— Разлеглась, лошадь, — орала свекровь, пронзительно, как сверло дантиста, входя в самую душу. — Ты беременная, а не больная! Поднимайся, марш мыть пол!
Лариса вздрогнула, открывая глаза. Она не спала, просто лежала с закрытыми веками, пытаясь унять тошноту и ноющую боль в пояснице. Седьмой месяц. Врачи сказали, что нужно больше отдыхать, была угроза. Но как тут отдохнешь, когда в твоем собственном, казалось бы, доме хозяйничает чужая, злая воля?
Светлана Петровна, мать её мужа Славика, стояла в дверях спальни, подбоченившись. Её сухое, морщинистое лицо исказилось в брезгливой гримасе. Взгляд маленьких, колючих глаз впился в Ларису, лежащую на кровати.
— Что молчишь? Язык проглотила? — не унималась она. — Я в твои годы на пятом месяце картошку копала, сорок соток! А эта, видите ли, прилегла. Цаца какая. Славик на работе спину гнет, чтобы тебя, лежебоку, прокормить, а ты и пальцем пошевелить не хочешь.
Лариса медленно, с трудом села на кровати. Живот мешал, давил на внутренности. Каждое слово свекрови было как пощечина — унизительная, жгучая.
— Светлана Петровна, мне врач сказал лежать, — тихо, почти шепотом произнесла она. — У меня давление скачет…
— Врач! — фыркнула свекровь. — Все вы сейчас умные стали, чуть что — к врачу бежите. Раньше бабки в поле рожали и ничего, по десятку детей поднимали. А эти неженки… Давление у нее! Это все от лени твоей давление. И от жирной еды. Хватит трескать, что ни попадя, вон какую ряху наела.
Она говорила это с такой ненавистью, с таким ядом, что Ларисе стало страшно. Не за себя — за маленькую жизнь внутри нее. Этот постоянный стресс, эти крики… Как это отразится на ребенке?
— Я не лежебока, — голос Ларисы окреп. Обида придала ей сил. — Я до декрета работала, и по дому все делала. И сейчас делаю, что могу.
— Что ты можешь? Пыль по углам развозить? — Светлана Петровна вошла в комнату, обвела ее презрительным взглядом. — Посмотри, грязища какая! А в кухне гора посуды. Думаешь, я за тобой, принцессой, убирать буду? Я своего сына одна поднимала, на двух работах вкалывала не для того, чтобы он потом на какой-то ленивой бабе женился, которая ему даже уюта в доме создать не может!
Лариса молчала, сжимая кулаки. Что ей ответить? Любое слово будет использовано против нее. Она знала это по горькому опыту последних пяти лет, что они жили все вместе в этой двухкомнатной квартире. Квартире, которая, как не уставала повторять свекровь, принадлежит ей.
Она переехала к ним сразу после свадьбы. Якобы помочь молодым. Помощь эта заключалась в тотальном контроле, вечных придирках и стравливании её со Славиком. Сначала Лариса пыталась угодить, быть хорошей невесткой. Вставала в пять утра, чтобы приготовить свекрови её любимые сырники, наглаживала её кофточки, слушала бесконечные рассказы о её трудовых подвигах и о том, какой Славочка был замечательный ребенок. Но все было зря. Чем больше Лариса старалась, тем больше свекровь находила поводов для недовольства.
Славик… Её любимый, добрый Славик. Ему был сорок один год, но рядом с матерью он превращался в робкого подростка. Он разрывался между двух огней, и чаще всего выбирал самый простой путь — невмешательство. «Лар, ну ты же знаешь маму, у нее характер тяжелый», «Лара, ну уступи, она же пожилой человек», «Лара, не обращай внимания».
А как не обращать? Как не обращать внимания, когда тебя каждый день методично, с садистским удовольствием, втаптывают в грязь?
— Так и будешь сидеть, на меня зыркать? — голос свекрови вывел ее из оцепенения. — Я сказала, марш пол мыть! И чтобы к приходу Славика блестело все! А то расскажу ему, какая у него жена-засранка.
