Виктория проснулась в 6:45 — раньше всех, как всегда. Шумно поставила чайник, чтобы хоть кто-то, кроме нее, начал шевелиться в этом доме. Геннадий дрых в спальне, зажав подушку, как последнюю надежду. Дети — Максим и София — ворочались в своих комнатах, цепляясь за последние минуты сна.
Она достала сковороду, налила масло и задумчиво посмотрела на пачку яиц.
«Интересно, если я пожарю их с укропом, Клавдия Михайловна сегодня будет орать меньше?» — мелькнуло в голове.
В дверь позвонили. Виктория дернулась. Так рано? Сердце ухнуло вниз, и на секунду показалось — это налоговая с выездной проверкой.
Но нет. Хуже.
На пороге стояла Клавдия Михайловна — свежая, как утренний кефир, в своём коронном пуховике цвета мокрого асфальта. Она держала в руках пакет с надписью «Здоровье нации».
— Виктория, доброе утро! — слишком громко сказала свекровь, входя без приглашения. — Я тут подумала: вдруг вы снова кормите детей этой своей химией? Решила спасти внуков от гастрита. Вот — свежая курица, молоко и зелень с рынка. Без этих ваших «Е-шек»!
— Спасибо, но у нас всё есть, — натянуто улыбнулась Виктория. — Правда.
— Я это слышала уже сто раз, — Клавдия Михайловна поставила пакет на стол и с подозрением посмотрела на сковороду. — Укроп? Серьезно? Ты думаешь, он замаскирует этот сальный запах?
— Если честно, я надеялась, что замаскирует ваше утреннее брюзжание, — тихо пробормотала Виктория, но тут же спохватилась. — Простите, что-то в горле застряло.
— Вот и проглоти это, раз застряло, — отрезала свекровь, снимая куртку. — Где мой сын?
— Геннадий спит. Он вчера поздно…
— Конечно! Он устал, бедный мальчик. Ему приходится пахать, а ты… ты же в декрете отдыхала целых пять лет! И до сих пор не можешь наладить нормальный быт.
Виктория сжала зубы. Больной зуб. Но удержалась.
В комнату вошёл Геннадий, почесывая затылок:
— Мам, ты чего так рано?
— Ох, Геночка, я должна следить за твоими детьми! И за твоей женой. Скажи мне, кто придумал жарить яйца на масле? Детям нужно вареное, не жареное. И вообще, где гречка?
— Мама… — начал Геннадий вяло.
— Ген, я тебя прошу, — Виктория бросила взгляд, полный мольбы. — Скажи ей, что у нас всё хорошо.
— Ну… мам, правда, всё нормально… — Геннадий сел за стол и взял телефон.
— Нормально? Это нормально, что София вчера на физкультуре упала и ногу поцарапала? Мне воспитательница рассказала. Где была Виктория? В интернете? Снова читала эти свои журналы про «успех и женскую силу»?
— Я была на работе! — Виктория сорвалась. — А София уже взрослая, пусть учится подниматься сама!
— «Взрослая»? Ей восемь лет, Виктория! Ты и о Максиме так скажешь, когда он заболеет? «Учись сам выздоравливать, сынок»?
— Хватит! — Виктория бросила лопатку в раковину. — Я стараюсь! Но вы никогда этого не замечаете!
— Потому что стараться мало, — холодно сказала Клавдия Михайловна. — Надо уметь.
София и Максим заглянули на кухню. София шепнула:
— Мама, бабушка опять злится?
— Нет, солнышко, всё хорошо, — Виктория выдавила улыбку.
Но внутри всё клокотало.
Клавдия Михайловна скрестила руки:
— Я не уйду, пока не приведу тут всё в порядок. Виктория, ты должна понять: я не враг тебе. Я — мать моего сына. И я не позволю, чтобы мои внуки выросли невоспитанными и больными.
— Вы… вы хотите сказать, что я плохая мать?
— Я хочу сказать, что тебе нужно учиться. И пока ты учишься, я возьму всё под контроль.
Геннадий поднял глаза от телефона:
— Мам, ну хватит уже…
— Нет, Геннадий! Это твоя обязанность — следить за семьей. Но если ты не можешь, я возьму это на себя.
Виктория больше не могла. Голос дрожал:
— Вы знаете что? Забирайте свой «контроль» и уходите. Сейчас же.
— Виктория! — свекровь аж задохнулась от возмущения. — Это мой дом столько же, сколько и твой!
— Нет, Клавдия Михайловна. Это МОЙ дом. Потому что ипотека на МОЁ имя. Вы когда-нибудь об этом думали?
Тишина повисла тяжелая. Даже чайник зашипел тише.
— Геннадий, ты позволишь ей так со мной разговаривать? — ледяным тоном произнесла свекровь.
— Мам… ну… Вик права. Это её квартира…
— Значит, так. Раз ты выбрал сторону, сынок, я ухожу. Но запомните: этот разговор не последний!
