Семён Ильич Горобцов беспробудно пил уже седьмой день подряд. Это было не похоже на него — обычно он пил мало и редко, и в некоторых кругах даже слыл человеком относительно непьющим. Но сейчас алкоголь стал единственным спасением от навалившегося на него чувства безысходности. Две недели назад ему исполнилось 56 лет, и он вдруг отчётливо осознал, что жизнь прошла впустую.
В молодости Семён мечтал о блестящей карьере, высокой зарплате, красивой жене и детях. Но судьба распорядилась иначе. Сейчас он работал инженером на небольшом заводе, где о больших деньгах приходилось только мечтать.
Семейная жизнь не сложилась. В двадцать четыре года он встретил девушку, с которой начал встречаться. Они жили вместе в его небольшой квартире и готовились к свадьбе. Но однажды Семён вернулся домой раньше обычного и застал свою невесту в постели с другим мужчиной.
Он не стал устраивать скандал. Просто вышел в подъезд и сказал, что через пятнадцать минут вернётся и их обоих не должно быть в его квартире. Позже несостоявшаяся невеста пыталась помириться, просила прощения, но Семён остался непреклонным.
Предательство глубоко ранило его. Только через два года он решился на новые отношения, но всё сложилось неудачно. Третья попытка тоже закончилась неудачей. После этого Семён перестал искать любовь, перебиваясь случайными связями и короткими знакомствами.
Семь лет назад умер его отец от инфаркта. Мать осталась одна. Семён Ильич изредка навещал её, а она, как в детстве, старалась накормить его чем-нибудь вкусным, расспрашивала о жизни и сокрушалась, что сын всё никак не женится и не подарит ей внуков.
Последние годы здоровье матери ухудшалось — скакало давление, беспокоило сердце. Неделю назад Семён Ильич, как обычно, собрался навестить её. Он долго звонил на телефон матери, но никто не отвечал. «Спит, наверное», — подумал он.
Войдя в знакомый с детства подъезд, Семён Ильич поднялся на третий этаж, открыл дверь своим ключом и вошёл в квартиру.
— Мама! — позвал он.
Тишина. Слишком тревожная тишина. Нехорошее предчувствие сжало сердце. В комнате он увидел мать, спящую на любимом диванчике. Её лицо было неестественно бледным.
— Мама, — снова позвал Семён Ильич, взяв её за руку. Рука была холодной.
После похорон Семён Ильич взял отпуск за свой счёт, купил в магазине несколько бутылок водки, заперся в квартире и начал пить. Смерть матери как будто подвела жирную черту под всей его жизнью.
Он вдруг отчётливо осознал, что все его надежды на лучшее будущее не более чем иллюзия, осознал, что впереди его не ждёт ничего хорошего. Если раньше он ещё надеялся, что всё наладится, то теперь всё стало ясно как божий день.
Неделю назад он ещё верил, что однажды случится чудо — он сделает открытие, изобретёт что-то такое, отчего его карьера взлетит до небес. Появятся и деньги, и подходящая женщина для семейной жизни. Может быть, даже дети будут — ведь он ещё не старый.
Но теперь иллюзии развеялись, как утренний туман. Никаких открытий он не совершит, никаких изобретений не сделает. Строить карьеру уже поздно. Семью не создать — кому нужен одинокий неудачник? О детях и мечтать не стоит. Случайные подруги уже не смогут родить ему детей из-за возраста, а молодым девушкам он неинтересен. Алкоголь стал единственным способом заглушить боль и тоску, стал своеобразным реквием по несбывшимся мечтам.
Уже неделю каждый новый день Семена Ильича начинался одинаково. Пробуждаясь с тяжёлым похмельем, он шел к холодильнику, брал бутылку водки и наполнял стакан. Пил залпом, пока не приходило облегчение, потом включал телевизор и бессмысленно смотрел всё подряд, не вникая в суть происходящего на экране. Если же водки в холодильнике не оказывалось, он надевал куртку, шапку и уныло плелся в ближайший магазин.
Сидя перед экраном телевизора, Семен Ильич напивался до положения риз, затем включал компьютер и открывал музыкальный альбом. Альбом этот он составил самостоятельно — накачал туда любимые песни со своеобразным текстом и смыслом, полушутливо назвав его «Суицидальным».
Вот и сейчас, достигнув нужного состояния опьянения, Семён Ильич нажал кнопку воспроизведения.
То не вечер ветку клонит,
Не дубравушка шумит.
Звучал голос из динамиков компьютера.
То моё сердечко стонет,
Как осины лист дрожит.
Хрипло подпевал Семён Ильич. Мелодию он выводил правильно, только голос охрип от многодневного пьянства.
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой.
Приюти меня, родная,
В тихой келье гробовой.
На этих строках Семён Ильич неизменно начинал горько плакать навзрыд, размазывая по лицу пьяные слезы. За первой композицией шла следующая, затем третья, четвёртая… Последней в этом альбоме была песня из репертуара группы «Красная плесень»:
Я закрыл свою дверь на тяжелый засов,
Я достал пистолет из широких штанов.
Не спеша, не дыша, взвел я курок
И, схватив это дуло, направил в висок.
Семён Ильич больше уже не плакал, лишь сидел на стуле, обхватив голову руками и медленно качаясь из стороны в сторону.
Над могильной плитой не завянут цветы,
Но туда никогда не придешь уже ты.
Я лежу глубоко под холодной землей,
Но теперь я свободен, но я не с тобой.
Закрыв глаза, тихо шептал Семён Ильич заключительные слова песни:
Прощай, моя последняя любовь,
Тебя мне не увидеть никогда,
Меня ты покидаешь вновь.