С этими словами она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Лариса осталась одна. Слезы душили ее. Горячие, злые слезы бессилия. Она уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Не навзрыд, а тихо, беззвучно, сотрясаясь всем телом. Она плакала о своей загубленной молодости, о несбывшихся мечтах о счастливой семье, о муже, который не может её защитить.
Она вспомнила, как они познакомились. Ларисе был тридцать один, она работала в районной библиотеке. Тихая, скромная, уже и не надеявшаяся встретить свою любовь. А Славик, инженер на местном заводе, пришел записываться. Такой большой, немного неуклюжий, с добрыми глазами и застенчивой улыбкой. Он стал заходить каждый день, приносил ей шоколадки, неумело ухаживал. И её сердце оттаяло. Ей казалось, что вот оно, её женское счастье.
Первый год они жили вдвоем на съемной квартире, и это было самое счастливое время. Они гуляли по вечерам, смотрели фильмы в обнимку, строили планы. Славик был нежным, заботливым. Он обещал, что они скоро купят свое жилье, что у них будет ребенок, а лучше двое.
А потом приехала Светлана Петровна. Её квартиру в соседнем городе она сдала, а деньги положила в банк. «Буду вам на первоначальный взнос копить, — заявила она. — А пока у меня поживете, что вам на съеме мыкаться».
И начался ад.
Лариса заставила себя встать. Голова кружилась. Она подошла к зеркалу. Из него на нее смотрела уставшая, измученная женщина с потухшими глазами и отекшим лицом. Неужели это она? Та самая Ларочка, которая когда-то смеялась от счастья?
«Нет, — сказала она своему отражению. — Хватит. Я не позволю ей уничтожить меня. И моего ребенка».
Она медленно, держась за стену, пошла в ванную. Набрала в ведро воды, взяла тряпку. Каждый наклон отдавался болью в спине. Вода была ледяной. Свекровь специально отключила бойлер, чтобы она мыла холодной. Лариса стиснула зубы. Она будет мыть. Но это будет последний раз. Последний раз, когда она подчиняется.
Вечером вернулся Славик. Уставший, пахнущий машинным маслом и табаком. Он разулся в коридоре и сразу прошел на кухню. Светлана Петровна уже накрыла на стол. Для него. Перед его тарелкой дымился борщ, лежала котлета с пюре. Ларисе же был демонстративно оставлен вчерашний суп.
— Славочка, сынок, садись, поешь, — заворковала свекровь, преображаясь на глазах. — Устал, поди? А я вот тут весь день как белка в колесе. И прибралась, и наготовила. А то от нашей барыни помощи не дождешься.
Славик бросил быстрый взгляд на Ларису. Она сидела за столом, молча ковыряя вилкой в тарелке.
— Мам, ну что ты опять начинаешь? — устало сказал он.
— А что я начинаю? Я правду говорю! — взвилась Светлана Петровна. — Я ей слово, она мне десять! Говорю, пол грязный, ребенок скоро будет, надо в чистоте жить. А она мне — врач лежать велел! Я из-за нее, между прочим, спину сорвала, пока тут все отдраивала!
Лариса подняла глаза. Взгляд её был спокоен и холоден.
— Это ложь, — отчетливо произнесла она. — Пол мыла я. Ледяной водой.
Славик посмотрел на мать, потом на жену. На его лице отразилась растерянность.
— Мам, зачем ты воду горячую отключила? Ларисе же нельзя в холодной возиться.
— Ой, да что ей сделается! — отмахнулась свекровь. — Не сахарная, не растает. Я за экономию, между прочим, радею! Вы деньги на ветер пускаете, а я каждую копейку считаю! На квартиру вам коплю! Неблагодарные!
Она картинно схватилась за сердце и закатила глаза. Старый, проверенный трюк.
— Все, у меня давление поднялось! Пойду прилягу. А ты, сынок, поговори со своей женой. Совсем от рук отбилась. Скоро на голову тебе сядет.
Она удалилась в свою комнату, оставив за собой шлейф запаха валерьянки. Славик тяжело вздохнул и сел за стол.