Клавдия Михайловна надела куртку, гремя пакетами.
— И да, Виктория. Курицу убери в морозилку. Хотя… можешь сжечь её, как свои завтраки.
Хлопок двери отозвался эхом в груди.
Геннадий посмотрел на Викторию, как кот, застуканный на столе.
— Вика… ну ты зря. Она просто переживает…
— Геннадий, — голос Виктории был как сталь, — если она ещё раз вломится сюда без звонка, я вызову полицию. И тебе советую решить: ты муж или мальчик, который прячется за маминой юбкой.
Геннадий молчал. Он всегда молчал.
Через неделю Виктория сидела на кухне с кружкой чая и думала, как ей выкрутиться из этого кошмара. Весь дом был наэлектризован после последней стычки с Клавдией Михайловной. Геннадий по-прежнему избегал разговоров. А Виктории всё чаще хотелось взять чемодан и просто уйти.
Но уйти было некуда. Квартира хоть и оформлена на неё, но за плечами — ипотека, дети и неясное будущее.
«Ничего, держись. Главное — не поддаваться…»
Телефон зазвонил. На экране — Геннадий.
— Вика, слушай… — голос у него был виноватый, как у школьника с двойкой по алгебре. — Мама хочет зайти. Она… ну, у неё дело важное. Насчёт наследства от деда.
— Наследства? — Виктория насторожилась. — И при чём здесь мы?
— Там… квартира. Нотариус будет. Она просила, чтобы ты тоже была. Ну, типа семья вся в сборе.
— Ген, ты в своём уме? После всего?
— Вика, ну это же не скандалить. Просто поговорим.
— Хорошо, Геннадий, — она стиснула зубы. — Пусть приходит. Но учти: ещё одно слово в мою сторону, и я выставлю её на лестницу.
Через час дверь снова отворилась.
На пороге стояла Клавдия Михайловна — при параде, с аккуратной укладкой и серьёзным лицом. За ней — мужчина лет пятидесяти в очках и с папкой в руках. Нотариус.
— Здравствуйте, Виктория, — едва заметный кивок, как будто она пришла к заклятому врагу. — Извините за вторжение, но это важный вопрос.
— Проходите, — холодно ответила Виктория.
Нотариус раскрыл папку:
— Дело в том, что после смерти вашего деда, Клавдия Михайловна унаследовала квартиру в центре. Но есть один нюанс…
— Какой ещё нюанс? — Виктория подозрительно прищурилась.
— Дед оформил дарственную на квартиру… на Геннадия.
— ЧТО? — Виктория так резко поднялась, что стул заскрипел. — То есть, квартира — теперь ваша?
— Ну… наша, — виновато пробормотал Геннадий.
Клавдия Михайловна выпрямилась, как генерал перед построением:
— Виктория, не надо делать это трагедией. Я просто предлагаю: продаём ту квартиру, а деньги делим. Половину — детям, половину — нам с Геннадием.
— «Нам с Геннадием»? — голос Виктории дрогнул от ярости. — Вы хоть понимаете, что говорите?
— Прекрасно понимаю, — с ледяной улыбкой сказала свекровь. — У вас же всё равно нет денег на ремонт. А так — купите что-то попроще.
— Подождите! — Виктория шагнула к нотариусу. — Дарственная была до брака?
— Нет, уже в браке, — тот пролистал бумаги. — Но квартира оформлена на Геннадия.
— Отлично, — Виктория повернулась к мужу. — Так вот ты какой, Геннадий. Даже тут — всё мимо меня.
— Вика, это же подарок! Я сам не знал! — оправдывался он, но голос его звучал всё тише.
— Да ну? А я думала, что мы семья. Или это только на бумаге?
— Виктория, не начинайте истерику, — Клавдия Михайловна закатила глаза. — Вам бы эмоции свои держать при себе.
— А вам — язык за зубами! — Виктория резко ударила ладонью по столу. — Давайте сразу: что вы от меня хотите? Чтобы я ушла? Чтобы вы спокойно продали квартиру и делили деньги без моего участия?
— Виктория, вы сами все усложняете. Поймите, я думаю о внуках, а не о себе. Вы слишком эмоциональны для серьёзных дел.
— Я эмоциональна? Это я эмоциональна? — Виктория уже почти кричала. — Это вы вечно лезете в чужую жизнь!
Максим и София стояли у дверей, испуганно сжавшись.
— Мама, папа… вы ругаетесь? — спросила София дрожащим голосом.
— Нет, детка, мы просто разговариваем, — Виктория попыталась улыбнуться, но губы не слушались.
— Виктория, — голос Клавдии Михайловны зазвенел, как натянутый провод, — если вы не хотите принимать участие в обсуждении, я могу всё оформить с Геннадием.
— Отлично! — Виктория скинула фартук и схватила ключи. — Оформляйте! Только не забудьте: когда будете жить припеваючи в центре, детей тоже забирайте к себе. Они же ваши внуки.
