А под самый рассвет, когда мир ещё держится за край сна, из-за шторы ко мне шагнул Граф Морок — густой властелин иллюзий.
Он не сказал ни слова, просто присел рядом на край кровати, и я сразу поняла, зачем он пришёл.
Вчера я снова увидела себя — ту, что отдаёт последнее, лишь бы кто-то улыбнулся. Ту, что подаёт лопату, когда на неё сгружают чужой мусор.
Во сне я смотрела, как чужие руки открывают мои маленькие подарки. Я молчала — и Граф Морок улыбался сквозь тень:
«Вот, смотри, — шептал он своим густым голосом, — это ты. Вот так ты живёшь. Ты всё ещё веришь, что у тебя не отберут последнее, пока будешь молча позволять чужим бесчинствовать».
Я хотела ему возразить — но слова застряли в горле комом.
Вместо слов Граф Морок протянул мне зеркальце — внутри него дрожали мои ладони, пустые и усталые.
И тогда я поняла: это не чужие люди открывают мои баночки.
Это я сама отдаю им право так поступать со мной и тем, что моё. Я сама открываю всем всё за всех и отдаю своё (даже когда оно последнее), — лишь бы не сказать: «Это моё. Со мной так нельзя».
Граф Морок тихо рассмеялся и поднялся.
— «Проснись, — сказал он, растворяя мою сонную лень, — и закрой свои двери. Пора научиться хранить своё и не отдавать чужим всё до последней крошки».
Когда я проснулась — на подоконнике стояли баночки, которые я купила себе сама.
И я впервые подумала: «Это моё. И я сама решу, кому разрешу к ним прикасаться. А может и не разрешу вовсе».