— Лар, ну чего ты её провоцируешь? — начал он свою обычную песню. — Ну промолчала бы.
И тут Ларису прорвало.
— Промолчать? — она вскочила, опрокинув стул. Посуда на столе звякнула. — Сколько можно молчать, Славик?! Сколько можно терпеть эти унижения?! Она меня коровой называет! Засранкой! Она издевается надо мной каждый день! А ты что? «Промолчи»! «Уступи»! «Не обращай внимания»!
Она перевела дух. Говорила она не громко, но в голосе её звенел металл.
— Она ненавидит меня. И она делает все, чтобы мы с тобой расстались. Неужели ты этого не видишь? Она специально создает невыносимые условия, чтобы я сбежала!
— Лара, это не так, — растерянно пробормотал Славик. — Мама просто…
— Что «просто»?! — перебила она. — Просто старая, завистливая женщина, которая не может смириться с тем, что у её сына появилась своя семья? Что её «Славочка» вырос? Она ревнует тебя ко мне, к нашему будущему ребенку! Она хочет, чтобы ты принадлежал только ей!
Славик смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Он никогда не видел свою тихую, покладистую Ларису такой.
— Я люблю тебя, Славик, — голос её смягчился. — Любила. Но я больше так не могу. Я не могу жить в этом аду. Я не могу растить нашего ребенка в атмосфере ненависти.
Она подошла к нему вплотную и заглянула в глаза.
— Ты должен выбрать, — твердо сказала она. — Или я и наш ребенок, или твоя мама. Мы не можем больше жить все вместе.
Славик молчал. Он смотрел куда-то в сторону, на цветастый кухонный фартук. В голове его был сумбур. Он любил Ларису. И он любил мать. Как можно выбрать между ними?
— Мы должны съехать, — продолжала Лариса. — Прямо сейчас. Завтра. Снимем квартиру, как раньше. Да, будет тяжело. Но мы справимся. Зато мы будем жить своей семьей.
— Съехать? — он наконец посмотрел на нее. — Лара, ты с ума сошла? А как же квартира? Мама же копит нам на первоначальный взнос. Мы столько лет ждали…
Лариса горько усмехнулась.
— Квартира… Ты до сих пор веришь в эту сказку? Славик, открой глаза! Она никогда не даст нам этих денег. Это просто поводок, на котором она тебя держит. Она будет «копить» вечно, лишь бы мы жили под её контролем. Ей нужна не наша благодарность, ей нужна власть над нами.
Она видела, как в его глазах борются сомнение и страх. Страх перед переменами, страх ослушаться мать, страх взять на себя ответственность.
— Я ставлю тебе ультиматум, — сказала Лариса, и сама удивилась своей решимости. — Завтра я звоню своей подруге Ольге, она поможет найти квартиру. Мы собираем вещи и уезжаем. Если ты со мной — я буду самой счастливой женщиной на свете. Если нет… — она сделала паузу, — значит, я уйду одна. С ребенком.
Она развернулась и пошла в спальню, оставив его одного на кухне с остывающим борщом и тяжелыми мыслями. Она легла в постель и впервые за долгое время почувствовала не отчаяние, а облегчение. Она сделала шаг. Она бросила вызов. Теперь ход за ним.
Всю ночь она не спала, прислушиваясь к звукам. Славик долго сидел на кухне, потом тихо вошел в комнату, постоял у её кровати и лег на диван. Он даже не попытался поговорить, обнять, успокоить. И это было хуже всего.
Утром Лариса, как и обещала, позвонила Ольге. Та сразу все поняла.
— Давно пора, Ларка! — бодро сказала она в трубку. — Я тебе сто раз говорила: беги от этой мегеры! Есть у меня на примете одна квартирка, недорогая. Хозяева — милейшие люди. Сейчас им позвоню.
Через час все было решено. Можно было заезжать хоть сегодня. Лариса начала собирать вещи. Она складывала в сумку свои платья, книги, детские вещички, которые уже успела купить. Руки её дрожали, но на душе было светло.
