Эволюционный курьез: зверь, сшитый из противоречий
Природа, этот великий и немного безумный экспериментатор, обожает создавать существ, которые ломают все наши классификации. И Австралия, ее любимая изолированная лаборатория, стала родиной самых причудливых из них. Но даже на фоне кенгуру, утконосов и коал, одно создание стоит особняком, как живой оксюморон, как эволюционная шутка, затянувшаяся на миллионы лет. Это тилацин, или сумчатый волк, зверь, который всю свою жизнь отчаянно притворялся кем-то другим. Глядя на его выцветшие фотографии и зернистые кадры кинохроники, вы видите волка. Собачий силуэт, длинная морда, мощные челюсти. Но стоит присмотреться, и иллюзия рассыпается.
Его задние лапы, сгибающиеся не так, как у собаки, его жесткий, утолщенный у основания хвост, который был продолжением позвоночника и не мог вилять, и, конечно, знаменитые тигриные полосы на спине — все это выдавало в нем чужака. Но главный секрет был скрыт от глаз. Тилацин не был волком. Он был сумчатым. Ближайшими его родственниками были не благородные псовые, а кенгуру, вомбаты и крошечные сумчатые мыши. Он был вершиной эволюции австралийских сумчатых хищников, гениальной пародией на плацентарного волка, созданной природой в условиях полной изоляции. Этот феномен называется конвергентной эволюцией: когда два неродственных вида, попадая в схожие условия, приобретают схожие черты. Тилацин и волк — это классический пример того, как природа, решая одну и ту же задачу (создание эффективного хищника среднего размера), приходит к одному и тому же «инженерному» решению, используя совершенно разные «детали».
Но дьявол, как всегда, в деталях. И эти детали делали тилацина еще более странным. Его знаменитая пасть могла открываться на невероятные 80, а по некоторым данным, и на 120 градусов, как у змеи. Зрелище было, должно быть, устрашающим. Но при этом его челюсти, несмотря на грозный вид, были относительно слабыми, приспособленными не для сокрушения костей, как у волка, а для охоты на мелкую и среднюю добычу — валлаби, бандикутов, птиц. Он был не спринтером, как собака, а стайером, способным долго, но не очень быстро преследовать свою жертву до полного ее изнеможения.
И, конечно, сумка. Она была и у самцов, и у самок, но служила разным целям. У самок это был уютный «детский сад» для вынашивания крошечных, недоразвитых детенышей. А у самцов — своего рода защитный чехол для гениталий, спасавший их от веток и колючек во время бега по густому австралийскому бушу. Тилацин был существом, сшитым из противоречий: волк, который носит своих детей в сумке; тигр, который приходится родственником кенгуру. Он был шедевром эволюции, идеально приспособленным к своему миру. Но этот мир стоял на пороге перемен, к которым этот уникальный хищник оказался совершенно не готов.
Проигрыш всухую: динго против тигра
На протяжении миллионов лет тилацин был царем австралийского буша. Он был высшим хищником, не знавшим себе равных. Но около четырех-пяти тысяч лет назад на континент прибыл новый игрок. Он приплыл не сам. Его привезли люди, мореплаватели из Юго-Восточной Азии. Это была собака. Дикая собака динго. Ее появление стало началом конца для сумчатого волка на материковой Австралии. На протяжении десятилетий ученые считали именно динго главным виновником исчезновения тилацина. Эта гипотеза была простой, логичной и очень драматичной: битва двух почти одинаковых хищников за одну и ту же экологическую нишу, в которой мог выжить только один.
На первый взгляд, силы казались равными. Тилацин был крупнее и, возможно, сильнее в поединке один на один. Но у динго было одно, решающее преимущество. Они были умнее, пластичнее и, что самое главное, они были социальными животными. Динго охотились стаями. Эта тактика позволяла им загонять более крупную и выносливую добычу, чем та, на которую мог рассчитывать тилацин-одиночка. Они могли эффективнее защищать свою территорию и свое потомство. Они размножались быстрее. Тилацин, будучи сумчатым, имел более медленный репродуктивный цикл. Пока он вынашивал своих крошечных детенышей в сумке, динго уже учили свой многочисленный выводок охотиться.
Кроме того, динго были более гибкими в плане диеты. Они могли есть не только свежее мясо, но и падаль, и даже отбросы на стоянках людей. Тилацин, судя по всему, был более привередлив. Конкуренция за пищу становилась все более ожесточенной. Динго, более эффективные и организованные, просто вытесняли сумчатого волка с его охотничьих угодий. Это была не быстрая и кровавая война, а медленное, методичное удушение. Поколение за поколением ареал обитания тилацина сокращался, его численность падала.
