамсеса III в Мединет-Абу, дают нам единственный подробный, хотя и очень предвзятый, ответ. Для египтян они все были одним — дикой, безбожной ордой, «заговорщиками с островов». Но при этом они скрупулёзно перечисляют и изображают разные племена, входившие в эту коалицию, и по этим изображениям мы можем судить, насколько пёстрым был их состав.
Самыми узнаваемыми были пелесет. Египетские художники изображают их высокими, стройными воинами в характерных «перьевых» шлемах, похожих на головной убор индейского вождя. Они вооружены длинными прямыми мечами, копьями и круглыми щитами. Большинство учёных сегодня сходятся во мнении, что пелесет — это библейские филистимляне, народ, который после поражения от Рамсеса III осел на побережье Ханаана и дал своё имя всей этой земле — Палестине. Их происхождение, скорее всего, связано с Эгейским миром, возможно, с Критом или микенской Грецией. Их керамика, найденная в палестинских городах, очень похожа на позднемикенскую.
Рядом с ними сражались шардана. Эти воины, наоборот, носили рогатые шлемы и были вооружены большими круглыми щитами и длинными мечами. Интересно, что шардана были известны египтянам задолго до великого вторжения. Ещё Рамсес II нанимал их в качестве элитных наёмников и личной гвардии. На рельефах битвы при Кадеше они сражаются на стороне фараона. Их имя очень созвучно с названием острова Сардиния, и многие исследователи полагают, что они были его уроженцами. Возможно, часть этого народа занималась пиратством и наёмничеством, в то время как другая присоединилась к великой миграции.
Другим важным племенем были денйен, или дануна. Их часто отождествляют с данайцами — одним из имён, которым Гомер называет греков-ахейцев. Если это так, то в составе «народов моря» были и герои Троянской войны, которые после падения Трои и разрушения своих собственных городов отправились на поиски новой родины. Ещё были шеклеш, которых связывают с Сицилией, лукка — пиратский народ с побережья Анатолии, уже известный по хеттским и египетским текстам, и другие, менее известные племена, такие как текер, вешеш, этруски (тереш).
Это была не единая армия, а скорее гигантская варварская конфедерация, «одиннадцатый вал» народов, сорванных со своих мест и объединённых общей целью — грабежом и завоеванием. Их тактика была комбинированной. Они двигались и по морю, и по суше. Их флот состоял из лёгких, быстроходных кораблей с высоким носом и кормой, украшенных головами птиц. На суше их воины сопровождались медленными повозками, запряжёнными волами, на которых ехали их семьи — женщины и дети. Это было не просто военное вторжение, а переселение народов.
Их вооружение было передовым для своего времени. Они принесли с собой новый тип длинного, рубящего меча (Naue II), который был гораздо эффективнее старых коротких мечей и кинжалов. Они использовали круглые щиты, которые были удобнее громоздких щитов микенского или хеттского типа. И, что самое важное, они, похоже, уже начали активно использовать железо, которое было дешевле и доступнее бронзы. В мире, где международная торговля оловом, необходимым для производства бронзы, была нарушена, обладание железным оружием давало огромное преимущество.
Эта разношёрстная, но хорошо вооружённая и отчаянная армада двинулась вдоль побережья Восточного Средиземноморья, сметая всё на своём пути. Они были как цунами, которое катится, набирая силу, и перед которым бессильны любые дамбы. И первыми на пути этого цунами оказались богатые, но плохо защищённые города-государства Леванта.
И пришел огонь: путь разрушения
Первой жертвой этого неумолимого катка стала Хеттская империя. Эта могучая держава, веками соперничавшая с Египтом, рухнула практически в одночасье. Её столица, Хаттуса, была взята, разграблена и сожжена дотла примерно в 1180 году до н.э. Кто именно это сделал — «народы моря» или враждебные племена каска, воспользовавшиеся общим хаосом, — мы не знаем. Но результат был один: великая империя, одна из опор мирового порядка бронзового века, просто исчезла с исторической карты. Вместе с ней исчезла и хеттская письменность, и великая культура.
