Выхожу из ЗАГСА рука об руку с бывшим супругом.
Уже четверть часа, как печать о разводе красуется в паспорте. Он что-то бормочет, а я размышляю — успеть бы на службу или махнуть домой.
И тут до меня доходит суть его монолога. Требует вернуть обручальное кольцо и извещает о вечернем визите за финансами. Накопления я берегла по-старинке — завернув ассигнации в носовой платок и упрятав на верхнюю полку. Что мы собирались приобрести — автомобиль или загородный участок — память не сохранила.
— Послушай, дорогая, но кольцо было недёшево, — произносит он тоном бухгалтера, подсчитывающего убытки.
— О, конечно! — отзываюсь я с нарочитой сладостью. — Ведь самое важное в браке — это амортизация драгоценностей!
Кольцо не желает покидать палец, словно в дешёвой мелодраме. Больно кручу металлический круг, и внезапно он соскальзывает, вырывается и скачет по мостовой, останавливаясь у его кроссовка.
— Даже кольцо хочет сбежать от нас, — смеюсь я сквозь подступающие слёзы.
Он поднимает золотой кружок и прячет в карман.
— Не драматизируй, — бросает напоследок. — Мы же цивилизованные люди.
— Конечно, — киваю я. — Особенно цивилизованно выглядит дележ носовых платков с деньгами.
Отворачиваюсь.
Вечером прибывает в сопровождении матушки и сестрицы. Дележ совместно нажитого богатства превращается в настоящий театр абсурда. Распахивали шкафы, вытрясали одеяла из пододеяльников (постельные принадлежности — дар свекрови!), демонтировали люстру.
— Осторожнее с хрусталём! — кричит золовка, стоя на стремянке. — Он ещё маме послужит!
— А мне, значит, что — на свечах при лунном свете жить? — интересуюсь я, наблюдая за цирковым номером.
Вероятно, это самый постыдный эпизод моего бытия. Сражалась исключительно за деньги, но делала это с достоинством королевы, лишённой престола.
— Пополам, — заявляю железным тоном.
— Послушай, милочка, — парирует свекровь, поправляя очки, — мой отпрыск больше зарабатывал! Это же элементарная справедливость!
— А я, значит, воздухом питалась? — отвечаю с сарказмом. — Или, может, росой утренней?
— Ну что ты понимаешь в семейном бюджете! — фыркает золовка, складывая мои же полотенца в пакет.
— О, простите великодушно! — язвлю в ответ. — Забыла, что экономическое образование получают исключительно по мужской линии вместе с Y-хромосомой!
Бывший супруг смущённо покашливает:
— Мам, может, не будем устраивать здесь экономический факультет?
— Слишком поздно для галантности, дорогой, — усмехаюсь я. — Хотя попытка зачтена.
Никто мои доводы не внимал, но я держалась, как британская королева во время блица. Стойкость моя была железной.
Средства пересчитывали на кухне под аккомпанемент тяжёлых вздохов и цоканья языками. Мать в гостиной впихивала вещи в клетчатые авоськи, причитая что-то о неблагодарности современной молодёжи.
— Вот в наше время женщины знали своё место! — доносится из гостиной.
— В наше время женщины и голосовать не могли! — отвечаю через стену. — Но это же мелочи, правда?
Последнюю стодолларовую бумажку бывший супруг протянул мне, покосившись на дверь и подмигнув. Возможно, померещилось, но в этом чувствовалось что-то заговорщическое — словно и ему неловко за этот семейный спектакль.
— Прости за... это всё, — шепчет он.
— Что "это"? — тихо спрашиваю. — Три года брака или сегодняшний балаган?
Он пожимает плечами и отводит взгляд.
***
Ушли, а я восседала перед грудой рассыпанных ассигнаций и размышляла о дальнейших шагах. В квартире недоделанный ремонт и задолженность за доделанный. Кредит за мебель, который теперь придётся выплачивать одной. На службе полнейший кавардак — со дня на день увольнение.
Сидела на полу, раскладывая деньги кучками и разговаривая сама с собой:
— Ну что, дорогая моя, — бормочу себе под нос, — устроила себе весёлую жизнь? Получалось множество мелких кучек или одна внушительная. Одна большая нравилась больше — по крайней мере, выглядела солиднее.
Копила эти деньги все три года супружества. Себе не покупала ровным счётом ничего! Была скрягой похуже Гобсека.
