Разумеется, мы не станем сейчас углубляться в нейрохимию чувств — затронем её лишь вскользь. Наша цель — философское понятие любви.
Любовь, в биологическом смысле, — это механизм, при котором особь стремится к сближению, чтобы передать и закрепить свои гены. Это программа, встроенная в мозг: сигналы, порождающие влечение, доверие, сексуальную тягу. Мы и есть мозг — и его сигналы, по большей части, не подвластны воле.
Даже, например, при поцелуе — особенно «французском» — мозг бессознательно анализирует ДНК партнёра через слюну, запах, ферменты.
У мужчин, как считается, любовь (в её биоформе) короче и функциональней: завоевать, оплодотворить, немного поддержать — и уйти.
Но биология — лишь основа. Мы здесь ради философии.
Сартр говорил, что любовь невозможна: она превращает возлюбленного в бытие-в-себе, объект, который должен любить только тебя, делать только то, что ты одобряешь. Это — попытка порабощения, даже если снаружи — нежность. Именно поэтому Сартр был сторонником открытых отношений: он стремился сохранить свободу и в себе, и в другом.
Однако это не всегда так. Любовь в своём подлинном выражении — может быть не контролем, а взаимным влечением, где даже ревность оправдана не капризом, а эволюцией: потребностью удержать ценного партнёра.
Идеально, если после сексуального сближения рождается и эмоциональная привязанность. Здесь уже не просто нейроны, а доверие, поддержка, долгосрочная связь. Переход от несвободы тела — к свободе сознательного выбора быть с другим.
Я не моралист. Каждый сам выбирает, что для него любовь. Каждый свободен — и каждый несёт ответственность за последствия своих привязанностей.
Но я хочу напомнить: не всё в этом мире мрак и распад. Наверное, одни из лучших моментов в жизни — это начальная влюблённость, когда ты теряешь контроль и не страдаешь от этого,
и финал: когда смерть приходит не в одиночестве, а рядом с тем, кого ты когда-то полюбил.
Мы живём в мире, где любовь разлагается на части: неверность, недоверие, злоба, потеря интереса.
Неверность — банальна. Биологически — человек стремится размножаться. Инстинкт сильнее слов.
Стоит ли прощать измену? Ответа нет, но я бросаю вам вызов: прощайте один раз. И только один.
Я не стану здесь рассуждать о садизме и мести, о том, как унижать изменника.
Это всё ритуалы слабых. Суть в другом.
Человек — биологическое животное. Он тварь. Ты тоже.
Просто твой партнёр оказался слабее тебя перед биологическим зовом.
Физическая измена — не всегда страшна. Гораздо тяжелее — измена эмоциональная.
Потому что именно в ней рушится то, что мы называем «связью», а по сути — иллюзией обоюдной исключительности.
И вот правда:
Ты почти наверняка никогда не найдёшь «вечную любовь».
Никто не обещал тебе, что ты будешь интересен кому-то.
Ты — ничтожество. И хуже: ты думаешь, что любовь — это объект, вещь, которую ты заслуживаешь.
В этом Сартр абсолютно прав:
Вы делаете другого человека бытием-в-себе.
Вы превращаете его в вещь, в зеркало, в раба своих фантазий.
Некоторые умеют морально доминировать над партнёром — уничтожать его чувство свободы, навязывая структуру «правильных» отношений.
Но тогда возникает вопрос: где свобода? Где подлинность? Где бытие-для-себя?
Онтологически — через Сартра и Хайдеггера — мы понимаем:
Ничто не существует без бытия.
Бытие определяет ничто.
А ничто — это то, что уничтожает себя, чтобы стать.
Ты — не ты сам. Ты — результат окружения, опыта, боли, фальши.
А любовь — это всегда встреча двух ничто, стремящихся стать бытием через другого.
И тут мы сталкиваемся с парадоксом: идеал единства невозможен.
Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого.
Только через компромисс, или — по гегелевски — диалектическое снятие, возможно что-то устойчивое.
Потеря интереса — одна из ключевых, онтологически встроенных проблем любви.
Бытие-для-себя не может бесконечно превращать возлюбленное бытие-для-другого в объект собственного желания.
Сексуальное влечение угасает. Эмоциональная связь слабеет. Внимание рассеивается.
Ты спрашиваешь: как избежать этого?
Ответ: никак.
Мучайся.
Ты — мозг и плоть.
Ты — хаос, подчинённый химии, а потом биологии.
Ты просишь от мира чего-то постоянного, а мир сам — непостоянство.
Ты умоляешь хаос подарить тебе стабильность.
Смех.
Нет идеала. Не было и не будет.
Есть только принятие.
Прими своё ничтожество, прими, что никогда тебе не создать совершенного союза.
Любовь — это всегда дефект двух несовершенных бытий,
попытка удержать друг друга внутри формы, которая по определению разваливается.
Муж и жена (классическая пара; ЛГБТ — не исключение, их "проклятие" или "радость" — тоже онтологически обусловлены, не обсуждаются здесь как моральная категория)
— оба представляют собой бытие-для-себя,
но в союзе неизбежно пытаются сделать друг друга бытием-в-себе,
то есть контролируемым, управляемым, объяснимым.
Это невозможно. Это трагично. Это и есть брак.
И всё же, если ты выдержишь, если перетерпишь разложение, если
сохранишь эти отношения, эти диалектические компромиссы,
возможно — в самом конце,
ты получишь нечто.
Может быть — заботу.
Может быть — руку на лбу в последние минуты.
Может быть — взгляд, который скажет: "Ты был важен".
И, возможно, это и будет оно —
Счастливая смерть.