Славик вошел в комнату, когда она уже застегивала молнию на большой дорожной сумке. Он выглядел осунувшимся, невыспавшимся.
— Ты… ты серьезно? — спросил он.
— Абсолютно, — ответила Лариса, не глядя на него.
Он подошел и сел на край кровати.
— Лар… Я поговорил с мамой.
Сердце Ларисы екнуло. Неужели?
— Она плакала, — сказал Славик, глядя в пол. — Говорит, мы её в гроб вгоним. Говорит, она не переживет, если я уйду. У нее больное сердце…
Лариса медленно выпрямилась. Она посмотрела на своего сорокалетнего мужа, который сейчас говорил словами своей матери, как марионетка.
— А мое сердце, Славик? А сердце нашего ребенка? «Оно здоровое?» —спросила она ледяным тоном. — Ты сделал свой выбор.
Она взяла сумку.
— Я ухожу. Прощай.
Он вскочил, схватил её за руку.
— Подожди! Не уходи! Я… я не знаю, что делать!
— А я знаю, — она высвободила руку. — Я буду жить. И мой ребенок будет жить. В спокойствии и любви. Даже если этой любви у него не будет от собственного отца.
В этот момент в комнату ворвалась Светлана Петровна. Её лицо было багровым от ярости.
— Куда собралась, потаскуха?! — закричала она. — Сына моего бросить решила?! Я тебе не позволю! Ты отсюда никуда не уйдешь!
Она бросилась к Ларисе, пытаясь вырвать у нее сумку.
— Мама, перестань! — крикнул Славик, оттаскивая её.
— Не трогай меня, предатель! — визжала Светлана Петровна, отбиваясь от него. — Ты променял родную мать на эту вертихвостку! Я на тебя жизнь положила, а ты!..
Её крик внезапно оборвался. Она захрипела, схватилась за грудь и стала оседать на пол.
— Мама! — Славик подхватил её, опустил на ковер. — Мама, что с тобой?!
Лицо Светланы Петровны стало сизым, губы посинели. Она дышала тяжело, с присвистом.
— Скорую… — прошептал Славик, бледный как полотно.
Лариса замерла на пороге. Часть её сознания злорадствовала: «Так тебе и надо, старая ведьма!». Но другая, человеческая часть, ужаснулась. Она достала телефон и дрожащими пальцами набрала 103.
«Скорая» приехала быстро. Врачи сделали укол, положили Светлану Петровну на носилки.
— Обширный инфаркт, — сказал пожилой врач, снимая шапочку. — В больницу, срочно. Состояние тяжелое.
Славик поехал с матерью. Перед уходом он бросил на Ларису взгляд, полный укора и ненависти. Как будто это она была во всем виновата.
Лариса осталась одна в пустой квартире. Сумка так и стояла у порога. Она села на стул и обхватила руками живот. Малыш внутри толкнулся, словно спрашивая: «Мама, что происходит?».
«Все будет хорошо, мой маленький, — прошептала она. — Все будет хорошо. Мы справимся».
Но она не знала, что худшее было еще впереди. Она не знала, что этот день станет началом конца её прежней жизни и началом новой, страшной борьбы.
Вечером позвонил Славик. Голос его был глухим, чужим.
— Мама в реанимации. Врачи ничего не обещают.
Он помолчал.
— Ты добилась своего, Лариса? — спросил он с ледяной яростью. — Ты довольна? Ты чуть не убила мою мать.
— Славик, это не я… — начала она.
— Не ты?! — заорал он в трубку. — А кто?! Кто довел её до инфаркта своими ультиматумами?! Кто устроил этот скандал?! Если с ней что-то случится, я тебе этого никогда не прощу! Никогда!
Он бросил трубку.
Лариса сидела в тишине, оглушенная. Он во всем обвинил её. Он даже не попытался понять. Вся их любовь, все годы, прожитые вместе, рухнули в один миг. Она была одна. Совсем одна против всего мира.
Ночью ей стало плохо. Резкая боль пронзила низ живота. Она испугалась не на шутку. Снова «скорая», больничная палата, капельница. Врач, молодая серьезная женщина, покачала головой.