Существовала и другая гипотеза, объясняющая его исчезновение, — болезнь. Возможно, вместе с динго на континент была занесена какая-то эпидемия, к которой у сумчатых хищников не было иммунитета. Эта теория, впрочем, никогда не имела серьезных доказательств. Не было найдено ни одного скелета тилацина со следами специфических заболеваний.
Так или иначе, около двух-трех тысяч лет назад тилацин на материковой Австралии исчез. Последние его популяции, судя по археологическим находкам, держались в самых отдаленных и изолированных районах, таких как полуостров Арнем-Ленд на севере. Но и оттуда их в итоге вытеснили. Континент полностью перешел во владение нового, более совершенного хищника. Но история тилацина на этом не закончилась. У него остался последний бастион, последний ковчег, куда не смогли добраться ни динго, ни, возможно, таинственная болезнь. Этим ковчегом был остров, отделенный от материка бушующими водами Бассова пролива. Остров Тасмания.
Последний ковчег: Тасмания как убежище
Тасмания, или, как ее называли раньше, Земля Ван-Димена, стала для тилацина последним убежищем. Около 12 000 лет назад, в конце ледникового периода, таяние ледников вызвало подъем уровня мирового океана. Сухопутный мост, соединявший Тасманию с Австралией, ушел под воду, превратив ее в остров. И эта вода стала для сумчатого волка одновременно и спасением, и проклятием. Спасением — потому что бурные воды Бассова пролива оказались непреодолимым препятствием для динго. Они так и не смогли попасть на остров. Проклятием — потому что тасманийская популяция тилацинов оказалась в полной изоляции, в генетической тюрьме.
Лишившись своего главного конкурента, тилацин на Тасмании процветал. Он занял вершину пищевой пирамиды, охотясь на кенгуру, валлаби, поссумов и местных птиц. На протяжении тысяч лет он был здесь полновластным хозяином. Но его мир был очень маленьким. Изоляция привела к тому, что генетическое разнообразие тасманийских тилацинов было крайне низким. По сути, вся популяция была потомками небольшой группы животных, оказавшихся отрезанными от материка. Это делало их крайне уязвимыми к любым изменениям — к болезням, к переменам климата. Любая эпидемия могла выкосить их под корень.
Именно здесь, на фоне истории об успехе тилацина на Тасмании, и возникла новая, третья гипотеза, которая заставила ученых по-новому взглянуть на всю драму его вымирания. А что, если динго и болезни были не главной причиной его исчезновения на материке? Что, если они были лишь второстепенными факторами, добившими уже ослабленную популяцию? Что, если главным убийцей был кто-то другой, невидимый и куда более могущественный? Что, если это был климат?
Эта идея долгое время оставалась на периферии научных дискуссий. Но недавние исследования, проведенные командой ученых из Университета Аделаиды, перевернули все с ног на голову. Они решили заглянуть не просто в кости, а в саму ДНК древних животных, чтобы прочитать в ней историю взлетов и падений их популяций. И то, что они там прочитали, оказалось гораздо сложнее и трагичнее, чем простая история о борьбе двух хищников.
Генетический вердикт: приговор, вынесенный Эль-Ниньо
Команда из Австралийского центра изучения древней ДНК под руководством профессора Алана Купера и Джереми Остина сделала то, что еще десять лет назад казалось научной фантастикой. Они смогли извлечь и секвенировать ДНК из 51 образца ископаемых останков тилацинов, найденных как в Австралии, так и на Тасмании. Это позволило им не просто сравнить тасманийских и материковых животных, но и построить их генеалогическое древо, заглянуть вглубь тысячелетий и увидеть, как менялась их численность и генетическое разнообразие.
Результаты, опубликованные в журнале Journal of Biogeography, были поразительными. Во-первых, выяснилось, что около 25 000 лет назад, на пике последнего ледникового периода, популяция тилацинов в Южной Австралии разделилась на две большие группы — западную и восточную. Это было ожидаемо. Но самое интересное началось потом. Генетический анализ показал, что обе материковые популяции начали резко сокращаться задолго до появления динго. Их генетическое разнообразие падало, они проходили через «бутылочные горлышки», когда численность сокращалась до критического уровня. Что-то подтачивало их силы еще до того, как на сцене появился главный подозреваемый.
И этим «что-то», по мнению ученых, было изменение климата, а точнее — усиление климатического феномена, известного как Эль-Ниньо. Эль-Ниньо — это сложное колебание температуры поверхностного слоя воды в экваториальной части Тихого океана, которое оказывает огромное влияние на погоду по всему миру. Для Австралии усиление Эль-Ниньо означает одно — засуху. Сильную, продолжительную, изнуряющую засуху. И именно в этот период, несколько тысяч лет назад, циклы Эль-Ниньо стали особенно интенсивными.
