Днепропетровский клан: путь из шахты в кремлевский кабинет
История Николая Анисимовича Щёлокова — это классический советский миф, ставший реальностью. Путь наверх для сына простого луганского металлурга начался не в столичных кабинетах, а в угольной пыли донбасской шахты, где шестнадцатилетний паренек работал коногоном. Это была суровая школа жизни, которая закаляла характер и учила добиваться своего. Но амбиции молодого Николая простирались куда дальше угольного забоя. Параллельно с работой он умудрялся учиться в Днепропетровском металлургическом институте, готовя себя к карьере инженера. И именно Днепропетровск стал для него тем трамплином, который подбросил его на самую вершину власти. В конце 30-х годов, в период больших перемен, когда старые кадры массово освобождали свои места, для молодых и энергичных открывались головокружительные возможности. Щёлоков, проработав всего год на заводе, взлетает на пост первого секретаря Красногвардейского райкома партии.
Именно в этот период, с 1938 по 1939 год, происходит судьбоносная встреча, определившая всю его дальнейшую жизнь. Он знакомится с Леонидом Ильичом Брежневым, таким же молодым и перспективным партийным функционером. Это было начало долгой дружбы и еще более долгого политического союза, который позже назовут «днепропетровским кланом». Они были людьми одного поколения, одной закалки. Война только укрепила их связь. Щёлоков прошел ее в политуправлениях различных фронтов, и после победы Брежнев, ставший начальником политуправления Прикарпатского военного округа, не забыл своего старого товарища и назначил его на должность ответственного секретаря парткомиссии. Их пути будут пересекаться еще не раз: и в аппарате ЦК Компартии Украины, и позже, когда Брежнев возглавит партийную организацию Молдавии, а Щёлоков станет его верным вторым секретарем.
Это была классическая номенклатурная связка, основанная на личной преданности и взаимной поддержке. Щёлоков был идеальным исполнителем: энергичный, деятельный, умеющий решать самые сложные задачи. Брежнев был его покровителем, его «крышей». Когда в 1964 году в результате тихого дворцового переворота Брежнев стал во главе страны, он начал расставлять на ключевые посты своих, проверенных людей. И одним из первых, кого он перетянул в Москву, был Николай Щёлоков. В 1966 году ему было сделано предложение, от которого невозможно отказаться, — возглавить Министерство охраны общественного порядка (которое через два года будет переименовано в привычное МВД) и, по сути, создать его заново.
Задача перед Щёлоковым стояла титаническая. Его предшественник, Никита Хрущев, в своем реформаторском раже практически уничтожил министерство, сократив его штаты, урезав финансирование и передав многие функции другим ведомствам. Престиж милицейской службы упал ниже плинтуса. Милиционер в общественном сознании был фигурой скорее комической, чем уважаемой. Щёлокову предстояло не просто восстановить министерство, а создать новую, мощную и эффективную правоохранительную систему, способную не только бороться с преступностью, но и быть надежной опорой власти. И он взялся за дело со своей обычной бульдожьей хваткой.
Он добился повышения зарплат для сотрудников, ввел новую, красивую и удобную форму, начал строительство современных зданий для отделений милиции. Но главным его оружием в борьбе за престиж профессии стало искусство. Щёлоков, человек, безусловно, неглупый и тонко чувствующий конъюнктуру, понимал, что для создания положительного образа милиционера нужно завоевать умы и сердца людей. И он развернул беспрецедентную пиар-кампанию. По его инициативе и при его прямой поддержке на экраны выходят фильмы, ставшие классикой советского кино: «Следствие ведут знатоки», «Рожденная революцией», «Место встречи изменить нельзя». Эти фильмы создавали новый миф — миф об умном, честном, интеллигентном и мужественном советском милиционере, который стоит на страже закона и справедливости. Жеглов и Шарапов, Знаменский, Томин и Кибрит стали народными героями. Книжные полки заполнились детективами, где главными героями были не бандиты, а сыщики.
