Нет, Нина Павловна! Я не буду гасить ваш кредит на шубу! И переписывать дом на Антона тоже не собираюсь!
Телефон я швырнула в кресло. Ещё звонит. Третий раз за час. Почему они решили, что бабушкин дом в деревне — это золотая жила? Почему вообще считают, что имеют право на МОЁ наследство?
Мне кажется, или дышать стало труднее? В висках стучит. Руки трясутся так, что кофе расплескался на столешницу.
Три месяца. Всего три месяца прошло с тех пор, как бабушка Вера умерла. Я ещё даже не успела толком погоревать — а они уже делят её дом!
Всё началось с того злополучного звонка нотариуса. Я тогда как раз возвращалась с работы. Ноги гудели после смены в кафе, где я работаю официанткой. Восемь часов на ногах, вечные «девушка, принесите ещё соль» и «почему так долго готовится мой стейк?»
Я мечтала только о горячей ванне и сне. И тут звонок.
— Анна Сергеевна? Вам досталось наследство от Веры Петровны Соколовой. Дом в деревне Ольховка.
Я не сразу поняла. Бабушкин дом? Тот самый, с перекошенным крыльцом и печкой, которую нужно постоянно подтапливать?
Да, тот самый дом, где пахло пирогами с яблоками. Где я проводила каждое лето до шестнадцати лет. Где бабушка рассказывала сказки на ночь, даже когда я считала себя слишком взрослой для этого.
Вечером я позвонила маме. Она вздохнула:
— Аня, там одни проблемы. Крыша течёт, фундамент трескается. Денег на ремонт нужно больше, чем стоит сам дом.
Но я решила — съезжу, посмотрю. Может, не так всё страшно?
И вот тут-то в игру вступили Антон и его драгоценная мамочка.
Мы с Антоном уже месяц как в процессе развода. Позади шесть лет брака, в которых он превратился из милого студента-художника в вечно недовольного маминого сыночка. Денюжки на нашу дочь он давал неохотно, постоянно жалуясь на безденежье. Хотя на новый PlayStation деньги всегда находились.
Нина Павловна, моя свекровь, узнала про наследство от общих знакомых. И тут же решила, что на мне сорвался джекпот.
— Аня! — затрезвонила она мне в тот же вечер. — Это же Ольховка! Там участки по миллиону сейчас! Там же коттеджный посёлок строят рядом!
У меня аж во рту пересохло.
— Какой ещё коттеджный посёлок?
— Элитный! — взвизгнула Нина Павловна. — Твой дом теперь золотая жила!
Я попыталась объяснить, что дом в аварийном состоянии. Что до ближайшего магазина пять километров пешком. Что водопровода там нет, только колодец.
Но разве она слушала?
— Ты ведь поможешь Антону с первым взносом на квартиру? — перебила она меня. — И мой кредит можно закрыть, всего-то триста тысяч осталось...
Я бросила трубку.
На следующий день позвонил Антон.
— Слушай, раз у тебя теперь есть недвижимость, может, я алименты платить не буду? — заявил он как ни в чём не бывало. — В счёт доли Машки в наследстве.
Машка — это наша пятилетняя дочь. Которой он за последний месяц даже не позвонил.
Воздух застрял где-то в горле.
— Антон, иди к чёрту, — тихо сказала я и отключилась.
В выходные я всё-таки поехала в Ольховку. Взяла Машку с собой — пусть увидит бабушкин дом, пока он ещё цел.
Дом оказался ещё хуже, чем я помнила. Крыльцо почти развалилось. Стены покосились. Внутри пахло сыростью и застарелой печной гарью.
Зато Машка была в восторге. Она носилась по заросшему участку, собирала палочки и камешки, изображала фею в "волшебном лесу".
— Мам, это наш дом? Мы тут будем жить?
— Нет, зайка. Тут нужен большой ремонт...
— А можно отремонтировать? Тут так классно!
Я вздохнула. На ремонт нужны деньги, которых у меня нет.
Вечером зашёл сосед — Дмитрий Петрович, молчаливый фермер лет пятидесяти. Принёс парного молока и домашнего хлеба.
— Верочка часто о вас рассказывала, — сказал он, оглядывая дом. — Жаль, что не успела дождаться.
Я кивнула, комок в горле не давал говорить.
— Продавать будете? — спросил он прямо.
— Не знаю. Говорят, тут коттеджный посёлок строят?
Дмитрий Петрович хмыкнул:
— Кто говорит? Десять лет уже байки ходят. Начали было, да бросили. Инвестор обанкротился.
Вот тебе и золотая жила.
— А сколько вообще может стоить этот дом? — спросила я.
— В таком состоянии? — он задумался. — Тысяч триста-четыреста. За участок в основном. Дом под снос.
Я поблагодарила за честность. Когда он ушёл, мы с Машкой легли спать на старой бабушкиной кровати. Я слушала, как скрипит дом, как шелестят листья яблонь за окном, и думала.
