На пятом этаже серой «хрущёвки» в одном из спальных районов города жила Марина. Тридцать два года, пышные формы, кудрявые волосы и взгляд, в котором всегда жила лёгкая ирония. Работала она в местной кулинарии — та самая женщина за прилавком, у которой всегда горячие пирожки и добрый взгляд. Она никогда не носила мешковатую одежду, не пряталась. Она любила своё тело. Оно было мягким, тёплым, и настоящим. Просто не всем это нужно. Или не все это видят.
Марина жила одна. Когда-то, почти десять лет назад, был Рома — первый, серьёзный, страстный. Потом был Костя, который уехал в другой город «строить карьеру». Остальные же оставались в жизни ненадолго, по сути — только чтобы потом написать: «Ты хорошая, просто не моё». Она даже как-то привыкла.
Однажды к ней в кулинарию зашёл высокий мужчина в строгом пальто. Был конец осени, и он отряхивал с плеч мелкий снег, что уже начинал ложиться на город. Он заказал два чебурека, компот и, взглянув на неё чуть дольше обычного, спросил:
— А у вас тут каждый день так вкусно пахнет?
Марина улыбнулась:
— Только если я на смене.
Он усмехнулся и сказал:
— Тогда, видимо, мне теперь сюда каждый день.
Он приходил снова и снова. Иногда утром, иногда вечером. У него был спокойный голос, всегда чуть уставший, будто от жизни. Он был старше Марины лет на восемь, носил обручальное кольцо. Но она ничего не спрашивала.
Они не спешили. Разговоры у кассы, редкие улыбки. Она начала ждать его. Он ел, благодарил и уходил. Как будто боялся остаться.
А потом однажды он не пришёл. Ни на следующий день, ни через неделю. Марина старалась не думать. Но руки дрожали, когда она доставала поднос. Вечером она пила чай с вареньем и шептала себе: «Ну и глупо было, ты ж всё знала».
Через две недели он всё-таки появился. Снял пальто, молча сел за столик у окна. Она сама принесла ему еду.
— Где вы были? — спросила тихо, не глядя.
— Врал жене, что на работе задерживаюсь. А потом она нашла чеки. Поняла, что каждый вечер я ем в одной и той же кулинарии. Спросила, кто там. Я не стал врать.
Марина поставила чашку с чаем.
— И что?
— Сказал, что ты. Что я просто хожу и смотрю. Потому что ты настоящая. Потому что когда ты улыбаешься, я чувствую, как будто мне снова двадцать.
Она присела рядом.
— А дома?
Он пожал плечами.
— Холодно. Давно. Мы с ней — как старые кресла в одной комнате. Удобно, привычно. Но уже не греет.
Он не просил никуда идти, ничего не обещал. Просто смотрел. И в этом взгляде было больше честности, чем в любом клятвенном «я разведусь». Он ушёл, и снова не появлялся пару дней.
А потом как-то вечером Марина возвращалась домой и увидела его у своего подъезда. В руках торт и бутылка вина.
— А если я поднимусь, ты не прогонишь? — спросил он.
Она покачала головой.
Они сидели на её кухне, смеялись, ели торт и вспоминали юношеские годы. Он расстегнул рубашку, а она впервые за долгое время почувствовала себя женщиной. Он смотрел на неё, гладил её живот, обнимал сзади — и в этих прикосновениях не было снисхождения. Только восхищение.
После той ночи он исчез. Словно вырвал страницу из жизни. Но Марина не плакала. Не потому что не было чувств. А потому что знала: она не была «запасным аэродромом». Она была тем моментом, когда мужчина впервые за долгое время захотел жить, а не просто существовать.
И этого — ей хватило.