За шестнадцать лет своего правления Щёлоков превратил МВД в одно из самых мощных и влиятельных ведомств в стране. Он справился с поставленной задачей блестяще, за что и получил в 1976 году звезду Героя Социалистического Труда. Он был на вершине своего могущества, обласкан властью, верный соратник всесильного генсека. И никто не мог предположить, что этот человек, плоть от плоти советской системы, втайне вынашивает план, способный, если не взорвать, то серьезно пошатнуть идеологические устои государства, которому он так преданно служил. План по поиску праха последнего русского императора и его семьи.
Друзья-диссиденты и призрак Ипатьевского дома
Что могло заставить всесильного министра, генерала армии, члена ЦК КПСС, так рисковать своей карьерой и, возможно, свободой? На этот счет существует несколько версий, и каждая из них по-своему раскрывает сложную и противоречивую натуру Николая Щёлокова. Он не был типичным советским вельможей, ограниченным и невежественным. Это был человек широких взглядов, с живым умом и неподдельным интересом к русской истории и культуре. И, что самое удивительное для человека его положения, он не боялся дружить с людьми, которых официальная пропаганда клеймила как отщепенцев и диссидентов.
В его окружение входили опальные музыканты Мстислав Ростропович и Галина Вишневская, которым он, несмотря на запреты, помогал и которых поддерживал. Он дружил с художником Ильей Глазуновым, чье творчество, пронизанное патриотическими и монархическими мотивами, вызывало ярость у партийных идеологов. Он с уважением относился к писателю Александру Солженицыну, хотя и был обязан по долгу службы вести за ним надзор. Он поддерживал теплые отношения с архиепископом Саратовским и Вольским Пименом, будущим Патриархом Московским и всея Руси. Эта дружба с людьми из «другого мира» не могла не повлиять на его мировоззрение. Общаясь с ними, он видел историю страны не только через призму партийных учебников, но и с другой, запретной стороны.
По воспоминаниям его дочери Ирины, Щёлоков не был инакомыслящим в прямом смысле этого слова. Он был и оставался коммунистом. Но его интерес к судьбе царской семьи она объясняла его эрудицией и обостренным чувством справедливости. В его руки, по долгу службы, попадали материалы, исследовавшие обстоятельства трагедии Романовых, в том числе и материалы следствия Колчака. Он читал их, анализировал и, видимо, приходил к выводу, что та страшная ночь в Екатеринбурге легла темным пятном на историю страны, и этот долг перед историей необходимо как-то закрыть. Идея предать прах земле по-христиански, возможно, родилась именно из этого чувства.
Другую, более конкретную версию излагал его помощник, Борис Голиков. По его мнению, толчком послужила встреча Щёлокова со старым большевиком, неким Снеговым. Этот Снегов в 30-е годы сидел в одной камере с человеком, который был одним из участников сокрытия тел царской семьи. Перед тем, как навсегда замолчать, этот человек успел рассказать Снегову все подробности и даже нарисовать схему места. Спустя много лет Снегов, зная об интересе Щёлокова к этой теме, передал ему эту информацию и ту самую, нарисованную от руки карту. Эта версия выглядит вполне правдоподобно. Она объясняет, откуда у министра внутренних дел, помимо официальных архивов, могла появиться конкретная, оперативная информация, указывающая на место поисков.
Не стоит сбрасывать со счетов и чисто человеческий, психологический фактор. Щёлоков был человеком азартным, склонным к рискованным и масштабным проектам. Восстановление МВД было таким проектом. И он с ним справился. Возможно, к середине 70-х, достигнув вершины, он почувствовал некую пустоту. Ему нужен был новый вызов, новая, сверхсложная задача, которая была бы ему по плечу. И тайна гибели Романовых, одна из самых мрачных и запутанных загадок XX века, стала для него таким вызовом. Поставить точку в этой истории — это была задача, достойная его масштаба.
