Иногда я думаю, что всю жизнь прятала стыд в шкафу. Спрятала — и поверила, что он исчез. Как ребёнок, закрывающий глаза, чтобы монстр в углу перестал существовать. Но дело в том, что стыд не уходит. Он просто меняет маски. И самое коварное — он прячется в тех частях моей жизни, которые выглядят… вполне прилично.
Например, в трудолюбии.
Я всегда была той, кто доделывает работу за троих, кто не уходит домой, пока не разошлись все письма, кто берёт на себя «чуть больше» — и ещё немного. Мне казалось, что я просто целеустремлённая. Что я молодец. А на деле я просто отчаянно пыталась заслужить право быть. Словно внутренний голос шептал: «Ты имеешь значение, только если приносишь пользу. Только если доказываешь. Только если бежишь».
Я не сразу поняла, что работаю не от вдохновения, а от страха. Не ради мечты, а чтобы убежать от чувства «я недостаточно хороша». И знаешь, что самое ужасное? Сколько бы я ни делала — этого было мало. Всегда мало. Потому что голод внутри не про работу. Он про стыд.
Стыд тоже тихо сидел в моей привычке всем нравиться.
Я часто слышала в ответ: «Ты такая светлая», «Ты так хорошо чувствуешь других», «Ты всегда знаешь, как поддержать». И я улыбалась. Мне было приятно. И… немного пусто. Потому что я не знала, где заканчиваются их ожидания и начинаюсь я. Я говорила «да», когда хотелось сказать «нет». Улыбалась, когда хотелось просто замолчать. Соглашалась, чтобы не поссориться. Потому что внутри звучал знакомый шепот: «Если ты откажешь — тебя не будут любить».
Я долго думала, что это просто доброта. Но доброта не приносит усталость. А моя приносила. И снова — корень был не во внешнем, а во внутреннем. Там, где стыд шептал: «Ты достойна только если удобна».
Иногда стыд маскировался молчанием. А иногда — болтовнёй.
Бывало, я входила в комнату и сразу начинала говорить. Заполняла собой каждое пространство — не потому, что хотела блистать, а потому что боялась тишины. В тишине меня могли не заметить. А значит — я будто бы исчезала. Или наоборот — я замирала. Пряталась за чужими словами. Сидела и думала, как бы не ляпнуть лишнего. Как бы не выдать своё волнение. Я не участвовала в разговорах, потому что верила — моё мнение неинтересно.
И в том, и в другом случае мной двигал один и тот же страх: «Если ты покажешь себя — тебя отвергнут».
Стыд живёт и в привычке быть «ремонтником». Когда тебе кажется, что ты должна всех спасти.
Я была той, кто первым звонил, кто решал чужие кризисы, кто всегда знал, чем утешить. Я считала это своей силой. А оказалось — защитным механизмом. Мне казалось, что если я помогу, меня полюбят. Что если я спасу кого-то — возможно, кто-то когда-то спасёт и меня.
Я забывала, что быть рядом — это не значит нести. Это не значит превращаться в подушку безопасности, в спасательный круг, в ежедневный ресурс чужих жизней. Стыд говорил: «Ты важна, только если полезна».
А ещё был «гостинг». Не тот, что из Тиндера. А тот, когда вместо разговора ты молча исчезаешь. Не потому что зла, а потому что боишься. Потому что не знаешь, как выдержать чужую реакцию. Потому что любые сложные разговоры внутри тебя прожигают дыры. Я много раз исчезала. Или пряталась за молчанием. А потом себя за это же и винила. И опять — круг замыкался: вина → стыд → избегание → вина.
И конечно, перфекционизм.
Ты говоришь себе: «У меня просто высокие стандарты». А потом сидишь до ночи, переписывая письмо, которое уже никто не будет перечитывать. Ты боишься ошибиться — потому что в глубине души ошибиться = быть плохой. Не справиться = быть ненужной. Сделать не идеально = быть уязвимой. Я очень долго жила по формуле: «Будь идеальной — тогда заслужишь любовь». А когда стало совсем тяжело — поняла: я больше не хочу жить, всё время притворяясь лучшей версией себя.
Стыд — хитрый. Он говорит шёпотом. Он прячется в привычках, которые выглядят как амбиции, как вежливость, как дисциплина. Но за этой маской часто скрывается уставшая девочка, которая просто хочет, чтобы её приняли. Просто так. Не за достижения. Не за заботу. Не за идеальность. А потому что она есть.
И вот когда я позволила себе признать это — без осуждения, без «опять я всё делаю не так» — стало легче. Потому что у стыда есть одна слабость. Он не выносит света. Когда ты смотришь на него прямо, когда называешь вещи своими именами, он теряет силу.
Так что теперь, если я снова замечаю в себе старые схемы, я не бегу. Я спрашиваю себя:
— Откуда я это узнала?
— Что, если попробовать по-другому?
— А если я дам себе ту доброту, которую дала бы подруге?
И знаешь, это работает. Медленно. Нежно. С шансов на жизнь, а не на идеал.