Имелся приличный костюм винного цвета — заказывала у портнихи ещё в университете, пара блузок, свитер. Всё. В этом костюме посещала новогодний корпоратив. В нём же ехала на свадьбу к приятельнице. В нём же, наверное, и на собственные похороны собиралась. Даже отец, абсолютно не смыслящий в подобных материях, как-то поинтересовался с искренним недоумением:
— А тебе что, больше нечего надеть? У тебя что, пожар был?
— Да нет, пап, — тогда ответила я. — Просто экономлю на чёрный день.
— Так он уже наступил, — резонно заметил он.
Как же он был прав!
Перетащила одеяло из спальни на диван в зал, заварила чай покрепче, плеснула коньяку не жалея, достала блокнот и записала три задачи на утро:
1) Привести волосы в порядок (а то выгляжу как Баба-яга после неудачного полёта).
2) Приобрести новую одежду (пора выйти из монотонности винного цвета).
3) Придумать способ увидеть себя иной (в зеркале или в жизни — неважно).
— За новую жизнь! — чокнулась сама с собой. — И чтоб бывший подавился своим кольцом!
Рассмеялась впервые за много месяцев.
***
Тогда у меня были две подруги — Катя и Света. Катя отвезла к своему парикмахеру Эдуарду, который одним взглядом на мою голову диагностировал клиническую депрессию, а Света позвала с собой на конференцию в Испанию.
— Слушай, подруга, — сказала Света, наливая мне третью чашку кофе в своей квартире-музее, — пока днём буду переводить доклады энергетиков и делать вид, что понимаю разницу между ваттами и вольтами, ты будешь нежиться у бассейна, а вечером устроим кутёж. Эй-хей, Мальорка!
— Света, ты серьёзно? — не верила я. — У меня денег как раз хватит туда добраться и помереть с голоду в первый же день.
— Дурочка! — засмеялась она. — Всё оплачено, мне полагается спутница. Считай, что ты моя эмоциональная поддержка и переводчик с испанского на русский язык страданий.
— Я не знаю испанского!
— Научишься! Страдания — универсальный язык.
Это были времена, когда Турция и Египет считались землёй обетованной. В Испанию ездили избранные — произносили их имена шёпотом и почитали небожителями. Завидовали, естественно, до ужаса.
— Ты понимаешь, — говорила Катя, делая мне новую стрижку, — что после Мальорки тебе придётся сменить не только причёску, но и судьбу? Такие места обязывают.
— К лучшему или к худшему? — поинтересовалась я.
— А хуже уже некуда, дорогая. Остаётся только лучше.
Как-то всё само сложилось. Быстро оформили загранпаспорт, со службы всё-таки уволили (с формулировкой "по сокращению штатов", что звучало приличнее, чем "за профессиональную непригодность"), виза оказалась готова скорее ожидаемого, причёска выглядела превосходно, пара новых платьев — бюджетно, но изящно.
— Смотри, — сказала продавщица в магазине, — это платье тебя стройнит.
— А мне нужно, чтобы оно меня счастливило, — ответила я.
— Тогда бери два. Счастье требует запасного комплекта.
***
И вот Мальорка. Это в Петербурге серая слякоть, безработица и непонятность дальнейших действий. А там огни, музыка, бары, и в каждом танцуют. И я танцую — впервые за долгие месяцы не думая о том, как выгляжу со стороны.
— Ты танцуешь, как будто никого не видишь! — кричит мне Света через музыку.
— Потому что впервые за три года не боюсь, что кто-то скажет, что я танцую неправильно! — кричу в ответ.
Витрины соблазняют обещанием счастья и скидками. В одном переулке замечаю крошечный магазин одежды. Судя по автомобилям у входа — дорогущий бутик. А в витрине платье.
Принято говорить: «И тут она увидела платье своей мечты!» О таком я и не грезила. О подобном могла мечтать Катрин Денёв или Мэрилин Монро. Это платье находилось за границами моих фантазий, в какой-то параллельной вселенной, где я была совсем другой.
Оно было непрактичным: открытый лиф на косточках, узчайшая талия и пышнейшая юбка из шуршащей тафты цвета тёмного шоколада.
— Dios mío, qué hermoso! — восхищается проходящая мимо испанка.
— Да, красиво, — соглашаюсь я вслух. — И абсолютно бесполезно.
Его невозможно вписать в повседневность или надеть с жакетом в офис. Мне в этом платье некуда идти — нет денег, нет работы, зато есть долг за ремонт и кредит за мебель.
— Señora, — обращается ко мне продавщица, — хотите примерить?
— Я просто смотрю, — отвечаю. — Это не для меня.
— Это для каждой женщины, — улыбается она. — Вопрос только в том, готова ли женщина для этого.
Затем началась мистика. Куда бы ни направлялась — оказывалась у этой витрины, как заколдованная.
