— Опять ты что-то намудрила с обедом! — Геннадий швырнул сумку на пол и прошёл мимо Лены, даже не поздоровавшись. — Мама говорит, вчера у неё живот болел после твоих котлет.
Лена замерла у плиты, половник в руке дрогнул. Только что она радовалась, что муж пришёл пораньше, и теперь они смогут спокойно поужинать вместе.
— Какие котлеты? — тихо спросила она. — Вчера твоя мама вообще у нас не была.
— Ну да, конечно, — фыркнул Гена, разматывая шарф. — А кто тогда приносил ей твою еду? Домовой, что ли?
Лена почувствовала, как внутри всё сжимается в знакомый узел. Снова. Опять эти странные истории от свекрови, которые не складывались в единую картину.
— Гена, я же сама готовила вчера только нам двоим. Помнишь, ты даже добавку просил?
— Мам, хватит, — буркнул он, включая телевизор. — Ты же знаешь, какая мама больная. Сердце, давление... А ты её расстраиваешь.
— Но я её не расстраиваю! Я вообще...
— Вот именно, что ты вообще! — взорвался Геннадий, резко обернувшись. — Ты вообще к ней относишься как к чужой! Мама это чувствует, понимаешь? У неё материнское сердце!
Лена отложила половник. В горле стоял ком — такой знакомый, что она уже научилась с ним жить. Как объяснить мужу, что его мать постоянно придумывает какие-то ситуации? То якобы Лена нагрубила ей в магазине, то позвонила среди ночи и наговорила гадостей, то ещё что-нибудь.
— Гена, давай разберёмся. Позвони маме прямо сейчас и спроси, когда именно я приносила ей котлеты.
— Ты что, издеваешься? — муж посмотрел на неё с такой злостью, будто она предложила что-то неприличное. — Больную женщину дёргать из-за твоих заморочек? Ей и так плохо!
— Но почему плохо-то? Что именно случилось?
Геннадий замолчал, отвернулся к телевизору. На экране крутили какой-то сериал про семейные разборки, но реальность оказалась куда мрачнее любой мелодрамы.
— Мама сказала, что у неё всю ночь живот крутило, — наконец произнёс он, не поворачивая головы. — И что это точно от твоей еды.
— Гена, — Лена села рядом с ним на диван, стараясь говорить спокойно. — Я понимаю, что ты переживаешь за маму. Но давай честно: когда последний раз я готовила что-то специально для неё?
— А вот и видно твоё отношение! — вскочил он. — Когда готовила! Нормальная невестка сама бы предлагала, заботилась!
— Я предлагала. Много раз. А она отвечала, что ей ничего не нужно от меня.
— Врёшь!
Это слово ударило Лену, как пощёчина. Муж никогда прежде не говорил ей таких вещей. За пять лет брака, даже в самых сильных ссорах, он не переходил на оскорбления.
— Я не вру, — прошептала она. — И ты это знаешь.
— Знаю? — Геннадий развернулся к ней лицом, и в его глазах плескалась такая ярость, что Лена отшатнулась. — Знаю я, что моя мать полжизни одна прожила, работала на трёх работах, чтобы меня поднять! А теперь заслужила спокойную старость! И вместо помощи получает от невестки одни расстройства!
— Какие расстройства? Приведи хотя бы один конкретный пример!
— Да сколько угодно! — Гена начал загибать пальцы. — Вот хотя бы на прошлой неделе ты ей нагрубила в аптеке!
Лена моргнула. На прошлой неделе она вообще не выходила из дома — температурила с гриппом.
— Гена, я болела. Лежала с температурой тридцать девять. Ты же сам аспирин мне приносил!
— Мало ли что ты болела, — пробормотал он, но уже менее уверенно. — Мама не врёт. Зачем ей врать-то?
И тут до Лены дошло. Это же не первый такой разговор. За последние месяцы их было уже штук десять. И каждый раз одна и та же схема: свекровь рассказывает сыну какую-то историю про невестку, он приходит домой злой, устраивает скандал. А когда Лена пытается разобраться в деталях, выясняется, что она в это время была совсем в другом месте или вообще дома сидела.
— Подожди, — медленно произнесла она. — А помнишь историю про то, как я якобы твоей маме в автобусе место не уступила?
— Ну и что? Уступила или нет?
— Гена, в тот день я на работу на машине ездила. У меня справка есть с автомойки — машину мыла утром.
