Найти в Дзене
Жизнь в историях

Война

— Димочка, ты уже пообедал? — Светлана Павловна возникла на кухне, словно тень, с тарелкой, на которой лежала горка золотистых оладий. — Я тут нажарила, ещё тёпленькие! Сметанка, варенье… Я знаю, как ты их любишь. — Спасибо, мам, — Димка, не поднимая головы, отложил ложку, отодвигая в сторону тарелку с ароматным пловом, который ему только что наложила Аня. — Но я уже ем. — Так это же плов! — свекровь смерила невестку взглядом, полным осуждения. — Там же сплошной рис и жир. Он же тебе для желудка тяжеловат, ты же знаешь. А оладушки — лёгкие, воздушные, на кефирчике. Я специально для тебя старалась, встала пораньше! Аня стиснула зубы так сильно, что заныла челюсть. Каждый приём пищи превращался в поле боя, где главным трофеем было внимание Димы. — Светлана Павловна, — спокойно, но твёрдо произнесла Аня. — Дима ест мой плов. Он его любит. Я готовлю его так, как нравится мужу. — Конечно, любит! — свекровь поставила тарелку с оладьями на стол, едва не задев локтем Анину. — Он же мужчина! Ч

— Димочка, ты уже пообедал? — Светлана Павловна возникла на кухне, словно тень, с тарелкой, на которой лежала горка золотистых оладий. — Я тут нажарила, ещё тёпленькие! Сметанка, варенье… Я знаю, как ты их любишь.

— Спасибо, мам, — Димка, не поднимая головы, отложил ложку, отодвигая в сторону тарелку с ароматным пловом, который ему только что наложила Аня. — Но я уже ем.

— Так это же плов! — свекровь смерила невестку взглядом, полным осуждения. — Там же сплошной рис и жир. Он же тебе для желудка тяжеловат, ты же знаешь. А оладушки — лёгкие, воздушные, на кефирчике. Я специально для тебя старалась, встала пораньше!

Аня стиснула зубы так сильно, что заныла челюсть. Каждый приём пищи превращался в поле боя, где главным трофеем было внимание Димы.

— Светлана Павловна, — спокойно, но твёрдо произнесла Аня. — Дима ест мой плов. Он его любит. Я готовлю его так, как нравится мужу.

— Конечно, любит! — свекровь поставила тарелку с оладьями на стол, едва не задев локтем Анину. — Он же мужчина! Что ему скажешь, то и будет есть. Я-то знаю, как ему угодить, а ты ещё молодая, тебе ещё учиться и учиться. — И, кстати, когда ты, Аня, в последний раз стирала его свитера? А то я сегодня смотрю, он твой надел. У тебя ведь всё какое-то… хлипкое.

— Мои свитера? — взвилась Аня. — Я только вчера стирала! И вообще, мы одежду не делим. Нам нравится носить вещи друг друга!

— Ох, девочки, ну что вы как маленькие? — Дима вздохнул, и это был самый страшный звук в доме. Он означал, что Дима вот-вот сбежит, оставив их наедине с этой невыносимой ситуацией. — Плов вкусный, оладьи потом поем, обещаю. Ань, не обижайся. Мама, перестань.

Это «не обижайся» было для Ани, как удар. Он уравнивал её обиду с капризами свекрови. Он не видел, что это не просто спор, а война.

Аня давно поняла, что в их семье не будет мира. Свекровь видела в ней невестку-конкурентку, а не дочь. Особенно сильно это проявилось, когда Аня забеременела.

— Димочка, ты ведь теперь ещё больше должен работать! — причитала Светлана Павловна. — Ребёнку нужен хороший врач! А не эта… — она кивнула в сторону Аниного живота, — твоя Аня, которая только сидит да животик гладит! Ты же мужик, ты должен быть главой семьи!

— Мам, я работаю, — отвечал Дима, поглаживая Аню по голове. — И врачи у нас хорошие, мы уже всё решили.

Но свекровь не унималась. Она постоянно предлагала Диме помощь по дому, подчёркивая, как Аня "устаёт".

— Ань, ты, может, отдохнёшь? — спросил как-то Дима, возвращаясь домой. — Мама говорит, я сам всё сделаю, пылесос включу, полы помою. Тебе сейчас нельзя перенапрягаться.

Аня знала, что Светлана Павловна сделает всё, чтобы показать, что она лучше справляется с домашними делами, чем Аня. Она хотела, чтобы Дима видел, какая у него "заботливая" мама и какая "немощная" жена. Как объяснить это Диме? Он же искренне верил, что мама просто хочет им помочь. Он видел только заботу, а не манипуляцию.

