Всё началось на окраине морского города, в один из тех редких дней, когда солнце отдаёт последний привет прохладному воздуху поздней осени, а чайки вопят как-то особенно тревожно. В тот день Александр Марков никогда не забывал запаха мокрого асфальта, разбавленного ароматом кофе из уличной кофейни — кофе, который он так и не допил.!
Ещё утром ничто не предвещало, что спокойная жизнь Александра вот-вот оборвётся у самого порога.
Но всё это было до телефонного звонка, который раздался около полудня — настойчивый, звенящий, как будильник в самом плохом сне. На дисплее, высветилось имя, которое Саня не хотел видеть ни при каких обстоятельствах: «Мама».
— Да, слушаю, — он ответил с лёгким холодом в голосе.
— Как что? — удивлённо произнесла мать. — Это я тебя воспитала и хорошо, как ты верно заметил, поэтому теперь ты должен мне помочь. Мне просто негде жить. Не могу же я до конца жизни напрягать своим присутствием подруг и их семьи.
Вот оно, — подумал Александр. — Началось.
Его отец, Константин Павлович, был человеком с именем — не последним в крупной девелоперской фирме. Чем конкретно занимался, Александр знал смутно. Только одно: отец семью содержал достойно, никогда ни в чём не отказывал. Дом напоминал театральную сцену — всё красиво, роскошно, но актёры не идейные, а уставшие от собственных ролей.
Мать, Елена Семёновна, когда-то была лаборанткой, пока не решила, что заданий у жизни на неё больше нет. Женщина с вечным маникюром, новомодной стрижкой и телефоном, раскалённым от сплетен.
Маленький Саша долго не понимал, почему отец, загруженный работой, больше с ним разговаривал, чем свободная мать.
— Понимаешь, сынок, — спокойно пояснил однажды Константин Павлович, — есть женщины для работы, а есть для красоты и любви. Мне, по душе, твоя мама — из второго сорта.
— Ясно, — неясно ответил тогда Александр.
Отец сам возил его в парк на карусели, ловил рыбу, учил ездить на велосипеде, водил по музеям. Мать же отчуждённо глядела на эту суету, принимая участие только в командовании няней и домработницей.
— А вот сын Людмилы учит китайский, ты хуже? — бросала она через плечо, даже не отрываясь от телефона.
Любое новое увлечение Александра прекращалось спустя пару месяцев — если это не соответствовало последним сводкам новостей в обществе подруг.
Лишь английский он не бросил — пригодился в жизни.
С поступлением в университет мама начала настаивать на профессии переводчика. В ход шло всё: притворная обида, «голодные» забастовки, даже угрозы уехать навсегда к морю. Но Александр с отцом стояли крепко — выбрали он сам, в высокий технический вуз.
А вот «право на личную жизнь» пришлось отстаивать в жёсткой осаде. Мама называла его девушку, Машу, ничтожной, неумелой, даже «деревенской пустышкой». Саша всё терпел, потом сломался: «Не лезь в мою жизнь!» — и ушёл. Две недели они не разговаривали.
Вскоре после свадьбы Александра и Маши Елена Семёновна торжественно заявила: «Пока не одумаешься — на порог не пускаю!» Так они и разошлись. В начале молодожёны мыкались по углам — общежитие, затем съёмные квартиры, а позже ко всему прочему — и ожидание ребёнка.
Помог отец: подарил однокомнатную. Потихоньку Саша пробился в карьеру, Маша работала учителем.
С мамой не общались. Много лет она жила так, будто сына не было. За это время у Александра с Машей родилось двое детей — Софья и Матвей, взяли ипотеку на большую квартиру, учились быть счастливыми.
Елена Семёновна видеть внуков не собиралась: «Плохие гены», — шутливо говорила она своим подругам, а сама с трудом скрывала мимолётную горечь. Лишь после внезапной смерти отца — инфаркт схватил его на строительстве загородного дома — Александр снова столкнулся с матерью: скандал на поминках, обвинения, что он виновен в кончине отца.
Он тогда поклялся не встречаться больше никогда.
Два года мимо. Только слухи — Елена Семёновна вышла замуж за мужчину на двадцать лет моложе. Новое увлечение. Новый круг знакомств.
— Она тебе всё-таки мать, — слабо пытался урезонить Машу Александр.
— Но почему я должен терпеть шантаж и манипуляции? — спорила супруга.
И вот спустя год его находит давняя подруга матери, Валентина Леонидовна:
— Сан Саныч, понимаешь, твоя мама уже месяц вынуждена ночевать по чужим диванам. Может, поможешь?
Внутри всё закипало, но он согласился встретиться.
Елена Семёновна — постаревшая, но всё с тем же макияжем, словно война жизни её не касается.
— Это я тебя воспитала, Саша, — сквозь театральные слёзы начинала она. — Это твой долг!