— Вика… — Геннадий вскинулся, но Виктория уже была в коридоре.
— Нет, Геннадий! Я устала от вашего молчания! От ваших «ну давай потерпим». От вашей матери, которая считает меня временной нянькой!
Она выскочила на лестницу, захлопнув за собой дверь так, что посыпалась штукатурка.
Клавдия Михайловна посмотрела на сына с прищуром:
— Ну вот, сынок. Видишь, какая у тебя жена? Вечно всё портит.
— Мам, может… может, хватит? — впервые за долгое время в голосе Геннадия прорезалась сталь.
Клавдия Михайловна замолчала.
А внизу Виктория стояла, дрожа от гнева и отчаяния.
«Хватит. Я больше не позволю им управлять моей жизнью. Ни ей. Ни ему. Ни этим “подаркам” с подвохом. Завтра же — к юристу. И точка».
На следующий день Виктория уже сидела в кабинете юриста. Строгая женщина в очках, похожая на директора школы, листала бумаги.
— Ситуация классическая, — сказала она сухо. — Квартира оформлена на мужа, но вы имеете право на половину, так как имущество нажито в браке. И да… алименты на детей.
— Отлично, — кивнула Виктория. — Только мне не половина нужна. Мне — свобода.
— Это дороже. Но попробуем, — юрист впервые улыбнулась.
Виктория подписала доверенность и вышла на улицу. В груди клокотало странное чувство. Не страх. Не вина. Это было похоже на облегчение.
«Геннадий сам загнал нас в эту яму. Пусть теперь выползает без меня».
Вечером дома всё было как в замедленной съёмке. Геннадий сидел на диване с бокалом, глаза — пустые. В кухне возилась Клавдия Михайловна, грела суп, как будто война прошла стороной.
— Виктория, поговорим? — голос Геннадия звучал натянуто.
— Поговорим, — она сняла пальто. — Я подаю на развод.
Суп Клавдии Михайловны выплеснулся через край.
— ЧТО?! — свекровь выскочила из-за стола. — Да ты в своём уме?! У тебя двое детей! Ты куда собралась?
— К жизни без ваших упрёков и советов, — Виктория сняла сапоги. — Без ваших «Вика, а что это за борщ?», «Вика, а почему у детей носки не глажены?», «Вика, а ты вообще жена или так… соседка по ипотеке?»
— Ты неблагодарная! — закричала Клавдия Михайловна. — Да если бы не мы с Геной, ты бы до сих пор по съёмным углам шлялась!
— Вы правы, Клавдия Михайловна, — с ледяной вежливостью сказала Виктория. — Но теперь я готова шляться. Только без вас.
— Вика, подожди, давай спокойно… — начал Геннадий.
— Спокойно? — Виктория засмеялась. — Ты вообще понимаешь, что за все эти годы ни разу не встал на мою сторону? Ни разу не сказал матери: «Хватит». Зато теперь у тебя есть квартира. Поздравляю! Живите с мамой счастливо.
— Ты не имеешь права забирать детей! — вскинулась Клавдия Михайловна. — Они наши! Я их воспитывала не меньше твоего!
— Правда? — Виктория сощурилась. — Тогда забирайте. Только сначала посидите с ними по ночам, когда у Максима температура. Проведите выходные в детской поликлинике. Сдайте с Софией контрольную по математике. Посмотрим, как вы запоёте.
— Ты стерва! — Клавдия Михайловна шагнула к ней. — Я знала, что ты разрушишь семью!
— А семья ли это? — Виктория шагнула навстречу. — Семья — это когда друг за друга. А у нас — мама и сынок против «чужой тётки».
Клавдия Михайловна замахнулась. Но Виктория перехватила её руку.
— Не советую, — холодно сказала она. — А то будете потом объяснять детям, почему бабушка кидалась на их мать.
Геннадий вскочил.
— Мам, хватит! — он схватил мать за локоть. — Хватит всё портить!
— Что? — обернулась Клавдия Михайловна. — Это я всё порчу? Я?!
— Да, мама. Ты. — голос Геннадия был тихим, но твёрдым. — И Вика права. Это не семья. Это цирк.
— Геннадий! — Клавдия Михайловна осела на стул. — Ты тоже против меня?
— Я за себя. И за детей, — он устало провёл рукой по лицу. — Вика, если ты хочешь развода… ладно. Я не буду мешать.
Виктория удивлённо подняла брови.
— Ну наконец-то, Геннадий. Ты сказал что-то своё.
Через месяц Виктория стояла на балконе новой квартиры. Маленькой, но своей. Дети играли в комнате, смеясь и переругиваясь.
Телефон пискнул: сообщение от Геннадия.
«Я перевёл алименты. И… спасибо. Ты была права. Прости, что понял это поздно.»
Она улыбнулась.
«Ничего, Гена. Пусть поздно, но понял.»
И впервые за много лет Виктория вздохнула полной грудью. Без страха, без злости. Только с ощущением, что всё впереди.
Конец.