И, наконец, нельзя исключать и политический расчет. Щёлоков был человеком Брежнева. Но он прекрасно понимал, что эпоха Брежнева не будет вечной. Генсек старел, и за его спиной уже начиналась подковерная борьба за наследство. Главным конкурентом Щёлокова и его покровителя был всесильный председатель КГБ Юрий Андропов. Возможно, Щёлоков, инициируя поиски, хотел получить в свои руки некий козырь, который можно было бы использовать в будущей политической игре. Находка останков царской семьи стала бы событием мирового масштаба. И человек, который стоял бы за этим, получил бы огромный политический капитал. Это была опасная игра, но Щёлоков никогда не боялся рисковать.
Так или иначе, сплетение этих факторов — личного интереса, чувства справедливости, оперативной информации и, возможно, дальнего политического прицела — и привело к тому, что министр внутренних дел СССР начал свою тайную операцию. Операцию, которая шла вразрез со всей официальной идеологией и могла стоить ему всего.
Операция «Сценарий»: как писатель стал кладоискателем
Осуществить свой замысел в одиночку Щёлоков не мог. Ему нужен был человек со стороны, не связанный с силовыми структурами, который мог бы вести поиски, не вызывая подозрений. И такой человек нашелся. Им стал писатель и киносценарист Гелий Рябов, который в то время работал консультантом МВД по вопросам культуры и был соавтором сценария к популярному сериалу «Рожденная революцией». Выбор был неслучаен. Рябов был человеком творческим, увлеченным, авантюрным по натуре. И, что самое главное, он имел официальный доступ в министерство и пользовался доверием самого Щёлокова.
Партия, которую разыграл министр, была тонкой и многоходовой. В 1976 году Рябов должен был ехать в служебную командировку в Свердловск (ныне Екатеринбург). Перед поездкой Щёлоков как бы невзначай вызвал его к себе и в разговоре упомянул, что недавно, будучи в Свердловске, посетил Ипатьевский дом, место финальной драмы царской семьи. Это была наживка, и Рябов ее заглотил. Приехав в Свердловск, он, движимый любопытством, тоже захотел побывать в этом зловещем месте. Используя свое положение консультанта МВД, он без особого труда получил разрешение. Экскурсия по подвалу, где стены еще помнили события той ночи, произвела на него неизгладимое впечатление. Он загорелся идеей найти то, что осталось от венценосной семьи.
Вернувшись в Москву, Рябов пришел к Щёлокову и прямо изложил свою сумасшедшую идею. Министр сделал вид, что удивлен, но, конечно, именно этого он и ждал. Он «уступил» настойчивым просьбам писателя и обещал содействие. Дальше все пошло как по нотам. Щёлоков связался с Брежневым и, ссылаясь на необходимость сбора материала для нового героического киносценария о советской милиции, попросил для Рябова доступ в закрытые архивы, в том числе и в так называемый «Царский архив». Генсек, который полностью доверял своему старому другу и, вероятно, не вникал в детали, дал добро.
Для Рябова открылись двери, о которых простые историки не могли и мечтать. Он с головой ушел в изучение документов, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. И его упорство было вознаграждено. В одном из дел он наткнулся на бесценный документ — «Записку Юровского». Яков Юровский, комендант Ипатьевского дома, руководивший трагическими событиями, в 1920 году составил для партийного руководства подробный отчет. В этой записке содержались не только подробности самой драмы, но и, что самое главное, точное описание места, где были сокрыты тела. Это был не просто ключ, это была готовая карта.
Теперь у поисковиков были координаты. Щёлоков снабдил Рябова точными топографическими картами местности и обеспечил ему негласную поддержку на месте. В Свердловске Рябову помогал местный геолог и краевед Александр Авдонин, который тоже давно интересовался этой темой. Весной 1979 года, дождавшись, когда сойдет снег, они начали поиски в районе Старой Коптяковской дороги, в месте, известном как Поросенков лог. Это была тайная, опасная работа. Они рисковали всем. Если бы об их деятельности стало известно местным партийным властям или КГБ, последствия могли быть самыми печальными.