Дальше волна разрушения покатилась на юг, вдоль сирийского побережья. Самым ярким и трагическим свидетельством этой катастрофы стали архивы, найденные при раскопках Угарита. В последние дни существования города, когда вражеские корабли уже были видны на горизонте, царские писцы лихорадочно писали письма, взывая о помощи. Эти глиняные таблички, обожжённые в огне пожара, уничтожившего город, донесли до нас живой голос катастрофы. «Отец мой, вот, корабли врага пришли; мои города сожжены, и они сотворили зло в моей стране», — пишет царь Угарита Аммурапи царю Аласии (Кипра). В другом письме чиновник из Угарита умоляет: «Враг наступает на нас, и нет числа ему... Будьте готовы встретить его!». Но помощь так и не пришла. Угарит, один из богатейших городов своего времени, был разрушен и покинут навсегда.
Та же участь постигла и десятки других городов в Сирии и Ханаане. Археологические раскопки повсеместно обнаруживают толстый слой пепла и разрушений, датируемый именно этим периодом, началом XII века до н.э. Алалах, Кадеш, Мегиддо, Лахиш — список можно продолжать долго. Процветающий, урбанизированный мир Леванта был отброшен на столетия назад.
Не миновала эта участь и Эгейский мир. Примерно в то же время были разрушены и сожжены великие микенские дворцы в Греции — в Пилосе, Микенах, Тиринфе. Исчезла микенская цивилизация, была забыта её письменность. Греция погрузилась в «тёмные века», период упадка и депопуляции, который продолжался почти четыреста лет. Были ли «народы моря» причиной этого коллапса, или они были его следствием — греками-ахейцами, которые сами, потеряв родину, присоединились к великой миграции, — учёные спорят до сих пор. Но факт остаётся фактом: блестящий мир героев Троянской войны сгорел в огне пожаров.
К 1177 году до н.э. вся эта гигантская волна разрушения, вобравшая в себя остатки покорённых народов, докатилась до границ последней великой державы, последнего бастиона старого мира — до Египта. Фараон Рамсес III, правивший в то время, видел, что происходит с его соседями, и понимал, что он — следующий. В своих надписях в Мединет-Абу он с ужасом перечисляет павшие царства: «Ни одна страна не устояла перед их руками, начиная с Хатти, Коде, Каркемиша, Арцавы и Аласии... Они устроили лагерь в одном месте в Аморе (Сирии). Они опустошили его народ и его землю, как будто их никогда и не было». Рамсес знал, что это не просто очередной набег. Это была битва за выживание. И он начал готовиться к решающей схватке.
Последний бастион: битва за Египет
Рамсес III был последним великим фараоном-воином Нового царства. Он оказался на троне в самое страшное время, когда весь окружающий мир рушился, и понимал, что судьба Египта зависит только от него. Он провёл тотальную мобилизацию, укрепил крепости на границах, построил новые корабли. Он знал, что враг нападёт одновременно и с суши, из Азии, и с моря, на кораблях. И он решил встретить их на своей территории, в дельте Нила, где он мог использовать все преимущества своей армии и флота.
Первый удар «народы моря» нанесли с суши. Их сухопутная армия, сопровождаемая повозками с семьями, двинулась через Сирию и Палестину к границам Египта. Рамсес встретил их в битве при Джахи, где-то на юге Ханаана. Египетские рельефы изображают эту битву как триумф. Фараон на своей колеснице, подобно богу войны Монту, врезается в ряды врагов. Египетские лучники осыпают противника градом стрел. Воины в перьевых шлемах падают под копытами египетских коней. «Я истребил тех, кто вторгся в мои границы... Они были подобны птицам, попавшим в сеть», — хвастается фараон. Сухопутное вторжение было остановлено.
Но главная угроза исходила с моря. Огромный флот «народов моря» вошёл в устья Нила, намереваясь подняться вверх по реке и нанести удар в самое сердце Египта. И здесь Рамсес приготовил для них ловушку. Он позволил их кораблям войти в узкие протоки дельты, где они потеряли своё главное преимущество — манёвренность. Здесь их уже ждал египетский флот, а на берегах были расставлены отряды лучников.