— Вам нужен абсолютный покой, милочка. Никаких нервов. Иначе ребенка не доносите.
Лариса пролежала в больнице неделю. Славик ни разу не пришел и даже не позвонил. Она звонила ему сама, но он не брал трубку. Она знала, что он все время проводит в другой больнице, у постели матери.
Когда её выписали, она вернулась в пустую квартиру. Было странно тихо. Ни криков, ни упреков. Но эта тишина давила сильнее любого крика. Она не знала, что делать дальше. Уйти? Но куда? Ольга нашла ей квартиру, но у нее не было денег на залог. Все их сбережения были у Славика, на общей карте, которую он, скорее всего, заблокировал.
Она чувствовала себя в ловушке.
Через два дня Славик вернулся. Он вошел в квартиру, как чужой. Похудевший, с темными кругами под глазами. Он не поздоровался, прошел в комнату и начал собирать свои вещи в спортивную сумку.
— Ты куда? — тихо спросила Лариса.
— Маму выписали, — ответил он, не поворачиваясь. — Она пока слаба, ей нужен уход. Я поживу у нее в больнице, а потом… потом видно будет.
— А я? — прошептала Лариса. — А мы?
Он наконец обернулся. Его глаза были холодными и пустыми.
— А что «мы», Лариса? Нет никаких «нас». Ты сама все разрушила.
Он взял сумку и пошел к выходу. У двери он остановился.
— Можешь пока пожить здесь. Все-таки ты носишь моего ребенка. Но как только родишь — чтобы духу твоего здесь не было. Это квартира моей матери.
Он ушел, хлопнув дверью. Лариса осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. Это был конец. Полный и безоговорочный.
Прошла неделя, потом другая. Жизнь превратилась в серое, тягучее ожидание. Лариса почти не выходила из дома. Она разговаривала только со своим животом, рассказывая малышу сказки. Это было её единственное утешение.
Однажды вечером в дверь позвонили. Лариса вздрогнула. Она никого не ждала. Посмотрев в глазок, она увидела Славика. Сердце забилось отчаянной надеждой. Может быть, он одумался? Пришел просить прощения?
Она открыла дверь. Он был не один. Рядом с ним стояла Светлана Петровна. Она опиралась на палочку, но стояла прямо, как гвоздь. И смотрела на Ларису с прежней, нескрываемой ненавистью.
— Ну что, дождалась? — прошипела она. — Думала, избавилась от меня? Не выйдет! Я еще тебя переживу!
Славик молча прошел в квартиру. Светлана Петровна, оттолкнув Ларису, проковыляла за ним.
— Славочка, сынок, иди в свою комнату, отдохни, — сказала она ему уже совсем другим, ласковым тоном. — А я с этой… поговорю.
Славик, не глядя на Ларису, ушел в спальню и закрыл за собой дверь.
Светлана Петровна повернулась к Ларисе. Её лицо было похоже на маску.
— Я пришла сказать тебе, чтобы ты убиралась, — сказала она тихо, но внятно. — Завтра же.
— Но… Славик сказал, я могу пожить здесь, пока не рожу, — пролепетала Лариса.
— Славик сказал! — передразнила свекровь. — А я говорю — убирайся! Это моя квартира! И я не хочу видеть здесь ни тебя, ни твоего… выродка.
У Ларисы потемнело в глазах.
— Как вы можете… это же ваш внук… или внучка…
— Это не мой внук! — отрезала Светлана Петровна. — Мой сын из-за тебя чуть не лишился матери! Ты чуть не свела меня в могилу! Я не хочу иметь ничего общего с твоим отродьем! Собирай свои манатки и вон отсюда!
Лариса смотрела на нее, и внезапно страх ушел. Осталась только холодная, звенящая ярость.
— Я никуда не уйду, — сказала она так же тихо, но твердо.
— Что?! — глаза свекрови округлились. — Ты что себе позволяешь?!