Засуха ударила по всей экосистеме. Пересыхали реки, выгорала растительность, сокращалась численность травоядных — основной добычи тилацина. Сумчатый волк, как высший хищник, оказался на вершине рушащейся пирамиды. Ему просто перестало хватать еды. Начался голод, который подкосил его популяции на материке. И именно в этот момент, когда тилацин был ослаблен, истощен и находился на грани выживания, на континент прибыл динго. Он не был причиной вымирания. Он был последним гвоздем, вбитым в крышку гроба. Он просто добил того, кто уже был приговорен климатом.
А что же Тасмания? Почему тилацин выжил там? Генетический анализ показал, что тасманийская популяция также пострадала от засух, вызванных Эль-Ниньо. Ее численность тоже сокращалась. Но у Тасмании было одно, решающее преимущество. Ее климат был и остается более влажным и прохладным, чем на материке. Окруженная океаном, она получала больше дождей. Засухи здесь были не такими жестокими. У тасманийских тилацинов был буфер, подушка безопасности, которая позволяла им пережить трудные времена. Их популяция сокращалась, но не до критического уровня. А потом, когда климат стабилизировался, она смогла восстановиться. Так, благодаря нескольким лишним дюймам осадков, тасманийский тигр получил отсрочку от приговора, вынесенного его материковым собратьям. Отсрочку, которая продлилась несколько тысяч лет, до прихода нового, куда более страшного хищника.
Призрак в эвкалиптах: вымирание и надежда на воскрешение
Когда в 1803 году на Тасманию прибыли первые европейские поселенцы, они увидели мир, застывший во времени. Мир, которого на материке уже не существовало. И в этом мире они встретили странного, полосатого зверя, которого они, недолго думая, окрестили то тигром, то волком, то гиеной. Для них он был не уникальным чудом эволюции, а вредителем, угрозой для их овец, которых они привезли с собой. И они объявили ему войну. Войну на истребление.
Правительство и частные компании назначили за голову тилацина щедрую награду. За каждого зверя, взрослого или детеныша, платили один фунт стерлингов — огромные по тем временам деньги. Началась тотальная охота. Тилацинов выслеживали, загоняли, ловили в капканы. Их демонизировали, превратив в кровожадное чудовище, хотя на самом деле они были довольно пугливыми и скрытными животными, а их слабые челюсти вряд ли позволяли им охотиться на овец. Большинство нападений, скорее всего, совершали одичавшие собаки. Но козел отпущения был найден. За сто с небольшим лет человек сделал то, чего не смогли сделать ни динго, ни засуха. Он полностью стер этот вид с лица земли.
Последний дикий тилацин встретил свою судьбу в 1930 году. Последний известный представитель вида, самец по имени Бенджамин, закончил свои дни в частном зоопарке в Хобарте 7 сентября 1936 года. Его уход был следствием преступной халатности: смотритель забыл на ночь закрыть дверь в его отапливаемый вольер. Всего за два месяца до этого правительство Тасмании, наконец, одумалось и приняло закон об охране тилацина. Но было уже слишком поздно.
С тех пор тилацин превратился в призрака. Тысячи людей утверждали, что видели его в глухих районах Тасмании. Были сделаны сотни размытых фотографий и видеозаписей. Но ни одного неопровержимого доказательства так и не было представлено. В 1986 году, после 50 лет без единого подтвержденного наблюдения, тилацин был официально признан вымершим.
Но история на этом не заканчивается. В XXI веке, с развитием генной инженерии, родилась безумная, но невероятно соблазнительная идея: а что, если его вернуть? В музеях по всему миру хранятся заспиртованные детеныши тилацинов, из которых можно извлечь ДНК. Американская компания Colossal Biosciences, та самая, что работает над возвращением мамонта, в 2022 году объявила о запуске проекта по «де-экстинкции» сумчатого волка. План амбициозен: полностью секвенировать геном тилацина, а затем, с помощью технологии редактирования генов CRISPR, изменить ДНК его ближайшего ныне живущего родственника — сумчатой мыши, или даннарта, — чтобы она стала идентична ДНК тилацина. Затем это измененное ядро клетки нужно будет пересадить в яйцеклетку, создать эмбрион и выносить его либо в суррогатной матери, либо в искусственной матке. Звучит как научная фантастика. Большинство ученых настроены скептически, указывая на колоссальные технические и этические проблемы. Но проект уже запущен. И кто знает, может быть, когда-нибудь призрак Тасмании снова обретет плоть и кровь, и его странный, лающий кашель снова раздастся в эвкалиптовых лесах, как эхо из другого, навсегда ушедшего мира.