Найти в Дзене
Татьяна Волгина

— Ты рожала, ты и воспитывай, — заявил муж, уходя к друзьям в пятницу вечером

Пятница вечер. Для многих это было время отдыха, предвкушения выходных. Для Марии это был конец очередной изматывающей недели. С утра она была одна с ребёнком. Двухмесячный Максим капризничал, плакал, требовал внимания. Зубы, или колики, или просто настроение – Мария уже не различала. Она чувствовала себя выжатой как лимон.

Когда Андрей, её муж, появился в дверях, она почувствовала прилив надежды. Может быть, он сейчас возьмёт сына, даст ей хоть немного передохнуть? Она уже представляла, как выпьет горячего чая, спокойно посидит десять минут.

Андрей стоял в прихожей, натягивая куртку. В руках у него были ключи от машины.

– Ты куда? – голос Марии был уставшим, но в нём слышалась мольба. – Андрей, пожалуйста, не уходи. Он плачет весь вечер. Я с ног валюсь. Побудь с ним хоть час. Я просто хочу принять душ и посидеть в тишине.

Андрей застегнул молнию на куртке, не поднимая глаз. Он поправил воротник.

– Я договорился с парнями. У нас своя традиция по пятницам.

– Какая традиция? – Мария подошла ближе, прижимая к себе хнычущего Максима. – А как же я? А как же твой сын? Он плачет!

Андрей наконец поднял голову. Взгляд его был холодным и отстранённым.

– Что значит «как я»? Ты рожала, ты и воспитывай. Это твоя функция. Я здесь при чём? Я деньги зарабатываю.

Он произнёс эти слова так спокойно, будто говорил о само собой разумеющемся. Без тени сомнения, без малейшего намёка на сочувствие. Затем он резко повернулся, открыл дверь и вышел.

В квартире повисла оглушительная тишина. На секунду. Потом тишину разорвал истошный детский плач. Максим зашёлся криком, словно почувствовав всё напряжение, всю безнадёжность ситуации. Мария стояла посреди прихожей, сжимала плачущего сына и смотрела на закрытую дверь. Из её глаз текли слёзы. Беззвучно.

До рождения сына их жизнь казалась, на первый взгляд, вполне обыденной. Андрей всегда был человеком, который привык к тому, что его обслуживают. В родительской семье он был единственным ребёнком, и все его желания выполнялись по первому слову.

Мария быстро заметила эту его особенность. Он вёл себя как «первый ребёнок в доме»: требовал внимания к себе, ждал, что ужин будет готов к его приходу, обижался, если его просьбы не выполнялись немедленно. Ей это казалось милой особенностью, «детским» поведением, на которое она закрывала глаза.

– Андрей, я устала сегодня, – говорила она ему иногда. – Можешь сам разогреть?

– Ой, Маш, ну тебе что, сложно? Я же работаю, устал. – И он делал такое лицо, что ей становилось неловко, и она шла греть ужин.

После рождения Максима всё изменилось. Точнее, изменилось всё у Марии. У Андрея не изменилось ничего. Он по-прежнему приходил с работы, садился за стол, ел то, что Мария успевала приготовить в перерывах между кормлениями и пелёнками. После ужина он брал пульт, включал сериал и погружался в свой мир.

Ночные вставания, когда Максим требовал еды или смены подгузников, полностью легли на плечи Марии. Андрей спал крепким сном, не реагируя ни на детский плач, ни на её тихие стоны. Дневные прогулки с коляской, посещения поликлиник, бесконечные очереди к педиатрам, прививки, пелёнки, распашонки, стирка, глажка – всё это было на ней. От начала и до конца.

– Андрей, он плачет, – говорила Мария в три часа ночи, толкая мужа в бок.

– М-м-м? – невнятно мычал он, поворачиваясь на другой бок. – Сделай что-нибудь. Я сплю.