Их поиски увенчались успехом. 1 июня 1979 года они наткнулись на просевший грунт, под которым обнаружили деревянный настил из шпал. А под ним — то, что они так долго искали. Это были свидетельства трагедии, перемешанные с землей и следами химикатов, которыми пытались скрыть содеянное. Они нашли девять человеческих судеб. Двоих детей там не было. Рябов и Авдонин взяли из захоронения три свидетельства для будущей экспертизы и снова тщательно замаскировали могилу.
Это был триумф. Тайна, которая мучила мир шестьдесят лет, была раскрыта. Рябов привез находки в Москву. Казалось, что главная цель достигнута, и теперь Щёлоков сможет реализовать свой план по достойному перезахоронению. Но именно в этот момент политическая обстановка в стране начала резко меняться. Тучи, которые давно сгущались над головой всесильного министра, начали проливаться дождем.
Закат «золотой эпохи»: почему министр не успел
Конец 70-х — начало 80-х годов стало временем заката «эпохи застоя». Здоровье Леонида Брежнева стремительно ухудшалось. Он все больше превращался в живую реликвию, а реальная власть концентрировалась в руках его окружения. И главной фигурой в этом окружении, помимо старой гвардии из «днепропетровского клана», становился председатель КГБ Юрий Андропов. Умный, жесткий и амбициозный, он давно вел свою игру, готовясь к борьбе за брежневское наследство. И Николай Щёлоков, со своим разросшимся и влиятельным министерством, был для него одним из главных препятствий и конкурентов.
Между МВД и КГБ всегда существовала негласная вражда, борьба за влияние, за ресурсы, за доступ к уху первого лица. При Брежневе Щёлоков чувствовал себя в полной безопасности. Но он понимал, что после ухода своего покровителя ситуация изменится. Андропов и его ведомство начали планомерную кампанию по дискредитации Щёлокова и всего МВД. В прессу стали просачиваться сведения о коррупции в рядах милиции, о злоупотреблениях, о роскошной жизни самого министра и его семьи. Дача Щёлокова, его коллекция картин, дорогие подарки — все это становилось предметом слухов и расследований, которые вел Комитет госбезопасности.
В этой обстановке затевать сложную и политически опасную историю с перезахоронением царских останков было бы чистым безумием. Щёлоков это прекрасно понимал. Любая утечка информации была бы немедленно использована против него. Его могли обвинить в чем угодно: в монархическом заговоре, в попытке реабилитировать царизм, в антисоветской деятельности. И никто, даже умирающий Брежнев, уже не смог бы его защитить. Поэтому, получив от Рябова известие о находке, Щёлоков был вынужден дать задний ход. Он приказал вернуть находки на место и до лучших времен заморозить всю операцию. «Лучшие времена» для него так и не наступили.
В 1977 году, еще до завершения поисков, произошло событие, которое стало грозным предзнаменованием. По личному указанию Андропова и с согласия Политбюро в Свердловске был снесен Ипатьевский дом. Официальная причина — реконструкция города. Но истинная цель была очевидна — уничтожить место паломничества, стереть с лица земли материальное свидетельство трагедии. Это был четкий сигнал: власть не намерена пересматривать свое отношение к этому эпизоду истории. И Щёлоков со своей инициативой шел наперекор всей партийной линии.
После ухода Брежнева из жизни в ноябре 1982 года падение Щёлокова стало стремительным и неотвратимым. Уже через месяц новый генсек, Юрий Андропов, снял его с поста министра внутренних дел. Началось полномасштабное расследование его деятельности, так называемое «щёлоковское дело». Его обвинили в коррупции и злоупотреблении служебным положением. В июне 1983 года его вывели из состава ЦК КПСС. В феврале 1984 года его лишили звания генерала армии. Апогеем травли стало лишение его звания Героя Социалистического Труда и всех боевых наград в ноябре 1984 года. Для человека, прошедшего войну и всю жизнь отдавшего служению государству, это был страшный удар.
13 декабря 1984 года, через три дня после того, как его жена трагически ушла из жизни, не выдержав позора, Николай Анисимович Щёлоков сам поставил точку в своей биографии. Так оборвалась жизнь одного из самых ярких и противоречивых деятелей брежневской эпохи. Он не успел довести до конца свое тайное дело. Останки, найденные Рябовым и Авдониным, так и остались лежать в Поросенковом логу. Их официально вскроют лишь в 1991 году, уже в другой стране, в другую эпоху. А тайна мотивов, двигавших всесильным министром, так и осталась его личной тайной, которую он унес с собой.