Так ты прости меня.
Прозвучали заключительные аккорды, и наступила тишина. Вдруг Семёну Ильичу пришла в голову идея: а не выпрыгнуть ли ему в окно? Мысль показалась ему стоящей. Он тяжело поднялся и направился к двери, которая вела на балкон. Шагнув за порог, он открыл окно. Осенний ветер бросил ему в лицо пригоршню дождя.
Глядя вниз, Семён Ильич ясно представил себе, как будет лежать, распластавшись, на холодном мокром асфальте. — Холодно мне там будет, — подумал он, зябко передёрнув плечами. На нем была только футболка и тренировочные штаны.
— Куртку надень, — услышал он голос за спиной, вздрогнул и резко обернулся. За его спиной стоял седовласый старик с гладко выбритым лицом. Скрестив руки, он молча смотрел на Семёна Ильича.
— А ты… Вы… Вы кто? — ошеломлённо спросил Семён Ильич.
— Называй меня Иван, — ответил старик.
— А по отчеству?
— Без отчества. Впрочем, можешь называть меня дед Иван.
— А как ты оказался в моей квартире, дед Иван?
— Ты же меня сам впустил. Забыл?
Семён Ильич помнил, что когда ходил за водкой, с кем-то общался у магазина. Но чтобы он приводил кого-то домой — такого он решительно не помнил! Впрочем, последние семь дней он вообще мало что помнил.
Дед Иван тем временем шагнул на балкон и тоже подошёл к открытому окну. — Удивительно, о каких странных вещах беспокоятся иногда люди, — сказал он, посмотрев вниз. — Вот ты, например. Боишься, что тебе будет холодно лежать на асфальте. А ведь когда ты там будешь лежать, тебе уже не будет ни жарко, ни холодно. Тебе уже вообще не будет никак.
— Да и меня самого уже не будет, — грустно сказал Семён Ильич.
— Ты будешь. Правда, не таким, как сейчас. У тебя не будет тела, но это всё равно будешь ты. Сейчас ты думаешь, что выйдешь за окно, и все проблемы сами собой решатся, ведь так?
— Да, — согласился Семён Ильич.
— Не надо будет больше ни о чём беспокоиться, ни за что бороться. Один шаг — и всё! Нет больше проблем, нет больше боли в душе.
— Так и есть, — снова согласился Семён Ильич.
— Нет, не так, — продолжил свой монолог дед Иван. — Сейчас у тебя есть руки, ноги и голова. Не совсем трезвая, но голова. И ты даже можешь ей ещё пользоваться по назначению — то есть думать. А пока у тебя всё это есть, у тебя есть шанс всё изменить. Он есть, каким бы призрачным тебе сейчас это ни казалось.
А вот когда ты прыгнешь туда, у тебя не будет больше ни рук, ни ног, ни головы. У тебя вообще не будет ничего. А все твои проблемы останутся с тобой. И боль твоя никуда не уйдёт. Всё, от чего ты сейчас хочешь избавиться, ты заберёшь с собой туда, — дед Иван показал пальцем куда-то вверх.
Но там у тебя уже не будет ни малейшего шанса что-либо исправить. Боль свою ты заберёшь с собой. И она там многократно умножится. Но самое главное — когда ты будешь лететь вниз, ты поймёшь, что я прав. Но исправить уже ничего не сможешь, потому что ты уже будешь лететь вниз.
Дед Иван говорил веско и убедительно. Каким-то образом Семён Ильич вдруг отчётливо осознал: всё, о чём сейчас говорит дед Иван, правда! И эта правда пугала его.
— А откуда ты всё это знаешь, дед Иван? — спросил Семён Ильич.
— Однажды я сделал такой же шаг, который собираешься сделать сейчас ты. И рядом со мной не было никого, кто бы меня остановил. Мне очень хотелось, чтобы хоть кто-то остановил, но рядом никого не было.
Семён Ильич прошёл мимо старика в комнату и сел на стул. Ну и что мне теперь делать? — спросил он, глядя деду в лицо.
— А ты ведь знаешь, в чём корень твоих проблем. Знаешь ведь? — произнёс дед Иван.
Тут Семёна Ильича посетило самое настоящее озарение. Ведь он действительно знал! Всегда знал. Но почему-то не мог до конца поверить в то, что это и есть вся суть его проблем. Он не верил в себя. Не хотел признавать, что всё на самом деле намного проще, чем он себе напридумывал. В глубине души ему не хотелось решать свои проблемы. Ведь если он их решит, смысл его жизни вроде как потеряется. Вернее, смысл станет другим. Совершенно неведомым и доселе неизвестным. А неизвестность всегда страшит.
Семён Ильич проснулся поздним утром. Он лежал под столом на полу возле стула, с которого, видимо, упал, когда уснул. Голова нещадно болела. Несмотря на это он вспомнил вчерашний разговор с дедом Иваном во всех подробностях и ему захотелось продолжить этот диалог.
—Дед Иван, — позвал Семён Ильич. Ответом ему была тишина. Он побродил по комнатам, но в квартире никого не было. Входная дверь была заперта. А был ли дед Иван в реальности или ему всё это приснилось?
Семён Ильич отчётливо помнил, как вчера его посетило озарение относительно решения всех его проблем. И это решение не казалось ему сейчас неправильным или бредовым.
— Пора прекращать пить, — решил Семён Ильич и направился к холодильнику. Достал бутылку водки, стакан. Посмотрел на себя в зеркало и пообещал сам себе — я только похмелюсь немного и всё. Ему очень хотелось верить, что он сдержит своё обещание.