Муж замолчал. По его лицу было видно, что он начинает что-то соображать, но упорно не хочет делать очевидные выводы.
— Вот видишь? — продолжила Лена, чувствуя, как внутри просыпается что-то новое. Не покорность, не желание всех помирить, а самое настоящее возмущение. — И история с грубостью в магазине была, когда я в командировке находилась. И ещё куча других странных совпадений.
— Что ты хочешь сказать? — голос Геннадия стал опасно тихим.
— Я хочу сказать, что твоя мама врёт.
Повисла тишина. Геннадий смотрел на жену так, будто видел её впервые. А может, и правда видел — ту Лену, которая осмелилась вслух произнести то, о чём он сам иногда думал в самые тёмные минуты.
— Ты понимаешь, что говоришь? — медленно спросил он.
— Понимаю, — Лена удивилась собственной твёрдости. — И знаешь что? Я устала врать самой себе.
Она поднялась с дивана, прошла к окну. За стеклом мелькали огни вечернего города, а где-то там, в своей двухкомнатной квартире на Северном, сидела женщина, которая методично разрушала чужую семью. И самое страшное — делала это руками собственного сына.
— Помнишь, как всё начиналось? — не оборачиваясь, спросила Лена. — Первый год мы жили отлично. Твоя мама была вежливая, даже ласковая иногда. А потом что-то переключилось.
— Ничего не переключилось, — буркнул Геннадий, но голос его звучал неуверенно.
— Переключилось. Как только мы стали жить отдельно и перестали каждые выходные у неё торчать.
Лена повернулась к мужу. В его глазах мелькнуло что-то — может, первые сомнения, а может, просто страх.
— Ты помнишь, сколько раз за последний год мы ссорились? — продолжила она. — И о чём? Всегда одно и то же: я что-то сделала твоей маме. Обидела, нагрубила, не помогла, не позвонила. И каждый раз выясняется, что меня в это время вообще рядом не было.
— Может, ты забываешь, — слабо попытался Геннадий.
— Забываю? — Лена почти рассмеялась. — Гена, я что, в маразме? Забыть, что грубила свекрови в аптеке, когда лежала дома с температурой под сорок?
Геннадий замолчал. Лена видела, как у него в голове складывается мозаика. Медленно, болезненно, но складывается.
— Знаешь, что я думаю? — тихо сказала она. — Твоя мама не может смириться с тем, что ты вырос. Что у тебя есть жена, своя жизнь. И она решила нас поссорить.
— Это бред!
— Тогда давай проверим.
— Как?
Лена глубоко вздохнула. То, что она сейчас скажет, либо спасёт их брак, либо окончательно разрушит. Но молчать дальше — значит медленно умирать от постоянного стресса и чувства вины за преступления, которых она не совершала.
— В следующий раз, когда мама расскажет тебе очередную историю про мои грехи, мы сразу же проверим все факты. Вместе. По горячим следам.
— И что это даст?
— А то, что правда наконец выйдет наружу.
Геннадий встал, прошёлся по комнате. Лена видела, как он мучается — между преданностью матери и логикой, между привычкой и здравым смыслом.
— Хорошо, — наконец произнёс он. — Но если окажется, что ты ошибаешься...
— Тогда я извинюсь перед твоей мамой и больше никогда не буду поднимать эту тему.
— А если права ты?
Лена посмотрела мужу в глаза:
— Тогда нам с тобой предстоит очень серьёзный разговор.
Ждать пришлось недолго. Уже через три дня, в пятницу вечером, зазвонил телефон.
— Алло, сынок? — голос Нины Павловны дрожал от обиды. — Ты где сейчас?
— Дома, мам. А что случилось?
Лена, мывшая посуду на кухне, замерла. Вот оно. Началось.
— Ничего особенного, — со слезами в голосе продолжала свекровь. — Просто твоя жена сегодня в поликлинике при всех меня опозорила. Сказала, что я старая дура и должна помирать дома, а не ходить по врачам.
Геннадий покосился на Лену. Она выключила воду и подошла ближе.
— Мам, а в котором часу это было?
— Часа в три, наверное. Я к кардиологу записывалась на понедельник.
Лена взяла у мужа телефон и включила громкую связь.
— Нина Павловна, а в какой именно поликлинике вы меня видели?
— А-а, — голос свекрови стал настороженным. — Ты что, подслушиваешь?