Может, и правда продать? Всё равно на ремонт денег нет. Хватит хотя бы на первый взнос за маленькую квартиру...
***
В понедельник я вернулась в город, и тут началось.
Нина Павловна атаковала меня звонками. Она уже распланировала, как мы продадим дом «минимум за три миллиона». Как я оплачу её кредит, а остальное «вложим в бизнес Антона».
— Какой ещё бизнес? — не выдержала я. — Он полгода назад хотел открыть тату-салон, но даже эскизы не доделал!
— Не твоё дело! — отрезала свекровь. — Ты обязана помочь отцу своего ребёнка!
Я положила трубку, но руки тряслись так, что телефон едва не выпал.
А потом позвонил Антон.
— Я думаю, нам нужно переоформить дом на меня, — заявил он. — Ты же всё равно ничего в недвижимости не понимаешь. А я всё организую, продам подороже...
— Антон, это МОЁ наследство. Ты мне даже уже почти не муж.
— Но я отец Машки! — возмутился он. — И имею право на долю в твоём имуществе!
— Какую ещё долю? Мы разводимся!
— Но Машка — моя дочь! Значит, ты должна...
И тут меня прорвало.
— Я НИЧЕГО ТЕБЕ НЕ ДОЛЖНА!
В трубке повисла тишина.
— Три года я тащила на себе и дом, и ребёнка! Три года я закрывала глаза на твои "творческие кризисы" и пьянки с друзьями! А теперь ты заявляешься, когда запахло деньгами?!
— Аня, ты чего...
— НЕТ! — я почти кричала. — Дом не продаётся! Ни тебе, ни твоей мамаше я ни копейки не дам! Хватит сидеть у меня на шее!
Я бросила трубку и разрыдалась. От злости, от обиды, от накопившейся усталости.
Машка выглянула из своей комнаты, испуганная. Я вытерла слёзы и обняла её.
— Всё хорошо, зайка. Мама просто немного расстроилась.
Через неделю я взяла отгулы и снова поехала в Ольховку. Одна, оставив Машку с мамой.
Я бродила по участку, вспоминая, как бабушка учила меня отличать сорняки от полезных трав. Как мы собирали яблоки и варили варенье.
Дмитрий Петрович снова зашёл в гости, на этот раз с чертежами.
— Посмотрите, Анна. Если заменить эти несущие балки и укрепить фундамент, дом простоит ещё лет тридцать.
Я растерялась:
— Но зачем вы...
— Верочка была хорошим человеком, — просто сказал он. — А у меня руки из нужного места растут. Поможем с ремонтом всем миром. Тут народ отзывчивый.
В горле снова встал комок.
Вечером я сидела на крыльце и смотрела на закат. Телефон снова зазвонил — Нина Павловна. Я сбросила вызов.
Через минуту пришло сообщение:
«Неблагодарная! После всего, что мы для тебя сделали! Антон прав — ты всегда была эгоисткой!»
И тут меня осенило.
Я не буду продавать дом. Я буду его восстанавливать. Потихоньку, понемногу. С помощью таких людей, как Дмитрий Петрович.
Это будет наш с Машкой дом. Наше убежище. Место, где пахнет яблоками и звёзды видны так ясно, как никогда в городе.
А Нина Павловна и Антон... пусть сами решают свои проблемы. Без меня.
Прошёл год.
Крыша больше не течёт. Крыльцо заново отстроено — крепкое, с резными перилами. В саду Машка посадила свою первую грядку с морковкой.
Антон звонит раз в месяц, чтобы поговорить с дочерью. О деньгах больше не заикается. Нина Павловна при встрече делает вид, что не замечает меня.
А я... я научилась говорить "нет". Научилась защищать свои границы. Научилась не чувствовать вину за чужие ожидания.
Сегодня мы с Машкой снова едем в Ольховку. У нас теперь традиция — каждые выходные проводить там. Дмитрий Петрович обещал научить нас делать скворечники.
Знаете, в чём ирония? Недавно я узнала, что участки рядом с Ольховкой действительно подорожали. Нет, не из-за мифического коттеджного посёлка. Просто город расширяется, и теперь сюда ходит автобус три раза в день.
Но я всё равно не продам дом. Некоторые вещи дороже денег.
Например, воскресное утро, когда мы с Машкой печём пироги по бабушкиному рецепту. Или вечер на крыльце с кружкой чая и книгой, пока засыпает деревня.
Или это чувство — что у тебя наконец-то есть место, которое по-настоящему твоё. И никто не имеет права говорить тебе, как им распорядиться.
Никто и никогда больше не заставит меня чувствовать себя виноватой за то, что я выбираю свой путь. Свекровям и бывшим мужьям пора понять: чужое наследство — это чужое наследство. А моя жизнь — это моя жизнь!
Читайте также :