Он не вмешивался. Не пытался взять сына на руки, успокоить, поменять подгузник. Он не предлагал помощи. Но и не ссорился. Он просто отстранился. Словно рождение ребёнка было исключительно её зоной ответственности. Он будто забыл, что он тоже родитель. Он просто существовал рядом. В его представлении, его роль заключалась только в том, чтобы приносить деньги. И с этой задачей, он считал, он отлично справлялся.

Первые месяцы Мария терпела. Она списывала это на стресс, на усталость, на его неопытность. Она пыталась объяснить.

– Андрей, мне тяжело. Я не справляюсь одна.

– Ну, ты же мать, – отвечал он, не отрываясь от экрана. – Ты должна. Это твой ребёнок.

Постепенно усталость накапливалась. Она не просто устала физически. Она устала от его безразличия, от его эгоизма. От ощущения, что она одна, абсолютно одна в этой огромной новой жизни, в которой появился маленький, беспомощный человечек.

Андрей сидел в баре с другом Сергеем, потягивая пиво. В воздухе витал запах хмеля и жареных крылышек. Сергей рассказывал что-то про свою новую машину, а Андрей слушал вполуха. В голове крутились последние слова Марии. «Побудь с ним хоть час». Да что ей всё время надо?

– Слушай, Серёг, – начал Андрей, перебивая друга. – Моя Машка совсем с ума сходит.

Сергей удивлённо поднял бровь.

– Что так? Что случилось?

– Да этот ребёнок… орёт постоянно. Ну, живот у него болит, что ли. А она мне: «Побудь с ним, я устала». Ну это же смешно! Я весь день работаю, а потом что? Ещё и ночью спать не даёт. А она мне тут претензии предъявляет.

Сергей покачал головой.

– Ну, Андрей, это же ребёнок. Они все плачут. Надо помогать.

– Помогать? Я и так помогаю. Я деньги приношу. Я работаю. Я что, врач? Я не виноват, что у ребёнка живот болит. Ей надо – пусть и занимается. Она же мать.

Андрей отхлебнул пиво, глядя на пену.

– Я же не просил её рожать, понимаешь? Ну, то есть… мы же оба хотели. Но вот эти все… пелёнки, крики, бессонные ночи – это же женское дело. Я мужик. Моя задача – обеспечить семью. И я её выполняю. Я не делаю ничего неправильного. Она просто устала, вот и капризничает. У всех баб так. Гормоны.

Он чувствовал себя абсолютно правым. Он работал. Он приносил деньги. А всё остальное… Всё остальное – это женская зона ответственности. Он искренне не видел себя родителем в активном смысле этого слова. В его представлении, родительство для мужчины ограничивалось материальным обеспечением. Всё остальное – удел женщины.

В глубине души он всё ещё был тем самым избалованным ребёнком, которым был в родительском доме. Он ждал, что его будут жалеть, кормить, освобождать от всего сложного и неприятного. Он не хотел напрягаться. Ребёнок, с его криками и потребностями, был для него источником дискомфорта, а не радости или объекта заботы.

– Вот у тебя как? – спросил он у Сергея. – Твоя жена тоже так себя ведёт?

Сергей вздохнул.

– Мы с женой всё пополам делим. И ночью по очереди встаём, и гуляем вместе. Ребёнок же наш.

Андрей отмахнулся.

– Ну, это ты… а я мужик. Мне надо отдыхать. Мне не до этого. Я завтра ещё с пацанами договорился. Надо расслабиться. Она просто не понимает.

Он был уверен, что Мария просто дурачится, что это временные её «капризы». Он и представить не мог, что его слова и действия ведут к необратимым последствиям. Он был слеп к чувствам и усталости другого человека.

На следующий день Андрей пришёл домой поздно, уже под утро. От него пахло перегаром. Он тихонько прошёл в спальню. Мария не спала. Она сидела на кровати, привалившись к стене, и кормила Максима. Глаза её были красными, но в них не было слёз, только какая-то холодная решимость.

Андрей аккуратно прилёг на свою половину кровати. Он слышал, как она тихонько что-то делает на кухне, потом в детской. Он хотел что-то сказать, извиниться, может быть. Но слова застряли в горле. Он закрыл глаза.

