Третий день я смотрю в одну и ту же точку на стене. Это крошечная трещинка в штукатурке, похожая на русло пересохшей реки. Очень символично, учитывая, что моя жизнь три дня назад тоже пошла трещинами и рухнула в реку. Вместе с Игорем. Вернее, сначала рухнул Игорь, а моя жизнь последовала за ним по касательной, забрызганная грязью, стыдом и паническим ужасом.
Третий день мой телефон разрывается от звонков начальника и сообщений от коллег. Я вру в трубку что-то про жесточайшее пищевое отравление, кашляю для убедительности и обещаю «быть на связи». Но я не на связи. Я в бункере. Моя квартира превратилась в штаб-квартиру позора, где я, главнокомандующий армии трусов, разрабатываю план дальнейшего несуществования. Варианты пока так себе: уволиться, сменить имя и уехать в Урюпинск; инсценировать потерю памяти; или просто надеяться, что все в офисе коллективно заболеют амнезией.
Все началось с Игоря. Разумеется. Игорь из соседнего, аналитического отдела. Он тихий, умный и невероятно красивый в своей сдержанности. Он не из тех, кто громко смеется у кулера и травит анекдоты. Он из тех, кто говорит мало, но всегда по делу. У него сосредоточенный взгляд, когда он смотрит в монитор, и легкая, едва заметная улыбка, когда ему нравится шутка. Он носит простые, но идеально сидящие рубашки, и от него пахнет кофе и чем-то неуловимо-древесным. Я влюбилась в него примерно через неделю после того, как устроилась в компанию. Влюбилась молча, тайно и, как теперь выяснилось, разрушительно.
Полтора года я вела партизанскую борьбу за его внимание. «Случайно» сталкивалась с ним у кофейного аппарата, «невзначай» просила помочь с какой-то экселевской формулой, на которую я могла бы найти ответ за три секунды в гугле, смеялась его редким шуткам чуть громче, чем следовало. Он всегда был вежлив, корректен, даже мил. Но не более. Между нами была стеклянная стена профессиональной дистанции, которую я отчаянно пыталась пробить головой.
И вот, на прошлой неделе, звезды, казалось, сошлись. У нас был сложный проект, мы работали вместе, и в процессе обсуждения выяснилось, что он, как и я, любит бегать по вечерам. Ну, вернее, он сказал, что «иногда бегает, чтобы проветрить голову», а я, которая в последний раз бегала на физкультуре в школе, тут же заявила, что я просто фанат бега, марафонец в душе, и вообще не представляю свою жизнь без кроссовок. Ложь во спасение… моего романа, который существовал только в моей голове.
— Слушай, — выпалила я в конце рабочего дня во вторник, когда мой мозг окончательно расплавился от смелости. — А не хочешь сегодня вместе пробежаться? Тут рядом набережная такая красивая.
Он посмотрел на меня с легким удивлением. Я видела, что он не очень хотел. В его взгляде читалась усталость и желание поскорее оказаться дома, в тишине, подальше от назойливых коллег вроде меня. Но он, воспитанный мальчик, не смог отказать.
— А, ну… можно, — протянул он. — Только я недолго.
«Можно!» Это слово взорвалось в моей голове фейерверком. Я летела домой на крыльях счастья, наспех натягивала новые, ни разу не ношеные легинсы и кроссовки, купленные специально для такого гипотетического случая. Я представляла, как мы будем бежать рядом, как наши дыхания сольются в одном ритме, как мы будем говорить о чем-то легком и важном на фоне заката. Я чувствовала себя героиней романтического фильма. Как оказалось, фильма ужасов.
Началось все неплохо. Мы встретились у набережной. Он переоделся в серые спортивные штаны и простую футболку и выглядел так, будто сошел с обложки журнала о здоровом образе жизни. Я же, наоборот, чувствовала себя самозванкой в своем новеньком, скрипящем обмундировании.
Мы побежали. Разговор не клеился. Я задавала идиотские вопросы: «Любишь бегать?», «А какая твоя любимая погода для бега?». Он отвечал односложно. Тишина между нами становилась все более неловкой. Я чувствовала, как мой тщательно выстроенный образ «легкой и спортивной девушки» трещит по швам. Паника нарастала. Нужно было что-то делать. Срочно. Нужно было быть веселой, непосредственной, такой, знаете, «своей в доску».