— Отвечайте на вопрос. В какой поликлинике?
— В нашей, на Московской. А что?
Лена открыла сумку, достала справку.
— Геннадий, читай. Вслух.
— Справка о временной нетрудоспособности, — неуверенно начал он. — Выдана Морозовой Елене Викторовне. Диагноз: острый тонзиллит. Со вторника по пятницу находилась на больничном...
Голос его становился всё тише.
— Освобождена от работы с пятнадцатого по восемнадцатое октября включительно, — закончил он и посмотрел на жену. — Сегодня восемнадцатое.
В трубке повисла тишина.
— Нина Павловна, — спокойно сказала Лена. — Я три дня лежала с температурой тридцать восемь и пять. У меня справка на руках, и участковый врач может подтвердить, что я к нему на дом вызывала. Так когда именно и где вы меня видели?
— Ты... ты что, думаешь, я вру? — голос свекрови задрожал, но теперь уже не от обиды, а от злости. — Сынок, ты слышишь? Она меня лгуньей называет!
— Мам, — Геннадий сел на стул, всё ещё держа телефон. — А может, вы ошиблись? Может, это была не Лена?
— Как я могу ошибиться? Я же невестку от чужих отличить умею!
— Но у неё справка...
— Справки можно подделать! — взвизгнула Нина Павловна. — Небось специально купила, чтобы прикрыться!
Лена почувствовала, как внутри что-то обрывается. Подделать справку? Чтобы прикрыться от обвинений в том, чего она не делала?
— Достаточно, — тихо сказала она.
— Что достаточно? — не понял Геннадий.
— Я устала. Устала оправдываться, доказывать, что я не делала того, чего не делала. Твоя мать врёт. Сознательно, методично врёт. И ты это прекрасно видишь.
— Сынок! — завопила в трубке Нина Павловна. — Ты слышишь, как она со мной разговаривает? Это же издевательство!
— Мам, а расскажите ещё раз про аптеку на прошлой неделе, — неожиданно попросил Геннадий.
— Какую аптеку?
— Ну вы же говорили, что Лена вам там нагрубила.
Пауза затянулась.
— Я... не помню точно. Было много всего...
— А про автобус помните? Когда она вам место не уступила?
— Сынок, что это за допрос? — голос свекрови стал испуганным. — Ты что, мне не веришь?
Геннадий посмотрел на жену. В его глазах Лена увидела то, чего так долго ждала — понимание.
— Мам, давайте завтра встретимся. Все втроём. И спокойно поговорим.
— Зачем все втроём? — забеспокоилась Нина Павловна. — Мы с тобой можем и без неё...
— Нет, мам. Именно втроём.
— Тогда я не приду! И больше никогда с вами говорить не буду! Выбирай: или я, или она!
И тут произошло то, чего Лена не ожидала даже в самых смелых мечтах.
— Мам, — спокойно сказал Геннадий. — Это моя жена. И если вы будете продолжать врать про неё, то выбор будет сделан не в вашу пользу.
В трубке раздались короткие гудки.
Суббота началась с того, что в семь утра в дверь забарабанили кулаками.
— Откройте! — кричала Нина Павловна. — Геннадий, открой немедленно!
Супруги вскочили с кровати. За окном едва светало, соседи наверняка уже проснулись от воплей.
— Что случилось, мам? — Геннадий открыл дверь в одних трусах.
Нина Павловна ворвалась в квартиру как ураган. Лицо красное, глаза на мокром месте, в руках — сумочка, которую она прижимала к груди, словно щит.
— Всё! — завопила она. — Всё! Я больше не могу! Твоя жена совсем озверела!
— Мам, успокойтесь. Что произошло?
— Вчера вечером, — свекровь вытерла слёзы платком, — она приходила ко мне домой! Среди ночи! Орала, угрожала, говорила, что я старая дрянь и должна сдохнуть!
Лена, стоявшая в дверях спальни в халате, почувствовала, как земля уходит из-под ног. Вчера вечером? Среди ночи?
— В котором часу это было? — хрипло спросила она.
— А ты и не отрицаешь! — торжествующе воскликнула Нина Павловна. — Видишь, сынок? Сама признаётся!
— Я спрашиваю, в котором часу, — повторила Лена, стараясь не повышать голос.
— Часа в два ночи! Я проснулась от стука в дверь, думала — пожар или что-то случилось. А это она! Пьяная вдребезги, ругается матом!