— Хорошо, — убеждала себя, — посмотри на универсальный пиджак горчичного цвета. Практично! А вот эта юбка — и на пикник сгодится, и на прогулку с друзьями. А эти брюки с белой блузкой — прямо в офис! Тебе срочно надо искать работу, а не витать в облаках!
А платье сияло, как шоколадная конфета среди карамелек в новогоднем наборе. Абсолютно бесполезное и от этого ещё более желанное. В этом платье следует сбегать с возлюбленным от старого отца, мчать в ночи на кабриолете, чтобы ветер унёс шляпку, лететь частным самолётом, пить шампанское и влюбиться в контрабандиста.
— Ты с ума сошла! — говорила себе. — Это деньги на три месяца жизни!
— А что, если не жить, а существовать? — отвечала другая часть меня. — Что, если попробовать пожить наконец?
***
Купила его. Надела прямо в магазине. К нему презентовали золотистые балетки и браслет. Хотела вернуться в отель, съесть сэндвич, дождаться подругу, поплакать о напрасно потраченных средствах.
— Господи, что я наделала, — прошептала себе под нос, разглядывая чек. — На эти деньги можно было месяц питаться одной гречкой!
Но звёзды решили — сегодня всё будет, как в кино. Встретила Свету на улице с коллегами.
— Боже мой, ты просто ослепительна! — воскликнула Света, увидев меня. — Это же совершенно другой человек!
— Да ладно тебе, — смущённо ответила я. — Просто платье хорошее.
— Хорошее? Милая, в этом платье ты выглядишь как миллион долларов! Кстати, а сколько оно...
— Не спрашивай, — перебила я со смехом. — Лучше скажи, куда мы идём?
Нас пригласили в ресторан с видом на океан. Познакомилась с ирландцем и шотландцем — кто их разберёт после двух бутылок шампанского.
— Я Шон из Дублина, — представился рыжеволосый красавец с озорными глазами.
— А я Грэм из Эдинбурга, — подхватил его спутник. — И должен сказать, вы сегодня затмеваете даже океанский закат.
— Какие же вы льстецы, — рассмеялась я. — Небось всем туристкам такое говорите.
— Только самым особенным, — подмигнул Шон.
После третьей бутылки начала понимать ирландский и шотландский акценты гораздо лучше.
— Знаете что, — сказала я, поднимая бокал, — сегодня я чувствую себя совершенно другим человеком. Словно проснулась от долгого сна.
— А мне кажется, — философски заметил Грэм, — что вы просто позволили себе быть собой настоящей.
— Глубокая мысль для шотландца после трёх бутылок, — язвительно заметила Света, и мы все рассмеялись.
Целовались, как безумные, провели ночь на яхте. Случайно увидела своё лицо в отражении стёкол кают-компании.
— Боже, это действительно я? — прошептала, не узнавая себя.
Лицо было прекрасным! Глаза горели, губы сияли от поцелуев, а в отражении читалась такая уверенность, о которой раньше могла только мечтать.
***
Уезжать предстояло вечером следующего дня. Всё пыталась поймать в себе нотку раскаяния — тщетно.
— Ну что, жалеешь о вчерашнем безумстве? — спросила Света за завтраком.
— Знаешь, как ни странно — нет, — призналась я, удивляясь собственным словам. — Более того, я благодарна себе за эту смелость.
— Вот это поворот! — засмеялась подруга. — А я уже приготовилась утешать тебя и читать лекции о разумном потреблении.
— Можешь оставить их для других случаев, — улыбнулась я. — Все эти купюры стоили того ощущения, когда поняла — могу быть вот такой. Могу быть дерзкой. По-настоящему дерзкой.
— И какой же именно? — с теплотой в голосе спросила Света.
— Той, что открывает любые двери. Той, что может себе многое позволить. Пить шампанское, когда захочу. Любить того, кого пожелаю. Не стесняться носить красивое. Не бояться желать большего.
— Умница, — тепло сказала подруга. — Значит, платье своё отработало на все сто.
— На все двести! — рассмеялась я.
В тот же вечер Света составила мне резюме.
— Слушай, а почему бы тебе не написать об этом? — предложила она. — У тебя такой живой слог, такие образы...
— Да кому это интересно — мои переживания по поводу дорогого платья?
— Поверь мне, очень многим женщинам. Напиши историю в блоге.
Написала эту историю — её прочла редактор модного журнала и предложила публикацию.
— Вы пишете удивительно искренне, — сказала она по телефону. — Это именно то, что нужно нашим читательницам. Хотите попробовать себя в журналистике?
— А я справлюсь? — неуверенно спросила я.