Версии и домыслы: корысть, приказ или игра престолов?
История с тайными поисками царских останков, инициированными министром внутренних дел СССР, настолько невероятна, что она не могла не породить множество альтернативных версий и конспирологических теорий. Многие просто отказывались верить в то, что убежденный коммунист и прагматик Щёлоков мог руководствоваться такими эфемерными вещами, как историческая справедливость или угрызения совести. За его действиями искали более приземленные, корыстные или политические мотивы.
Одна из самых популярных версий гласит, что Щёлоков действовал не по своей инициативе, а выполнял чей-то приказ. Но чей? Некоторые исследователи полагали, что приказ мог исходить от самого Брежнева или от кого-то из его ближайшего окружения, например, от главного идеолога партии Михаила Суслова. По этой теории, советское руководство в преддверии Олимпиады-80 хотело раз и навсегда закрыть «царскую тему». План мог быть таким: найти останки, тайно их уничтожить, а затем официально заявить, что никаких останков не существует, тем самым положив конец всем спекуляциям. В этой логике Щёлоков был лишь исполнителем, а вся история с писателем Рябовым — хорошо продуманной операцией прикрытия. Однако эта версия не очень вяжется с последующими событиями. Если бы стояла задача уничтожить останки, это было бы сделано немедленно после их обнаружения.
Другая, еще более циничная версия, приписывала Щёлокову чисто корыстные мотивы. Ходили слухи, что он искал не столько прах, сколько царские драгоценности, которые, по легенде, были сокрыты вместе с телами. Якобы на дочерях Николая II в момент трагедии были корсеты, в которые были зашиты бриллианты, и эти сокровища так и не были найдены. По этой версии, Щёлоков, используя свое положение, хотел завладеть этими драгоценностями. Эта теория активно муссировалась во время кампании по его дискредитации. Его представляли как алчного коррупционера, готового ради наживы даже потревожить покой усопших. Однако никаких реальных доказательств этому так и не было найдено. При вскрытии захоронения в 1991 году никаких значительных ценностей обнаружено не было.
Самую же экзотическую и почти детективную гипотезу выдвинул писатель Игорь Бунич в своей книге «Быль беспредела, или Синдром Николая II». По его версии, Щёлоков затеял всю эту авантюру с целью тайно продать останки Романовых на Запад. Покупателем якобы выступала некая могущественная монархическая организация, связанная с британской королевской семьей, которая, как известно, состояла в родстве с Романовыми. За эту сделку министру МВД будто бы пообещали баснословную сумму в 200 тысяч фунтов стерлингов, из которых 30 тысяч он получил в качестве аванса и потратил на организацию поисковых работ. Эта версия выглядит как готовый сценарий для шпионского боевика, но не имеет под собой никаких документальных подтверждений и, скорее всего, является плодом авторской фантазии.
Наиболее вероятным все же представляется то, что Щёлоковым двигал сложный комплекс мотивов, где личный интерес к истории переплетался с политическими амбициями и, возможно, с искренним, хоть и своеобразно понятым, чувством справедливости. Он был человеком своей эпохи, продуктом советской системы, но при этом обладал масштабом личности, который не укладывался в прокрустово ложе партийной идеологии. Он был игроком, который любил делать высокие ставки. И в этой последней, самой опасной своей игре он поставил на кон все — и проиграл. Но сам факт того, что эта игра вообще состоялась, что в недрах атеистического, коммунистического государства его высший сановник тайно искал прах православного монарха, чтобы предать его земле, говорит о многом. Это свидетельствует о глубоком внутреннем кризисе, в котором находилась советская система в последние годы своего существования. Фундамент, казавшийся незыблемым, уже был покрыт трещинами, и сквозь них пробивались ростки совсем другой, новой-старой России.