И тут мой мозг, мой коварный, подлый предатель, выдал гениальную, как мне тогда показалось, идею. В фильмах ведь так делают, правда? Девушка игриво толкает парня, он смеется, ловит ее, и между ними проскакивает искра. Легкость! Непосредственность! Флирт!
Мы бежали по узкой тропинке прямо у кромки воды. Берег речки, зелень, живописно так. Игорь бежал чуть впереди. Я догнала его, и, набрав в легкие побольше воздуха для смелости, в шутку толкнула его в плечо.
Я не рассчитала. Ничего не рассчитала. Ни скорость, ни его усталость, ни скользкую от вечерней росы траву, ни свою дурную силу.
Все произошло за долю секунды. Его нога поехала. Он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но тщетно. Раздался громкий всплеск, и Игорь исчез под водой.
На секунду я замерла, не веря в происходящее. А потом он вынырнул. Мокрый, в тине, с абсолютно безумными глазами. Он отплевывался, пытался встать на ноги в вязком иле и смотрел на меня. Боже, этот взгляд. В нем не было злости. В нем было чистое, незамутненное очумение. Так смотрят на умалишенных, на стихийное бедствие, на говорящего крокодила. Он смотрел на меня как на необъяснимое, опасное явление природы.
Он выбрался на берег, по его руке текла кровь — видимо, разодрал о камень или корягу. С его волос стекала грязная вода, дорогая футболка была безнадежно испорчена. А он все смотрел и молчал. И это молчание было страшнее любого крика.
— Прости, — пролепетала я. Голос был не мой, тонкий и жалкий. — Я… я нечаянно. Я в шутку.
Он продолжал молча смотреть на меня, и в его взгляде читался один-единственный вопрос: «Ты нормальная?»
И я сломалась. Вместо того чтобы помочь ему, подать руку, предложить свою кофту, вызвать такси, я сделала самое худшее, что только можно было придумать. Я развернулась и сбежала. Я просто побежала прочь, не оглядываясь, подгоняемая липким, всепоглощающим стыдом. Я бежала, пока легкие не начало жечь огнем, пока не добежала до своей подъездной двери.
Так начался мой трехдневный марафон самобичевания.
Первый день я провела в состоянии шока, лежа на полу в прихожей и периодически издавая тихий стон. Я представляла, как он, мокрый и раненый, добирается до дома. Как он рассказывает об этом друзьям. «Представляете, эта ненормальная из маркетинга пыталась меня утопить». Эта фраза эхом звучала у меня в голове. Я написала двадцать вариантов извинительных СМС. От «Игорь, прости, я кретинка» до развернутого эссе о причинах моего временного помешательства. Ни одно не отправила.
На второй день шок сменился паранойей. Мне казалось, что обо мне уже говорит весь офис. Что за моей спиной крутят пальцем у виска. Я представила себе совещание у директора: «Так, господа, у нас ЧП. Марина из маркетинга проявила немотивированную агрессию по отношению к ведущему аналитику Игорю Сидорову. Приказываю изолировать ее от коллектива». Я задернула шторы и отключила дверной звонок. Мир за пределами моей квартиры перестал существовать. Он был слишком опасен. В нем был Игорь и память о моем позоре.
На третий день, сегодня, ко мне пришло отчаяние. Я поняла, что отсидеться не получится. Отравление не может длиться вечно. Рано или поздно мне придется выйти из бункера и столкнуться с последствиями. Я сидела на кухне, тупо глядя в чашку с остывшим чаем, когда зазвонил телефон. Это была Света, моя единственная подруга, которая знала о моей невзаимной любви к Игорю. Я сбрасывала ее звонки два дня, но она была настойчива. Я сдалась.
— Марин, ты жива? — ее голос был встревоженным. — Что у тебя с телефоном? Я уж думала, случилось что. Ты чего на работу не ходишь?
И я рассказала. Всхлипывая, сбиваясь, проглатывая слова. Про пробежку, про идиотский толчок, про его взгляд, про свое позорное бегство. Света долго молчала.
— М-да, — протянула она наконец. — Мастер пикапа 80-го уровня. Толкнула парня в реку, чтобы познакомиться поближе. Оригинально.
— Света, не смешно! — завыла я. — Что мне делать?
— А что делать? — ее голос стал серьезным. — Во-первых, перестать вести себя как нашкодивший подросток. Ты взрослая женщина. Ты совершила глупость. Огромную, эпическую глупость. Но прятаться — это усугублять ситуацию.