— Геннадий, — Лена посмотрела на мужа. — Вчера в два ночи я где была?
— Дома. Мы вместе фильм смотрели до половины первого, потом спать легли.
— Может, она потом ушла! — не сдавалась свекровь. — Ты же спал!
— Мам, — устало сказал Геннадий. — У нас металлическая дверь. Её невозможно открыть и закрыть тихо. Я бы проснулся.
— Значит, вы сговорились! — Нина Павловна всплеснула руками. — Защищаете друг друга!
Лена подошла к мужу, встала рядом.
— Нина Павловна, а что именно я вам говорила? Какими словами ругалась?
— Какая разница? Главное, что ругалась!
— Нет, не какая. Очень важная. Человек, который приходит ночью ругаться, наверное, что-то конкретное говорит. Что именно?
Свекровь замялась.
— Разное... Про то, что я лезу не в своё дело...
— А ещё что?
— Что... что я портю вам жизнь...
— И всё?
— Ну... ещё много чего. Не буду повторять такие слова.
Лена достала из сумки телефон.
— Геннадий, включи, пожалуйста, запись разговоров. Вчерашний день.
— Зачем? — насторожилась Нина Павловна.
— А затем, что на моём телефоне включена функция записи всех звонков. И если вчера ночью я куда-то выходила, то наверняка звонила бы тебе, Гена. Или ты мне. Посмотрим.
Геннадий взял телефон, полистал.
— Последний звонок вчера был в пять вечера. Ты маме звонила.
— Да, я хотела узнать, как дела с сердцем. Нина Павловна, вы помните этот разговор?
— Помню... — неуверенно протянула свекровь.
— И что я вам тогда говорила?
— Спрашивала про здоровье...
— Я была пьяная?
— Нет...
— Ругалась матом?
— Тоже нет...
— Угрожала?
— Не-ет... — голос Нины Павловны становился всё тише.
— А через девять часов я вдруг превратилась в пьяную фурию и прибежала к вам домой орать? — Лена говорила спокойно, но внутри у неё всё кипело. — Логично?
— Может, не ты была, — забормотала свекровь. — Может, я ошиблась...
— Кто же тогда? — въедливо спросил Геннадий. — Кто среди ночи приходил к вам домой и представлялся Леной?
Нина Павловна вдруг села на диван и заплакала. Но это были уже не слёзы обиды, а слёзы человека, которого поймали на лжи.
— Я хотела как лучше, — всхлипывала она. — Я же вижу, что она тебя от семьи отбивает! Раньше ты каждый день звонил, приезжал! А теперь неделями не появляешься!
— Мам, мне тридцать два года, — тихо сказал Геннадий. — У меня своя семья.
— А я что, чужая? Я тебя родила, растила одна! А теперь что — на помойку?
— Никто вас на помойку не выбрасывает, — вмешалась Лена. — Но зачем врать? Зачем придумывать истории?
— Не придумываю! — огрызнулась Нина Павловна, но тут же спохватилась. — То есть... Ну может, иногда что-то путаю...
— Не путаете. Целенаправленно врёте. Каждую неделю новая история про то, какая я плохая. И каждый раз выясняется, что меня в этот момент рядом не было.
— Ты специально всё подстраиваешь! — вдруг закричала свекровь. — Справки покупаешь, алиби готовишь!
— Для чего?
— Чтобы меня сумасшедшей выставить!
Геннадий медленно встал с дивана.
— Мам, — сказал он очень тихо. — Вы только что сами признались, что врали.
— Я не врала! Я... я хотела тебе глаза открыть на её истинное лицо!
— Выдумывая несуществующие истории?
— Ну и что? Зато ты понял бы, какая она на самом деле!
— Какая именно?
— Плохая! Эгоистичная! Меня от тебя отбивает!
Лена посмотрела на мужа. В его глазах было столько боли, что ей стало жалко и его, и даже эту несчастную женщину, которая так боялась одиночества, что готова была разрушить счастье собственного сына.
— Мам, — Геннадий сел рядом со свекровью. — Я люблю вас. И всегда буду любить. Но то, что вы делаете — это неправильно.
— Что я делаю?
— Вы врёте. Постоянно, изобретательно врёте. И из-за этого я почти потерял жену.
Нина Павловна посмотрела на сына, потом на Лену. И вдруг в её глазах мелькнуло что-то совсем дикое.