— Милочка, после такого дебюта вы справитесь с чем угодно, — рассмеялась редактор.
Писала для них затем ещё пять лет — не ради денег, а потому что нравилось. Каждая статья была маленьким открытием, каждое интервью — новым приключением.
***
Через год после развода она встретила Шона в московском книжном магазине. Он приехал по работе и случайно узнал её номер от Светы.
— Не могу поверить! — улыбнулся он, подходя к стеллажу с новинками. — Та самая девушка в шоколадном платье из Мальорки!
— Шон? — обернулась она, отрываясь от корректуры своей новой статьи о путешествиях. — Какими судьбами в Москве?
— Открываю здесь представительство компании, — ответил он, разглядывая её преображение. — А ты всё так же прекрасна. Даже в джинсах и свитере выглядишь как королева.
Они встречались три месяца. Он сделал предложение в том самом ресторане, где когда-то работала официанткой между статьями.
— Выходи за меня замуж, — сказал он, протягивая кольцо. — Обещаю, что с тобой жизнь будет как в лучших романах.
— А если я откажусь? — лукаво спросила она.
— Тогда буду добиваться, пока не согласишься, — рассмеялся Шон. — У ирландцев терпения хватает на несколько веков.
***
Свадьбу играли в Дублине. Приехали её родители, Катя, Света с мужем и детьми. Платье заказывали у того самого дизайнера, чей бутик когда-то изменил её судьбу.
— Знаете, — сказала она портнихе во время последней примерки, — то платье научило меня не бояться красоты.
— А это — научит не бояться счастья, — ответила женщина, поправляя складки атласной юбки.
В день свадьбы позвонил бывший муж. Говорил сбивчиво, с надрывом:
— Слушай, я знаю, что не имею права... Но мне так плохо без тебя. Мама говорит, что я дурак, что отпустил такую женщину...
— Поздравляю с прозрением, — спокойно ответила она, поправляя фату. — Но поезд, как говорится, уехал.
— Может, ещё не всё потеряно? — взмолился он. — Мы же были счастливы когда-то...
— Нет, милый. Счастлива была только я — и то не с тобой, а вопреки тебе.
***
Через два года у них родилась дочь. Шон оказался тем мужчиной, который носил жену на руках во время беременности и вставал ночами к ребёнку.
— Ты балуешь меня, — говорила она, когда он приносил завтрак в постель.
— Я просто люблю видеть тебя счастливой, — отвечал он, целуя в лоб. — Твоя улыбка стоит любых усилий.
Её бывший муж звонил изредка — всё чаще пьяный, всё более отчаянный. Жил с матерью, которая теперь упрекала его с утра до вечера:
— Вот привела я тебе хорошую жену, а ты, идиот, променял её на мамину юбку! — кричала свекровь в трубку так громко, что слышно было даже ей. — Теперь сиди одинокий, слушай мои нотации до самой смерти!
— Мам, ну хватит... — умолял он сломленным голосом.
— Хватит?! — взвизгивала старуха. — А кто виноват, что остался без жены, дома, нормальной жизни? Сестра твоя тоже молодец — мужа давно прогнала, теперь вдвоём горе моё!
— Похоже, карма работает безотказно, — заметила Света, когда она рассказала подруге об очередном звонке.
— Я даже жалею их иногда, — призналась она. — Но совсем чуть-чуть.
***
В пятую годовщину свадьбы Шон подарил ей маленький издательский дом.
— Теперь ты сможешь издавать всё, что считаешь нужным, — сказал он, вручая символический ключ. — Истории таких же женщин, как ты. Тех, кто осмелился изменить жизнь.
— А что, если не получится? — засомневалась она.
— Получится, — твёрдо ответил муж. — У тебя есть главное — умение видеть настоящее в людях.
Первой книгой стал сборник её рассказов о женщинах, которые нашли себя после развода. Тираж разошёлся за две недели.
А бывший муж так и остался жить с матерью в той самой квартире, где когда-то делили носовые платки с деньгами. Только теперь деньги кончились, мать болела и требовала постоянного ухода, а сестра переехала к очередному любовнику, бросив брата наедине с упрёками и сожалениями.
— Знаешь, дорогая, — сказал Шон, когда она закончила писать книгу мемуаров, — то шоколадное платье действительно изменило мир. По крайней мере, твой мир.
— И твой тоже, — улыбнулась она, обнимая мужа. — Кто знает, встретили бы мы друг друга, если бы я осталась прежней серой мышкой?
— Встретили бы, — уверенно ответил он. — Но, возможно, не узнали бы.
Автор: Елена Стриж ©