— Я не могу его видеть! Я сгорю от стыда!
— Значит, сгоришь. Марина, ты должна извиниться. Не по СМС. А лично. И не просто извиниться, а загладить вину. Узнай, что с его рукой. Купи ему новую футболку, раз уж ту испортила. Отнеси в химчистку его вещи, если он их еще не выбросил. Прояви заботу, а не трусость.
— А если он не захочет со мной разговаривать?
— Это его право. Но ты сделаешь все, что от тебя зависит. И прекращай симулировать холеру. Завтра идешь на работу. Поняла?
Я повесила трубку и впервые за три дня почувствовала не только стыд, но и что-то похожее на решимость. Света была права. Я вела себя как ребенок. Пора было повзрослеть.
С дрожащими руками я нашла в интернете самую лучшую аптеку и заказала курьерскую доставку на адрес Игоря. В корзину полетели: самый дорогой заживляющий крем, антисептики, эластичный бинт, водонепроницаемые пластыри и огромная коробка его любимых, как я знала, шоколадных конфет. В графе «комментарий для курьера» я написала: «Для Игоря Сидорова. С глубочайшими извинениями за вторник. Марина». Это был первый шаг.
Ночь я почти не спала. А утром, собрав всю волю в кулак, поехала на работу. Каждый шаг от метро до офиса был пыткой. Мне казалось, все прохожие знают о моем преступлении и осуждающе смотрят на меня.
Я вошла в офис. Сердце колотилось где-то в горле. Я быстро прошмыгнула к своему столу, боясь поднять глаза. Но мир не рухнул. Коллеги кивали мне, спрашивали, как я себя чувствую. Никто не показывал на меня пальцем. Может, он никому не рассказал?
Я не выдержала. Я должна была это сделать. Я встала и пошла в сторону его отдела. Он сидел за своим столом, сосредоточенно глядя в монитор. На его правой руке, на предплечье, был аккуратно наклеен пластырь. Мое сердце сжалось.
Он почувствовал мой взгляд и поднял голову. Наши глаза встретились. В его взгляде больше не было очумения. Было любопытство и что-то еще, чего я не могла разобрать.
— Привет, — прохрипела я. — Как ты? Рука?
— Привет, — он слабо улыбнулся. — Жить буду. Спасибо за аптеку, это было… неожиданно.
— Игорь, прости меня, пожалуйста, — слова полились сами собой. — Я не знаю, что на меня нашло. Это был самый идиотский поступок в моей жизни. Я вела себя как полная, неадекватватная дура. И то, что я сбежала… мне так стыдно, что я даже дышать не могу.
Я стояла перед ним, готовая ко всему: к гневу, к презрению, к просьбе больше никогда к нему не подходить.
Он смотрел на меня несколько секунд, а потом тихо сказал: — Ты меня, конечно, сильно удивила. Я даже сначала подумал, что у меня галлюцинации. Но злиться… я почему-то не могу.
Он встал и подошел ко мне ближе. — Но я волновался, — добавил он еще тише. — Когда ты убежала и потом три дня не появлялась на работе. Я думал, может, с тобой что-то случилось.
И в этот момент я поняла. Я поняла, что все мои страхи, вся моя паранойя были лишь в моей голове. Я построила в своем воображении монстра из стыда, а в реальности передо мной стоял обычный, хороший человек, который волновался обо мне даже после того, как я искупала его в реке.
— Со мной случился приступ вселенской глупости, — горько усмехнулась я. — Но, кажется, он проходит.
Мы еще немного поговорили. Я пообещала компенсировать ему всю испорченную одежду. Он отмахнулся, сказав, что это мелочи. Наш разговор был неловким, но в нем уже не было того ужаса, который я испытывала последние три дня. Было начало чего-то нового. Не романа, нет. Было начало нормального человеческого общения, построенного не на моих фантазиях, а на реальном, хоть и катастрофическом, событии.
Возвращаясь на свое рабочее место, я чувствовала невероятное облегчение. Трещинка на стене в моей квартире все еще там. Но она больше не кажется мне символом катастрофы. Теперь это просто трещинка. Напоминание о том, что иногда нужно упасть на самое дно, чтобы оттолкнуться от него и выплыть на поверхность. Желательно, без помощи коллег, которых ты в шутку толкаешь в воду.