Битва в дельте Нила, состоявшаяся примерно в 1175 году до н.э., стала одним из величайших морских сражений древности. Египетские рельефы изображают её как хаотичную, кровавую свалку. Египетские корабли, не имевшие парусов, но приводимые в движение гребцами, таранили и опрокидывали вражеские суда. Лучники с берега и с мачт египетских кораблей осыпали врага тучами стрел. Египетские морпехи, вооружённые крюками, стаскивали врагов с их кораблей и добивали в воде. Воины «народов моря», будучи прекрасными сухопутными бойцами, оказались беспомощны в этой речной мясорубке. «Те, кто достиг моих пределов, их семя уничтожено, их сердца и их души исчезли навеки», — гласит надпись. Разгром был полным. Флот «народов моря» был уничтожен.
Египет выстоял. Рамсес III спас свою страну от участи Хеттской империи и микенской Греции. Он захватил тысячи пленных, которых затем поселил в Египте в качестве наёмников или рабов. Победа была оглушительной, и фараон приказал увековечить её в грандиозных рельефах своего храма, чтобы все последующие поколения знали о его подвиге.
Но эта победа была пирровой. Война истощила Египет. Он потерял все свои азиатские владения, его казна была пуста, а экономика подорвана. После Рамсеса III начался долгий период упадка, известный как Третий переходный период. Египет больше никогда не смог восстановить своего былого могущества и сам стал жертвой иноземных завоевателей — ливийцев, нубийцев, ассирийцев. Последний великий фараон спас свою цивилизацию, но эта битва стала её лебединой песней. Старый мир бронзового века окончательно ушёл в прошлое.
Наследие пепла: новый мир из руин
Коллапс бронзового века, вызванный нашествием «народов моря» и другими катаклизмами, был не просто концом одной эпохи. Это был болезненный, но необходимый процесс, который расчистил площадку для рождения нового мира — мира железного века. Старые, громоздкие, централизованные империи рухнули, и на их руинах, как трава на пепелище, начали расти новые, более мелкие, но более динамичные народы и государства.
Самым известным наследием «народов моря» стало появление филистимлян на побережье Ханаана. Осев в пяти городах (Газа, Ашдод, Ашкелон, Гат и Экрон), они принесли с собой эгейскую культуру, новые технологии, в том числе и секрет обработки железа. На протяжении нескольких веков они были главной военной и политической силой в регионе, постоянно воюя со своими соседями — израильскими племенами, которые как раз в это время начинали формировать своё собственное государство. Вся ранняя история Израиля, описанная в Библии, — это история борьбы с филистимлянами, с их героем Голиафом, с их железными колесницами.
На севере, на руинах прибрежных городов, возвысились финикийцы. Унаследовав от своих предшественников искусство мореплавания, они создали не военную, а торговую империю, чьи колонии были разбросаны по всему Средиземноморью, от Кипра до Испании. И именно они подарили миру величайшее изобретение — алфавит, который позже заимствовали и усовершенствовали греки.
В Греции после нескольких столетий «тёмных веков» на смену микенским дворцам пришёл полис — уникальная форма города-государства, основанная на идее гражданства. Забыв старую письменность, греки создали новую, на основе финикийского алфавита, и на этом новом языке записали поэмы Гомера, сохранив память о героической эпохе бронзового века. Из пепла старого мира родилась классическая Греция — колыбель демократии, философии и театра.
Коллапс бронзового века был не концом света, а перезагрузкой. Он уничтожил старую, элитарную, дворцовую цивилизацию, державшуюся на контроле над производством дорогой бронзы. И открыл дорогу новой, более «демократичной» эпохе железа. Железная руда, в отличие от меди и олова, встречается повсеместно. Технология её обработки, будучи освоенной, дала доступ к дешёвому и прочному металлу не только царям, но и простым фермерам и ремесленникам. Это привело к технологической революции и социальным изменениям.
История «народов моря» — это мрачное, но важное напоминание о том, насколько хрупкой может быть любая, даже самая развитая и стабильная цивилизация. Это история о том, как изменение климата, новые технологии и массовые миграции могут в одночасье разрушить привычный мировой порядок. Но это и история о невероятной жизнестойкости человечества, о его способности возрождаться из пепла и строить на руинах старого нечто новое. И в этом смысле цунами бронзового века было не только концом, но и началом.