— Хорошо! — встала она, схватила сумочку. — Выбирай её! А я умру одна! И на похороны не приходи!
— Мам, не устраивайте театр.
— Это не театр! — завизжала Нина Павловна. — Это правда! Я лучше умру, чем буду смотреть, как эта змея тебя уничтожает!
И тут Лена поняла: всё. Хватит. Достаточно.
— Знаете что, Нина Павловна? — сказала она, подходя к свекрови. — Умирайте. Только тихо. Без спектаклей.
Повисла мёртвая тишина.
Нина Павловна стояла с открытым ртом, не веря услышанному. Геннадий молчал, глядя в пол.
— Ты слышал? — прошептала свекровь. — Слышал, что она мне сказала?
— Слышал, — кивнул Геннадий и поднял голову. — И знаете что, мам? Она права.
— Как права?
— Вы действительно устраиваете спектакли. Постоянно. То умираете, то в больницу попадаете, то ещё что-нибудь. А когда мы приезжаем — оказывается, что всё не так страшно.
— Но я же правда болею!
— Болеете. Но не настолько, чтобы использовать болезнь как оружие против моей жены.
Лена смотрела на мужа и не узнавала его. Этот спокойный, уверенный мужчина наконец-то стал взрослым.
— Мам, я вас очень люблю, — продолжил Геннадий. — Но врать больше нельзя. Если хотите общаться с нами — перестаньте придумывать истории про Лену.
— А если не перестану? — вызывающе спросила Нина Павловна.
— Тогда общения не будет.
— Ты меня бросаешь?
— Я защищаю свою семью.
Свекровь посмотрела на сына, потом на невестку. В её глазах промелькнуло понимание: блеф не сработал. Сын действительно готов выбрать жену.
— Хорошо, — сказала она тихо. — А если я... если я постараюсь больше не выдумывать?
— Тогда мы будем общаться, как нормальная семья, — ответила Лена. — Праздники вместе, воскресные обеды, помощь, когда нужна. Но без лжи и манипуляций.
— И ты простишь меня?
Лена задумалась. Простить женщину, которая полгода методично разрушала её психику? Которая чуть не довела до развода?
— Прощу, — наконец сказала она. — Но при одном условии.
— Каком?
— Никогда больше не ври. Ни про меня, ни про кого другого. Как только начнёшь выдумывать — всё, общение закончено навсегда.
Нина Павловна кивнула.
— А ты? — повернулась Лена к мужу.
— А я извиняюсь, — сказал Геннадий. — За то, что не поверил тебе сразу. За то, что заставлял оправдываться. За всё.
— И больше не будешь принимать мамины жалобы на веру?
— Больше не буду.
Лена подошла к окну, посмотрела на утреннюю улицу. Где-то там жили другие семьи, и в некоторых из них, наверное, происходили похожие истории. Свекрови, которые не могли отпустить сыновей. Мужья, которые не умели расставлять приоритеты. Жёны, которые годами терпели несправедливость.
— Знаете что, — сказала она, не оборачиваясь. — Я устала от войны. Давайте попробуем жить мирно.
— Правда? — недоверчиво спросила Нина Павловна.
— Правда. Но по новым правилам.
— Каким?
Лена повернулась к свекрови:
— Очень простым. Ты говоришь правду — мы семья. Врёшь — мы чужие люди.
Нина Павловна медленно кивнула.
— Тогда я пойду, — сказала она, поднимаясь с дивана. — Дам вам время подумать.
— Мам, — остановил её Геннадий. — А в понедельник приходите на ужин. Лена котлеты сделает. Настоящие.
Свекровь улыбнулась — впервые за всё утро искренне.
— Приду. Только предупреждаю: если невкусно будет, честно скажу.
— Говорите, — засмеялась Лена. — Только честно. Без выдумок.
Когда дверь за Ниной Павловной закрылась, Геннадий обнял жену.
— Ты думаешь, получится?
— Не знаю, — честно ответила Лена. — Но попробовать стоит.
— А если она опять начнёт врать?
— Тогда мы будем жить без неё. Но с чистой совестью.
Геннадий крепче прижал её к себе.
— Знаешь, о чём я думаю?
— О чём?
— О том, что ты оказалась сильнее, чем я думал.
— Просто устала быть слабой.
За окном начинался новый день. И может быть — новая жизнь.