Он вышел в кадр, как анекдот. А остался — как символ времени. Психолог Станислав Самбурский — о том, почему мы больше не смеёмся над Прохором Шаляпиным, а смотрим с замиранием сердца.
«Он правда такой или притворяется?» — вопрос, который нас держит
Каждый раз, когда Прохор Шаляпин появляется в кадре, в воздухе витает немой вопрос: он издевается над нами — или правда такой чудной?
Публика колеблется между смущением и восхищением, не зная, смеяться или аплодировать. И эта неопределённость — не ошибка. Это и есть главный механизм его воздействия.
Когда-то он просто пел романсы
Когда он впервые вышел на сцену, это был неловкий, поющий романсы мальчишка с голосом не по возрасту.
Странноватый, немного «не от мира сего» — он выглядел как анекдот, попавший в эфир федерального канала. Как будто кто-то перепутал эпохи: старинная манера, наивный пафос, бархатный голос — и пластмассовые декорации ток-шоу.
Но потом началась череда скандалов:
- брак с женщиной, годящейся в матери,
- публичные слёзы в «Пусть говорят»,
- венчание с миллионершей, которая умерла от ковида через месяц после свадьбы…
И вот уже никто не вспоминает его песни — зато все знают, кто такой Прохор Шаляпин. Его цитируют, зовут в клипы, подростки берут у него интервью.
Он стал живым мемом — и это было только начало.
Сначала было стыдно — потом стало интересно
Первое, что мы чувствовали, глядя на Шаляпина, — это стыд.
Его появление в студии часто выглядело как сцена из оперы: слишком театрально, слишком неуместно. Слёзы, признания, скандалы — казалось, всё это пародия. Нам хотелось отвернуться. Как будто кто-то говорит слишком много в момент, когда все должны молчать.
Но именно в этот момент и начался его путь к славе.
Прохор не убежал. Не спрятался. Он согласился быть клоуном — но на своих условиях. Он не защищался. Он усилил. Он довёл до гротеска.
И это было не падение — это был выбор.
Он стал автором собственной маски
Именно тут начинается самое интересное — с точки зрения психологии.
Шаляпин взял под контроль образ посмешища.
Он сам пишет сценарии этих спектаклей. Он не просто участвует в скандале — он его режиссирует.
Он с удовольствием страдает на публику, комментирует свои драмы, играет роль. Не просто живёт свою жизнь — делает из неё представление.
Это и есть ироническая идентичность — способ выживания и самоутверждения через игру с масками.
Шаляпин как будто говорит:
— Да, я нелепый. Но это моя нелепость. Я сам решаю, как быть смешным.
И в этот момент он перехватывает власть над восприятием.
Он перестаёт быть объектом насмешки.
Он становится её хозяином.
Из изгнанника — в героя эпохи
Прохор не прятал свою уязвимость. Он не сопротивлялся тому, как его видят. Он подчинился… и в этом победил.
Его образы стали одновременно глянцевыми и растрёпанными, трогательными и вызывающими.
Он сочетает в себе и пародию, и искренность. И именно в этом — сила.
Это разрыв шаблона. Мы привыкли к героям с идеально отточенными позами. А он — настоящий.
Иногда нелепо настоящий. И в этом парадоксе — ключ к популярности среди подростков.
Молодёжь выросла на мета-иронии. Им близка неидеальность, игра, слом жанра. И Шаляпин, который разрешил себе быть странным, нелепым и ярким, попадает точно в цель.
Он не ждёт хайпа. Он его конструирует
А главное — он не просто случайно всплыл, как, скажем, Катя Лель, чей «Муси-пуси» спели где-то на Западе, и теперь она рассуждает о себе как о звезде международного уровня.
Шаляпин не ждёт, пока его вспомнят. Он каждый раз сам пишет себе роль, выходит в кадр и делает так, чтобы о нём заговорили снова.
Его стратегия — быть отвергнутым, но видимым.
Он своим поведением как будто говорит:
— Да, я уже был посмешищем. Да, меня высмеивали. Но я живу, дышу, улыбаюсь. Я не исчезаю. И этого достаточно.
Он стал символом: «можно быть собой»
Многие боятся быть смешными, нелепыми, неформатными.
Стыд за чужую неловкость — это часто отражение стыда за свою.
А Шаляпин как будто берёт всех за руку и говорит:
— Да, я такой. И ты тоже можешь. И это — нормально.
Он не просто пережил свои провалы. Он на них построил карьеру.
Он — человек, который выжил в мире постиронии.
И стал в нём царём.
Поэтому мы влюбляемся
Потому что он показывает, что можно быть собой.
Можно быть непохожим. Можно быть предметом анекдота — и при этом стать героем эпохи.
Он — тот самый феникс, которого никто не просил возрождаться, но который всё равно встал из пепла.
Сгорел — и улыбнулся.
И если прислушаться к этой улыбке, можно услышать:
— Твоя душа как море, а у них на мели.
И ты всё равно имеешь право быть собой.
Расписание вебинаров и записи: https://igoevent.com/onl/event/hand-psy
Клуб поддержки "За ручку": https://paywall.pw/7e6vawvoypdg
Запись на консультацию: https://t.me/samburskiy_office