— Нет, Дим, я не устала, — ответила Аня, глядя свекрови прямо в глаза. — Это же мой дом, и я сама всё сделаю. Мне не нужна помощь. Я справлюсь.

Свекровь в этот момент вышла из комнаты, и Аня увидела на её лице победоносную улыбку. Она знала, что Аня проглотила обиду, но она всё равно проиграла.

— Ты молодец, Аня, — как-то раз сказала подруга. — Ты не поддаёшься на её провокации.

Но Аня знала, что это не так. Она не поддавалась, но и не побеждала. Они были на равных, и это было самое страшное. Это была не война, а изматывающая осада.

Накануне годовщины их свадьбы, когда Аня выбирала подарок, она наткнулась в кармане куртки Димы на чек из ювелирного магазина. Там было кольцо, а сумма… сумма была внушительная. Аня улыбнулась. Он, наверное, купил ей подарок. Она положила чек обратно.

Вечером Дима вернулся с работы.
— Дим, я хочу с тобой поговорить, — сказала Аня. — Ты ведь понимаешь, что происходит?

— Что происходит? — Дима отвёл глаза, уставший от очередного конфликта. — Ничего не происходит. Просто мама хочет нам помочь, а ты воспринимаешь всё в штыки.

— Она не помогает, — Аня покачала головой, чувствуя, что это её последний шанс. — Она воюет со мной. За тебя. За твоё внимание. Она пытается показать, что я плохая жена, плохая хозяйка.

Дима нахмурился.
— Ань, ну перестань! Мы живём все вместе, так и должно быть. У неё, кроме нас, никого нет! Я единственный сын!

— Нет, не должно! — крикнула Аня, слёзы подступили к глазам. — Я не хочу, чтобы наш ребёнок рос в такой обстановке! Я не хочу, чтобы он видел, как его мама и бабушка постоянно ссорятся!

Дима опешил. Он никогда не видел Аню такой.
— Хорошо, — сказал он, — что ты предлагаешь?

Аня не сразу ответила. Она знала, что сейчас её слова могут разрушить всё.
— Давай съедем, — сказала она. — Или пусть твоя мама съедет.

Дима посмотрел на неё с ужасом.
— Ты что, совсем? Мама? Да как я её выгоню? Она же больная!

— Больная? — Аня была поражена. — В чём она больна? Она же целый день бегает по дому, жарит свои оладьи, таскает тяжёлые сумки из магазина!

— Она… она больна сердцем. Ей нужен покой. И деньги на лекарства. Я её вожу к врачу, оплачиваю все счета, а ты даже не знаешь!

В этот момент Аня вспомнила тот чек. Кольцо. Сумма. И тут её осенило.
— Кольцо, — тихо прошептала она.

— Какое кольцо? — Дима напрягся.

— В чеке из ювелирного магазина. Ты купил его маме, да? На годовщину свадьбы! Ты купил ей кольцо за те деньги, что мы откладывали на коляску!

Дима опустил голову.
— Это не на коляску. Это маме на лекарства… Ей нужны были деньги, и я…

— Нет! — крикнула Аня. — Ты обманул меня! Ты врал мне всё это время! Ты обманул меня, а не её! И она, она обманула тебя, Дима! Она не болеет! Я вчера была в больнице, видела её с врачом! Она просто приходила за справкой для санатория! Я слышала, как врач говорил, что она "здорова как лошадь"! Она просто хотела получить путёвку! Она воспользовалась тобой!

Дима вскочил с дивана, его лицо исказилось от ярости.
— Не смей так говорить о моей маме! Ты просто завидуешь! Ты никогда не любила меня по-настоящему, иначе ты бы не заставляла меня выбирать!

— Я люблю тебя, и поэтому я заставляю тебя выбирать! — крикнула Аня в ответ. — Потому что я хочу, чтобы у нашего ребёнка был отец, который не боится сказать "нет" своей матери!

В тот вечер они не разговаривали. Аня плакала, а Дима сидел на кухне и тупо смотрел в одну точку, полируя стакан, словно тот мог рассказать ему правду. Он не знал, что делать. С одной стороны — слова жены, её боль и обида. С другой — образ матери, которая всю жизнь отдала ему, и которая, как он верил, нуждалась в его помощи.

На следующее утро Аня нашла записку на столе: «Я уехал к маме».

Она сидела и смотрела на пустой стул, где ещё вчера сидел её муж. Теперь она была одна, но у неё был выбор. Она могла остаться и ждать, или собрать вещи и уйти. Но она не могла уйти. Она не могла предать ту жизнь, что билась у неё под сердцем.

Она встала, подошла к зеркалу и твёрдо сказала: «Мы справимся. Сами. Без них». Она понимала, что эта война только началась. И теперь она будет сражаться за свою семью.