Утром он проснулся от какой-то непривычной тишины. Марии рядом не было. На кухонном столе лежали аккуратно сложенные листы бумаги. Рядом – запасные ключи от квартиры. Андрей подошёл к столу.

На первом листе был подробный список расписания кормлений Максима: время, объём, необходимые добавки. На втором – адреса и телефоны педиатра, неотложной помощи, молочной кухни. На третьем – копия полиса ребёнка. Рядом лежали ключи от их квартиры.

Через несколько минут Мария появилась на кухне. Она держала в руках небольшую сумку, а за спиной у неё стоял небольшой чемодан. Глаза её были спокойными.

– Андрей, – сказала она, и её голос был ровным, без единой эмоции, без злости или обиды. – Вот, возьми. Это расписание. Там всё есть. Если что-то непонятно – звони врачу.

Андрей посмотрел на список, потом на её чемодан.

– Что это значит? Ты куда?

– Это значит, – ответила Мария, – что ты хотел быть только папой по документам, а не на деле. Ты ребёнок. А я тебе своего ребёнка не доверю. Ты сам сказал: «Ты рожала, ты и воспитывай». Вот, я и воспитываю. Сама.

Она сделала шаг к двери.

– А я – не нянька ни тебе, ни ему. Я уезжаю к маме. Сына беру с собой.

Андрей смотрел на неё, не веря.

– Ты что, серьёзно? Ты бросаешь меня? Из-за этого?

– Я не бросаю тебя, Андрей. Я спасаю себя и своего сына от твоего безразличия. Это не пауза. Это новое положение вещей. И это твоё решение.

Она повернулась к двери. Он видел, как она нагнулась, взяла чемодан. Затем открыла дверь.

– Подожди! – крикнул Андрей, но слова застряли в горле.

Мария вышла. Дверь закрылась. В квартире снова воцарилась тишина. На этот раз – оглушительная и звенящая. Тишина, в которой не было ни детского плача, ни голоса жены. Только он сам. Один.

Прошла неделя. Андрей остался один в пустой квартире. Никто не готовил ему ужин. Холодильник был пуст. Вся грязная посуда, которую он оставлял после себя, так и лежала в раковине. Одежда, которую он снимал, валялась на стульях. Никто не убирал. Никто не ждал его с работы.

Друзья звали его по пятницам, и он ходил. Но уже не было того веселья. Денег стало меньше, потому что теперь он покупал себе еду, заказывал доставку. А стирки стало больше – он не умел пользоваться стиральной машиной так, как Мария. Одежда мялась, накапливалась горой. Одиночество росло, обволакивая его, словно липкая паутина. Он приходил домой в тишину и мрак.

Он пробовал звонить Марии. Она отвечала. Говорила коротко, по делу.

– Как Максим? – спрашивал он.

– Нормально. Спит.

– Когда ты вернёшься?

– Я не вернусь, Андрей. Пока ничего не изменится. И это зависит только от тебя.

В её голосе не было агрессии, не было злости. Но не было и тепла. Она говорила с ним как с чужим человеком, с которым её связывают только формальные обязательства. Он пытался что-то объяснить, просить, даже угрожать. Но она слушала его молча, а потом спокойно говорила:

– Мне некогда. Я занимаюсь ребёнком.

Теперь все решения были на ней. Она сама решала, как и когда им увидеться. Она сама решала, когда он сможет увидеть сына. Она сама решала, как будет жить. Он не потерял семью в юридическом смысле – они не развелись.

Но он стал посторонним.

И это было не просто временной паузой. Это было новое положение вещей. Он это чувствовал. Ощущал каждой клеткой своего тела, когда приходил в пустую, холодную квартиру, где его никто не ждал.


***

Надеюсь рассказ вам понравился.

Самые любимые рассказы моих читателей здесь — Избранное

А ещё у нас есть раздел с историями, рассказанными читателями. Делитесь и вы своими в комментариях — и спасибо за ваши лайки!