Александр слушал невесёлую сказку в кафе: после смерти отца мама год жила вдовой-королевой, потом появился «принц» Пётр — смазливый, обходительный, младше на двадцать два года.
Поначалу — любовь, потом «карточный долг»: бандиты, расписка на двадцать миллионов, продажа квартиры, исчезновение супруга со всеми сбережениями и драгоценностями. Осталась ни с чем, только платье и воспоминания.
— Полиция? — спросил Александр.
— Я обращалась… Смех да слёзы! Всё сама отдала, значит, виновата сама.
Он едва сдержал раздражение: «Не комментирую — язык свернётся».
— Чего ты хочешь?
— Мне некуда идти!
— Куда же пойдёшь — ко мне с семьёй? — Он смотрел твёрдо. — Нет. У нас другой путь жизни.
Мать, к его удивлению, заплакала. Впервые он увидел какую-то растерянность в её глазах, почти испуг.
В тот вечер Александр снял для матери номер в стареньком отеле, а потом обзвонил всех знакомых. Вскоре приятель предложил — год уезжает, квартира свободна, коммуналку сам покроет, только пусть следит за порядком. Елена Семёновна скривилась, но согласилась.
Александр рассказал Маше всё, предупредил: домой никого не пускать. Мать несколько раз звонила в его дверь, шумела, жаловалась соседям, но сын был непреклонен.
Спустя месяц — суд. Мать требовала алименты, разыгрывая драму лучше любого театра «Моссовета». Судья назначил 17 тысяч в месяц. Александр платил.
Некоторое время всё было тихо — мать жила в квартире приятеля, звонила реже, как будто смирилась. Но однажды, уже зимой, Александр увидел её у подъезда. Продрогшая, в коротких перчатках, с потрёпанной сумкой, она вдруг показалась ему совсем чужой — и почему-то жалкой.
— Саня, ты ведь знаешь… — она запускала песню о том, что однокомнатная квартира была куплена на «семейные» деньги, и ей «по праву» положено хоть что-то.
— Ничего ты себе не заслужила, — ответил Александр сдержанно. — Живи, как можешь, я уже помогаю. Но семью мою не тронь.
С той ночи ему стало хуже спать: в голове крутилась мама — одинокая, бессильная, униженная жизнью. Он уговаривал себя, что всё правильно. «Но ведь мать…»
Внуки о бабушке почти ничего не знали. Софья слышала: «Бабушка злая, не любит ни нас, ни папу», но однажды увидела тетю с Катей в магазине, и та угостила её пирожным, рассказав сказку о далёких морях — и ребёнок на пару мгновений забыл про родительские обиды.
Александра терзали воспоминания: как он ездил с отцом по грибам; как мать с подругой обсуждала новую коллекцию туфель, даже не взглянув на рисунок сына; как после смерти отца остался абсолютно один — и мать ни разу не спросила, как ему.
Прошёл год. Приятель вернулся, и мать снова оказалась на улице. Теперь зима, теперь платить за жильё стало некому, а мать, как назло, заболела простудой.
Александр опять снял ей комнату — на две недели. Потом устроил в государственную гостиницу для пожилых — благо, связи от отца кое-где остались. Елена Семёновна обижалась: «Ты меня сдал, как ненужный чемодан!»
Весной, в разгар пасхальных праздников, Елене вдруг стало плохо — инсульт. Маше позвонили из больницы, сообщили сухим голосом: нужна подпись сына, возможно, потребуется уход.
Александр с Машей пришли навестить маму. В палате — серая, потерянная, она смотрела в пол. Впервые за годы он почувствовал не злость, а жалость, почти нежность. Оставил на тумбочке одеяло, её любимый журнал, деревянную иконку, которую ещё в детстве дарила бабушка.
Той ночью он долго не спал. Мать больше не предъявляла требований — потеряна гордость, остались только обломки человека в её глазах.
Выписавшись из больницы, Елена Семёновна неожиданно изменилась. Она много молчала, изредка расспрашивала про внуков, никого ни в чём не обвиняла. Иногда плакала ночами — от бессилия, иногда смотрела на фото семьи и просила прощения шёпотом.
Саша привёл к ней Софью — и впервые за двадцать лет они смогли поговорить как люди.
Осенью мать умерла тихо и почти незаметно. На похоронах было только пятеро: сын, жена, двое внуков и Валентина Леонидовна.
Александр долго ощущал в доме пустоту, словно исчезла часть судьбы, которую сам себе запретил понимать.
Иногда, стоя на набережной в прохладный вечер, Александр слышал в вопле чаек что-то похожее на просьбу о прощении. Он вспоминал про все ветреные, сложные, несуразные годы, которые провёл рядом с матерью.
Порой прошлое возвращается к нам не в требованиях, не в скандалах о квартире и деньгах, а в одном коротком взгляде — испуганном, ранимом, по-детски настоящем. И только после этого мы по-настоящему взрослеем — даже если нам уже за сорок.