— Я никуда отсюда не уйду, — повторила Лариса, глядя ей прямо в глаза. — Потому что это и мой дом тоже.
— Ах, твой дом?! — взвизгнула свекровь. — Да кто ты такая?! Приживалка!
Она замахнулась на Ларису своей палкой. Но Лариса не отступила. Она поймала палку рукой.
— Не смейте меня трогать, — прошипела она. — Иначе я вызову полицию.
Светлана Петровна опешила от такого отпора. Она вырвала палку и отступила на шаг.
— Ты… ты еще пожалеешь об этом! — просипела она. — Я тебя уничтожу! Я сделаю так, что ты проклянешь тот день, когда вошла в эту семью!
Она развернулась и пошла в комнату к сыну, громко стуча палкой.
Лариса осталась в коридоре. Её всю трясло. Но это была не дрожь страха. Это была дрожь от осознания того, что война началась. И отступать ей было некуда. За её спиной была маленькая, беззащитная жизнь, которую она должна была защитить любой ценой.
Она не знала, что будет завтра. Но она знала одно: она больше не позволит себя унижать. Она будет бороться. За себя. За своего ребенка. За свое право на жизнь.
В ту ночь Славик спал в комнате с матерью. Лариса слышала, как они долго о чем-то шептались. Она лежала в своей постели с открытыми глазами, глядя в потолок, и строила план. Она понимала, что проиграла битву за мужа, но она не собиралась проигрывать войну за будущее своего ребенка.
На следующий день, когда Славик ушел на работу, а свекровь отправилась в поликлинику, Лариса сделала то, что давно должна была сделать. Она собрала в отдельную папку все документы: свой паспорт, свидетельство о браке, медицинскую карту. А потом достала из тайника, из старой шкатулки на антресолях, еще один документ. Это был пожелтевший, сложенный вчетверо лист бумаги, который хранил страшную и одновременно спасительную тайну. Тайна, о которой не знал никто, кроме неё и еще одного человека, которого уже не было в живых.
Она посмотрела на этот документ, и на губах её появилась слабая, но уверенная улыбка.
Война только начиналась. И у нее было оружие, о котором её враги даже не подозревали.
Вечером, когда Славик вернулся, он был мрачнее тучи. Он прошел на кухню, где Лариса готовила ужин. Он молча сел за стол.
— Я подаю на развод, — сказал он, не поднимая глаз.
Лариса кивнула. Она ожидала этого.
— Хорошо, — спокойно ответила она.
Он удивленно посмотрел на нее. Он ждал слез, истерики, уговоров. А увидел спокойное, почти безразличное лицо.
— И на раздел имущества, — добавил он с нажимом. — Точнее, никакого раздела не будет. У тебя ничего нет. Квартира мамина, машина тоже на нее записана. Так что ты уйдешь, с чем пришла.
— Я не претендую на твою машину, — так же спокойно сказала Лариса. — А вот по поводу квартиры… мы еще поговорим.
— О чем тут говорить?! — вскипел он. — Есть документы! Квартира куплена матерью задолго до нашего брака!
— Есть разные документы, Славик, — загадочно ответила Лариса и поставила перед ним тарелку с гречкой и котлетой. — Ешь, пока не остыло.
Он смотрел на нее с подозрением, но голод взял свое.
В этот момент вернулась Светлана Петровна. Она победоносно оглядела их.
— Ну что, сынок, ты сказал ей?
— Сказал, — буркнул Славик.
— И что она? — свекровь с жадным любопытством посмотрела на Ларису.
— А я сказала, что никуда из этой квартиры не уйду, — Лариса повернулась к ней. — По крайней мере, пока.
— Да как ты смеешь, нахалка?! — закричала Светлана Петровна. — Убирайся, это квартира моего сына!
Лариса медленно вытерла руки о передник. Она посмотрела сначала на разъяренную свекровь, потом на растерянного мужа. И тихо, но очень внятно произнесла слова, которые должны были взорвать этот дом.
— Вообще-то, эта квартира не совсем вашего сына. И даже не совсем ваша, Светлана Петровна. Потому что завещание было на меня...